О призовых, которые он так и не увидел, контрабанде и самолёте Ельцина Чесноков, которому исполнилось 55 лет, рассказывает «АиФ».
Пройти бы таможню
Дмитрий Гранцев, «АиФ»: Сегодня лишь состоятельные родители могут позволить себе отдать ребёнка в теннис. В СССР всё было доступнее?
Андрей Чесноков: Формально – доступнее. Вот только не было ничего – ни мячей, ни ракеток, ни теннисных тапочек. Закрытых кортов – по пальцам пересчитать. Подростком я тренировался на корте лишь 3 часа в неделю, зимой в основном в хоккей гонял. Думаю, родись я не в СССР, добился бы большего в теннисе.
У меня вообще нет ностальгии по Союзу, одни какие-то невесёлые воспоминания. Жили мы с мамой и бабушкой в конуре, иначе квартиру не назовёшь, и бесконечно что-то доставали. «Достать» – главный глагол того времени. Достать продуктовый заказ, в котором к чему-то приличному прилагалось то, что даже собаки есть отказывались. Достать апельсины – для чего надо метнуться на другой конец города и отстоять в очереди. Мама даже корки от них не выбрасывала, а замораживала, чтобы потом бросать в чай… Мы делали ракеты, в области балета были впереди планеты, только в холодильниках у всех было пусто.
– Когда стали выезжать на заграничные турниры, жизнь наладилась?
– Ну как «наладилась»… Когда меня спрашивали, какой результат светит на соревнованиях, я отвечал: «Зависит от того, как пройду таможню». Объясню. Суточные были 25 долл. Но если рвались струны на ракетке, все суточные уходили на струны. Поэтому мама перед отъездом набивала мою сумку тушёнкой. Если тушёнку отбирали на таможне, значит, на соревнованиях я голодал. Хорошо, если в гостинице на завтраке был шведский стол: можно было оттуда что-то стащить. Помню, жара, иностранцы сидят в столовой в шортах, только я потею в спортивном костюме. Всё потому, что в костюме есть карманы.
Мы не должны были, например, играть с израильтянами. Чтобы избежать встречи на корте с идеологическим противником, надо было проиграть на предыдущем этапе.
– Икру за границу на продажу возили?
– С икрой не связывался, у меня были другие приоритеты. А так этим многие занимались. Каждый раз перед поездкой мы выслушивали от чиновников речи о моральном облике советских спортсменов и т. д. Но сколько бы нам ни промывали мозги, всё равно почти все везли в багаже что-то запрещённое.
А в 90-х вообще дело до урана доходило.
– Как это?
– Были такие шустрые предприниматели, которые предлагали теннисистам подработать «курьерами». Мне 1 млн долл. давали за то, что возьму с собой кило урана. Хватило ума не ввязаться в это. Но я могу назвать 4–5 человек, которые перевозили уран за рубеж. Кончили они плохо, сгорели от онкологических заболеваний.
Вcё в госказну
– Анна Дмитриева рассказывала, что ей приходилось сливать матчи по указу ЦК. Вы с чем-то подобным сталкивались?
– Было. Мы не должны были, например, играть с израильтянами. Чтобы избежать встречи на корте с идеологическим противником, надо было проиграть на предыдущем этапе. Такова воля партии. И мы уступали тем, кого были на голову сильнее.
– В 1989 г. вы отказались отдать свои призовые Спорткомитету. Понятно, перестройка. Но всё равно смело.
– Я тогда призовыми получал на соревнованиях по 150–200 тыс. долл. Можно было 20–30 квартир купить! Но вся валюта шла в госказну. А потом случился эпизод, после которого моё терпение лопнуло. Я несколько месяцев колесил по турнирам, ужасно соскучился по маме и бабушке, позвонил им в Москву и наговорил на 50 долл. Мне сказали оплатить этот счёт, я предложил взять деньги из моих призовых. В ответ: «Не положено». И я взбунтовался, решил оставить призовые себе. Так же поступила и Наташа Зверева. Спорткомитет нас запугивал, грозился сделать невыездными. Но мы были слишком известными теннисистами, нас нельзя было просто взять и закрыть. В общем, пусть не сразу, но систему мы эту сломали.
– Знаю, на призовые, полученные на Открытом чемпионате Франции в том же году, вы купили перфораторы кожи.
– В 1989 г. под Уфой произошла страшная железнодорожная катастрофа. Люди горели заживо, очень много пострадавших. Перфораторов, с помощью которых на обожжённом участке растягивают куски кожи, в СССР почти не было. Я их купил, привёз в институт Вишневского. Меня встретил главврач, и первое, что он спросил: «Зачем вы это сделали?» Тогда просто не знали, что такое благотворительность, представляете?! А у меня была возможность помогать, вот я и помогал. Например, я числился в «Динамо», где мне капала зарплата. Деньги я не забирал, и через 3 года скопилась приличная сумма. Я попросил бухгалтерию перевести её на счёт детдома. Там пальцем у виска покрутили: мол, совсем ку-ку.
В самолёте кроме экипажа нас было четверо: Борис Николаевич, Наина Иосифовна, Шамиль Тарпищев и я. Выпили две бутылки вина. А когда приземлились, Ельцин предложил поехать к нему и продолжить. Но тут же вмешалась супруга: «Боренька, тебе достаточно, отдыхать надо».
– Сейчас благотворительностью занимаетесь?
– Меньше. Я же многодетный отец: два ребёнка от первого брака, три – от второго. Мне им бы помочь!
– Вы единственный российский теннисист, награждённый орденом Мужества.
– И в мыслях не было, что за победу над немцем Штихом в Кубке Дэвиса (1995 г. – Ред.) мне что-то полагается. Когда узнал, что Ельцин решил меня наградить, опешил. Но вообще не люблю разговоры об орденах, медалях. Я не из той породы, что вешают их себе на грудь.
– С Ельциным приходилось сидеть за одним столом, выпивать?
– Когда Борис Николаевич ещё не был президентом, он играл в теннис на стадионе «Дружба», где я часто тренировался. После тренировки мог сказать: «Пойдём чайку попьём». А чтобы алкоголь? Один раз было – в президентском самолёте. Мы с Ельциным встретились на турнире в Питере, он предложил «подкинуть» до Москвы, узнав, что у меня нет обратного билета. В самолёте кроме экипажа нас было четверо: Борис Николаевич, Наина Иосифовна, Шамиль Тарпищев и я. Выпили две бутылки вина. А когда приземлились, Ельцин предложил поехать к нему и продолжить. Но тут же вмешалась супруга: «Боренька, тебе достаточно, отдыхать надо».
У нас всё из своего кармана. А если в кармане пусто, то не будет и результата. Тот же Данила Медведев. Прорыв случился благодаря его личному энтузиазму и родителям, которым памятник надо ставить.
– Из той команды, что играла на Кубке Дэвиса в 1995 г., у всех как-то не сложилось в личной жизни. У вас за плечами два развода. Пережил развод Волков, скончавшийся в 2019 г. Кафельников тоже развёлся, теперь выясняет отношения с дочкой в публичном пространстве...
– В чём-то мы, наверное, одинокие волки. Теннис – исключительно индивидуальный вид спорта, это накладывает свой отпечаток. Но люди все разные, разная степень уживаемости, разный характер… Саша Волков имел проблемы с алкоголем. Когда он умер (в возрасте 52 лет. – Ред.), я сразу сказал: всё от этого. Знаешь, сколько в меня камней полетело? Но это правда. А Кафельников… Он человек такой – колючий, как репейник. Выражений не подбирает, что думает, то и лепит – хоть про окружающих, хоть про власть. Но это, на мой взгляд, лучше, чем шипеть за спиной.
Схлопотал пулю
– Какие проблемы сегодня у российского тенниса?
– Главная – финансовый голод. Не только в теннисе, в спорте в целом. Денег всегда не хватало, а сегодня это усугубилось очередным кризисом. У большинства спортивных федераций нет тех средств, что нужны. Вот, например, Лена Веснина (чемпионка Олимпиады-2016. – Ред.) вернулась в теннис после рождения ребёнка. Думаете, ей кто-то помогает – с ракетками, кортом, страховкой? У нас всё из своего кармана. А если в кармане пусто, то не будет и результата. Тот же Данила Медведев (победитель Итогового турнира ATP в 2020 г. – Ред.). Прорыв случился благодаря его личному энтузиазму и родителям, которым памятник надо ставить.
– Вы раньше работали с Весниной. Будете снова тренировать её?
– В ноябре-декабре я пытался заниматься с Леной, но понял, что физически не тяну. Вставал в 5.30 утра, за день по 5–6 тренировок с разными людьми – просто какой-то конвейер. Я так измотался, что похудел на 10 кг.
– 55 лет дают о себе знать?
– Дело не в этом. Просто иногда перегораешь. Поэтому решил, что нужна пауза, и уехал из Москвы. Зато теперь полон энергии. Планов много. По внутренним ощущениям мне и близко нет 55. Хотя иногда в зеркале вижу, что превращаюсь в старика. Становится немного грустно.
А с другой стороны, оглядываюсь назад и понимаю, что я везунчик. Ведь столько раз жизнь могла оборваться. Например, когда меня в 16 лет чуть не раздавили в «Лужниках». Я потом долго кровью харкал (в 1982 г. в конце матча между «Спартаком» и «Хаарлемом» на трибунах возникла давка, в которой погибли 66 чел. – Ред.). Или когда в Днепропетровске схлопотал пулю от бандитов, заступаясь за марокканского теннисиста. Много было разных передряг, из которых вышел целым. Есть за что благодарить судьбу.
