18-кратной чемпионке СССР по теннису, известному спортивному комментатору Анне Дмитриевой исполняется 80 лет.
У Анны Владимировны интереснейшая семья. Она дочь известного театрального художника Владимира Дмитриева и актрисы Марины Пастуховой-Дмитриевой. Её брат — телеведущий Владимир Молчанов, а крёстная мама — Ольга Книппер-Чехова (жена Чехова). Первый муж Михаил — внук Алексея Толстого, второй, Дмитрий, — внук писателя Корнея Чуковского.
Шум после смерти Марадоны меня безумно удивил. Потому что мне он перестал быть интересен лет 20 назад.
Папа жил широко
Владимир Полупанов, «АиФ»: Вы знали Солженицына, Каверина, Шостаковича — людей, которых можно назвать великими. Евгений Гришковец сказал мне в интервью, что сегодня таких нет: «Сейчас не время великих!» Прав ли он, на ваш взгляд?
Анна Дмитриева: Никогда не задумывалась на эту тему. Тех людей, о которых вы говорите, я узнала, когда была ребёнком. Я не могла считать их великими, потому что они составляли окружение моей семьи. На расстоянии, спустя время, мы оцениваем гораздо возвышеннее достижения тех, кто уже ушёл. Хотя великими можно назвать не только тех, кого нет с нами, — Солженицына, Лихачёва, Сахарова, но и тех, кто ныне живёт и здравствует, — Билла Гейтса, Илона Маска и т. д.
— Диего Марадону, недавно ушедшего от нас, тоже считают великим. При этом он был замешан в большом количестве скандалов, страдал наркозависимостью. На ваш взгляд, великий человек обязательно должен обладать массой недостатков и всегда отступать от общепринятых норм?
— Шум после смерти Марадоны меня безумно удивил. Потому что мне он перестал быть интересен лет 20 назад. Я помню, как он приезжал в Москву в 2006 г. на финал Кубка Дэвиса, в котором сошлись сборные России и Аргентины, а потом побывал в России во время чемпионата мира по футболу. На него было неловко смотреть, настолько чудовищно он выглядел. Было понятно, что этот человек далёк от сегодняшней жизни. Но в Аргентине его обожают, футболисты считают его чуть ли не богом. Хотя, по моему мнению, его величие давно закончилось.
— Ваш отец был лауреатом четырёх Сталинских премий. Можете рассказать, на что они были потрачены?
— Понятия не имею, я была слишком маленькой. Но помню очень хорошо, что у папы было несколько учеников, которые практически существовали за его счёт. Они у нас жили, ели, пили и считали наше жильё своим домом, как это часто бывает у молодых художников. На них, скорее всего, папа и тратил деньги. Папа помогал также сослуживцам, которые вместе с ним работали в театре. Например, Елене Васильевне Сафоновой, родной сестре Анны Тимирёвой (вдова Колчака), семья которой осталась без денег, как вы понимаете. Думаю, и Тимирёвой он помогал время от времени. В общем, жил папа широко, насколько это было возможно в то время. У нас был достаток, но роскоши никакой не было.
— В одном из интервью вы говорили, что в вас никогда не было квасного патриотизма, но было понимание, что сор из избы не выносят. И вы его из страны не выносили. Но когда бывали за границей, давали интервью западным журналистам, неужели не испытывали желания рассказать о том, что реально происходит в СССР?
— Если бы я это сделала, то это было бы в первый и последний раз. Но мне это и в голову не приходило. Это не было патриотизмом. Это то же самое, что в семье: мало ли какие проблемы бывают, но ты же не рассказываешь о них на каждом углу. Кстати, меня очень удивляет, когда многие известные женщины делятся своими душевными и эмоциональными потрясениями в жизни, особенно на телевизионных ток-шоу. Мне кажется, надо беречь личное пространство.
Медведев — очень интересный игрок с нестандартной манерой ударов. Ощущение, что при подаче он как будто кнут швыряет, словно пастух, который погоняет стадо.
И тут кончилась виза
— Вы как-то рассказывали, что «сливали» матчи по приказу ЦК. Например, советский теннисист Тоомас Лейус даже парил ногу в кипятке, чтобы с утра показать, что нога распухла и он не может играть с южноафриканцами.
— Мы вынуждены были это делать. Мы не имели права выходить на корт против спортсменов из ЮАР по политическим причинам — апартеид и т. п. Это было требование ЦК. Чтобы избежать встречи с подобным соперником, мы должны были либо проиграть на предыдущем этапе, либо публично отказаться от дальнейшей борьбы. Но публичный отказ вызвал бы огромный резонанс, в большой теннисной семье мы бы чувствовали себя изгоями. Проигрыш же был неким компромиссом. И вот мы играем и в случае победы выходим на ЮАР. И мы специально проигрываем. Не по собственной инициативе, а чтобы прикрыть идиотизм решения наших партийных руководителей. А, скажем, вынужденный проигрыш в полуфинале «Ролан Гаррос» был связан с тем, что у нас заканчивалась виза. Мы не имели права находиться за границей больше положенного срока, указанного в выездной визе. И как только наступала определённая дата, нам приходилось проигрывать. Это опять же был приказ сверху. Все это понимали. 
— По вашему признанию, теннисные матчи прошлых лет кажутся вам не такими интересными, потому что там всё очень медленно происходит. Сегодня теннис и вообще спорт стало интереснее смотреть?
— Я не говорила, что теннис был менее интересен. Это был вообще не теннис, а другая игра. Мы уже в наши дни как-то получили запись знаменитого матча 1977 г. Борга и Герулайтиса на Уимблдоне. Считалось, что это вершина возможностей человека с ракеткой и мячом. Мы с Александром Метревели сели комментировать, сразу предупредив: дескать, мы с вами увидим суперматч — тот эталон, к которому надо стремиться. А когда стали его смотреть, вдруг возникло ощущение, что спортсмены бабочку ловят сачком. Всё так медленно, пусть и в тактическом плане было много любопытных вещей. Видимо, у них существовал лимит скоростных возможностей.
— Следите ли вы сегодня за теннисом? Как вам новая звезда Даниил Медведев?
— Теннис не выпускаю из поля зрения ни на секунду. Хотя не могу сказать, что меня это так волнует сегодня. Скорее, по привычке. А Медведев — очень интересный игрок с нестандартной манерой ударов. Ощущение, что при подаче он как будто кнут швыряет, словно пастух, который погоняет стадо. Слышится похожий свист — настолько легко он разгоняет ракетку. Все его движения трудно предугадывать. А в современном скоростном теннисе элемент предугадывания — это, наверное, высший пилотаж.
Кроме того, он любопытная личность. Будучи маленьким, был взрывным — устраивал истерики, когда проигрывал. Позволял себе другие вольности, за которые его осуждали судьи. Например, 3 года назад на Уимблдоне ему показалось, что судья была несправедлива (Медведев проиграл бельгийцу Рубену Бемельмансу. — Ред.). И Даниил швырнул ей монеты, которые достал из портмоне. А это Уимблдон, где все следят за этикетом! Это воспринималось как страшное faux pas (неверный шаг. — Ред.). Сейчас Даниил научился держать себя в руках. Приятно, что он ещё и интеллектуально развит, прекрасно владеет двумя языками, даёт яркие интервью.
Сейчас вообще мало спортивных событий. Но по привычке слежу почти за всем: помимо тенниса за лыжами, биатлоном, лёгкой атлетикой, которой в этом году, по сути, не было.
Кавголово или Калгари?
— Помните ли вы свои смешные оговорки или оговорки коллег-комментаторов, которые вы рассказываете как анекдот?
— Самая взволновавшая меня оговорка была произнесена Николаем Озеровым, когда мы с ним вели церемонию закрытия Олимпиады-1984 в Сараево. Это была очень ответственная работа, я очень волновалась, а Николай Николаевич к этому привык. Наконец всё подошло к финалу Игр. Озерову осталось сказать последнюю фразу, и он произнёс: «Мы прощаемся с тобой, Сараево, до встречи в Кавголово». Он посмотрел на меня с ужасом — мол, откуда это выскочило? Мы выключили микрофоны, и Озеров произнёс: «Напиши крупными буквами „Калгари“. Я повторю с ещё большим пафосом. И пусть каждый подумает, что он ослышался». Он это сделал. И только тогда мы перевели дух. А когда мы спускались вниз, в подтрибунное помещение, Николай Николаевич пошутил: «Если первый секретарь Кавголовского обкома партии это слышал, думаю, у него ёкнуло сердце».
— Чем вы сегодня занимаетесь?
— Ничем. Слава богу, ещё могу радовать членов своей большой семьи, когда они ко мне приходят в гости. Много читаю. Хотя сейчас уже нет смысла заниматься самообразованием, мне это уже не понадобится. Но тем не менее читаю то, что в своё время не успела или прочитала мимоходом, не вникая — будь то классика, мемуары. Комментировала недавно на канале «Евроспорт» турнир на кортах «Ролан Гаррос». Иногда я это делаю, но не то чтобы с утра до вечера. Сейчас вообще мало спортивных событий. Но по привычке слежу почти за всем: помимо тенниса за лыжами, биатлоном, лёгкой атлетикой, которой в этом году, по сути, не было.
— Как будете отмечать свой юбилей?
— Никак. И мечтаю о том, чтобы его никто не отмечал (смеётся).
