Андрей Червиченко: «Мы три дня ходили по клубу — искали народные деньги»

Бывшего президента и владельца московского «Спартака» Андрея Червиченко чаще называют злым гением столичного клуба, чем его спасителем. Хотя последнее, в свете того, что команда стояла на грани банкротства, скорее верно. Всё остальное можно списать на симптомы, свойственные любому клубу, переживающему перестройку. И тот факт, что этот процесс с приходом Леонида Федуна затянулся на долгие годы, вряд ли можно ставить в вину Червиченко. Зато теперь он без проблем может вспоминать, чем жил тот «Спартак».

Степан Чаушьян, АиФ.ru: Пик вашей «нелюбви» с болельщиками — это уход символа эпохи Романцева?

Андрей Червиченко: Я бы не сказал. На удивление, на фоне всего остального уход Романцева прошёл как-то спокойно. Если окунуться в мысли фанатов того периода, то, кажется, к Романцеву у них уже были смешанные чувства. Он, конечно, много всего выиграл, но они его уже не воспринимали.

— Сейчас все ждут возвращения Романцева...

— Знаете, я думаю, Олег Иванович вряд ли вернётся. Вот как я вижу эту ситуацию. После «Спартака» он попробовал себя в двух или трёх командах, и там, и там не сложилось. И для того, чтобы всё время оставаться великим тренером в глазах людей, в третий раз ошибиться — непозволительная роскошь. Одной неудачей сейчас Романцев может нивелировать все свои былые заслуги. Но и преуменьшать его заслуг нельзя. То, что он выиграл в нашем чемпионате, — абсолютно гениально. В то время он был самым лучшим тренером в стране.

— Как производилась на тот момент селекция, потому что именно с этим периодом связана самая большая текучка иностранных кадров в «Спартаке»?

— Я не специалист в селекции. Но мне было интересно, я отсматривал записи с футболистами. На мой взгляд, они были ничего. Но я ещё раз скажу, я же не профессионал в этом. Да и время, в которое всё это происходило, надо учитывать. Африканские команды выстрелили на чемпионате мира, и все стали ставить на африканских футболистов, которых гребли пачками. С Африкой очень тяжело разбираться, и пока ты игрока не получишь сюда, ты не поймёшь, что он из себя представляет, ты не можешь сказать, сколько ему на самом деле лет. То, что написано в его паспорте, не обязательно соответствует его реальному возрасту. Но все эти африканцы были не очень дорогими, поэтому можно было позволить себе ситуацию, когда ты берёшь несколько футболистов, отсматриваешь и оставляешь себе одного. Поэтому я не до конца понимаю всей истерии по поводу их количества в «Спартаке». Ну взяли десять, а одного оставили — что в этом такого? Кому от этого плохо? Тогда кричали, что это всё в «народной» команде делается на «народные деньги». После этого я остановил работу в клубе, и три дня мы ходили по зданию, искали народные деньги — я всё пытался понять, где они, но никак не смог.

— Что за история с клубом из Киншасы, который «нашёлся» на балансе «Спартака» в 2001 году?

— Я даже не сразу вспомнил про эту команду из Конго. Там, кстати, за «Спартаком» ещё какие-то матрасы числились. Было такое. Кроме африканского клуба, у нас была ещё какая-то команды из Якутии. Вообще там был целый сброд из непонятных команд, которые с нами якобы работали. Конечно, мы всё это «почистили», позакрывали, ликвидировали все эти вещи. Были такие моменты, когда волосы дыбом вставали. Кстати, из Киншасы как раз, потому что брать у того клуба было нечего, привезли трёх человек в команду. Один из них — как раз тот самый Мукунку. Его и оставили, потому что он был единственным, кто хоть что-то из себя представлял. В этот клуб какие-то активы всё-таки были сброшены — нужно было хоть что-то получить от клуба. Вот так у нас и появился этот «красавец».

— Ещё одна «народная» история — мячик в логотипе «Спартака». Почему клуб всё никак не может избавиться от него, несмотря на желание фанатов?

— Честно говоря, я никогда не хотел от него избавиться. Это хотели сделать болельщики, называя эту эмблему беременной. Но для меня это было непонятно. Я вообще всех этих истерик по отношению к названиям, эмблемам, которые якобы нельзя трогать, не понимаю. А по делу, существовал конфликт между центральным обществом «Спартака» и футбольным клубом. И центральное общество, которому принадлежали права на ромбик без мяча, просило за его использование какие-то деньги. Может, они были и не такие грандиозные, но тут был вопрос принципа. Исторически общество организовали люди, которые создали и этот клуб, то есть общество появилось на базе футбольной команды. Поэтому клуб не должен платить обществу за знак и за название, скорее даже должно быть наоборот. Но обострять этот конфликт не хотелось, поэтому решили жить, как есть. Но вот зачем сейчас этот мяч, который был чёрным, выкрасили в красный, я не знаю.

— А тут еще и четыре звезды над ромбиком придумали...

— Я скажу, зачем эти четыре звезды. Было много объяснений, почему не выигрывает команда. Она не выигрывала сначала из-за меня — «чёрный человек оставил чёрный шлейф». Потом команда не выигрывала из-за автобуса. Автобус сменили. Потом были ещё какие-то проблемы. Но когда уже всех обвинили и со всеми разобрались, поняли, что на самом деле отсутствие десятого чемпионства связано с одной звёздочкой над эмблемой клуба — никак не могли получить вторую, от этого и чемпионство не приходило. Надо было перерисовать, сделать четыре звезды — потом «пятая придёт сама». Вот и всё. Иногда все эти суеверия, которые я слышал в команде, приводили меня в лёгкий шок. Я стоял, как в той пословице «в лыжи обутый»... Я не мог понять — люди прикалываются или они серьёзно начинают мне рассказывать про эти суеверия, которые не дают команде стать чемпионом. Как-то раз, помню, Романцев приезжает на базу и начинает рассказывать, что у него поп по соседству на даче жарил шашлык, а это верный знак того, что мы сегодня не выиграем...

— Во время работы со «Спартаком» вы пересекались с футболистами? Среди болельщиков бытует мнение, что президент должен заниматься только бизнес-вопросами, клубными и административными делами, а с футболистами — ничего.

— Нет. Он должен быть как нянька с футболистами. И если вы думаете, что тренер в этом плане сильно отличается от футболистов, вы ошибаетесь. Президент должен быть и с футболистами, и с тренерами вместе. Кто сглаживает все шероховатости и конфликты, которые возникают у тренера с игроками? 

— Или обостряет?..

— Как правило, обострять в задачи и мысли президента не входит. Особенно, если президент сам за всё платит. Для него главной целью является найти консенсус и понимание. Или хотя бы как-то сгладить ситуацию. Если, конечно, нет задачи выгнать тренера или игрока убрать.

— А такая задача может стоять?

— Бывает, что противоречия доходят до каких-то некорректируемых и непоправимых пределов, тогда нужно уже принимать чью-то сторону и жертвовать кем-то одним. Всё бывает, это жизнь. Футбольный клуб — это огромный коллектив, состоящий, в основном, из мужчин. Это обязательно столкновение характеров. Говорят, что два медведя не могут ужиться в одной берлоге. А здесь их должно ужиться пятьдесят. Это всё очень сложно, и нужно постоянно сохранять спокойствие, равновесие и баланс сил.

— Сложно было, наверное, работать под таким прессом?

— Я, в принципе, человек толстокожий в плане нервов. Ещё ребята в армии отмечали: когда все в отпуск уезжают, потом возвращаются и депрессируют неделю – две, а я наоборот — приезжаю и хохочу. На вопрос «почему» отвечаю: «Хорошо на неделю съездил домой. Всё отлично». А у них депрессия, они в себя прийти не могут. Так и здесь. Нужно ко всему относиться философски и понимать, что те люди, которые постоянно кричат, ничего из себя, в основном, не представляют. К их словам надо относиться как к выкрикам. Вы идёте по зоопарку, обезьяна орёт на вас, вы же не обращаете внимания...

— Самая известная ссора в российском футболе, внутри коллектива, — это, наверное, Игорь Денисов, который со скандалом уходил из питерского «Зенита». Скандал был потому, что у легионера была зарплата больше. В итоге Денисов ушёл в «Анжи». Часто такие ситуации возникают в клубе?

— Каждый футболист считает себя практически гениальным, и если он не попадает в состав, то это не его вина, а вина тренера и каких-то злых сил. Недовольство зарплатой существует практически на протяжении всей карьеры. Кто-то спокойно об этом говорит, кто-то ходит и бубнит себе под нос, кто-то начинает об этом громко и зычно кричать, как это сделал Денисов. Как подсказывает мой опыт, это происходит не только в голове футболиста, существует ещё второе лицо в этой ситуации — жена, или спутница, или ещё кто — кто-то, кто подогревает проблему, пока человек занят футболом. В ситуации с Денисовым, в первую очередь, была допущена ошибка внутри клуба: дикий разброс, разрыв зарплаты, то, что об этом стало известно. Делать это нужно хотя бы как-то камерно, закрыто. Если вы хотите этого игрока получить — я говорю о Халке — но понимаете, что разговоры о его зарплате вызовут такую бурную реакцию со стороны других ребят, нужно сделать эту информацию более закрытой. Можно понять Денисова, он давно играет, на тот момент был капитаном сборной, один из самых больших игроков, лидеров российской компании. То, что он получал в одной команде, делая одно дело, в шесть раз меньше Халка, должно было вызвать неприятие. Я слышал, что на тот момент Денисов два получал, а Халк — двенадцать.

— Мы говорили о жене или каких-то родственниках или друзьях, но есть ещё две стороны: агенты и пресса. Все зарплаты активно обсуждаются в прессе, даже если клуб не выносит это напоказ.

— Да, вы об этом говорите, потому что это интересно слушать. Интереснее, чем чужие деньги или чужие склоки, для людей нет ничего. Всем это любопытно, особенно когда идёт разговор о таких заоблачных цифрах. 

— А когда вы были президентом, пресса вам много проблем доставляла?

— В принципе, да. Но меня никогда не раздражала правильная критика. Меня раздражало, когда люди вообще не понимают, о чём идёт речь, и при этом судят, рассуждают, делают выводы, которые с реальностью не имеют ничего общего. Это, на самом деле, не то что раздражало, а даже злило. Пресса — тот же двигатель прогресса, поскольку это критика, то же развитие. Без этого невозможно двигаться дальше, потому что без возможности видеть свои погрешности ты будешь почивать на лаврах. Поэтому, с одной стороны, всё это важно, с другой, — должно быть более профессионально, опираться на факты, и выводы должны быть более глубокими, а не просто импульс одного журналиста.

— А было такое, что из-за какой-нибудь публикации в прессе срывался трансфер, например? Потому что очень любят об этом судачить, мол, перехватил какого-то игрока другой футбольный клуб.

— Первое, что на память пришло, — это когда мы насчёт Иржи Ярошика договаривались, и у нас попросили какую-то цифру — четыре миллиона или чуть больше. Мы долго обсуждали, потом появилась заметка, что «Спартак» ведёт переговоры, и тут же ЦСКА купил его за 3,75 или что-то около того. Такие были ситуации, иногда поспешность журналистов влияет на исход переговоров. 

— По поводу агентов: это боль российского футбола или необходимая вещь какая-то, ангелы-хранители футболистов?

— По поводу агентов: это бред российского футбола, который раскачивает наш нынешний его руководитель Николай Толстых, поскольку больше ему апеллировать в своих неудачах не к чему. И этот тезис, что боль российского футбола — агенты, на мой взгляд, бред полнейший. Тут много аспектов. Во-первых, многие футболисты — люди необразованные. По своему опыту знаю, что после двенадцати лет молодого футболиста невозможно заставить учиться. В связи с этим соображалка не очень хорошо работает. По части «деньги, машины, девочки, компьютер» — это да, работает. А вот юридические документы и всё остальное... В этом плане они просто дети, причём некоторые из них, если я очень хотел, могли и пустой контракт подписать, и контракт с совершенно другими цифрами, потому что они даже не напрягаются его читать. И в этом плане агенты для них — просто отцы-спасители, люди, которые реально могут о человеке побеспокоиться. Нельзя говорить, что все агенты — ангелы, а те, с кем они воюют, — просто деспоты. Агенты тоже бывают порядочные и непорядочные, но основная масса, пять – шесть первых агентов, которые у нас есть в стране, — это хорошие ребята, которые не только помогали футболистам подписывать контракты, но и помогали в жизни, размещать и спасать деньги, разводиться с жёнами или какие-то семейные проблемы их утрясать, квартиры покупать. Всё, всё. Поэтому война, которую развернули против агентов... Просто вокруг Толстых собралась группа людей, которые пытаются заменить институт агентов институтом профсоюзов. Они хотят всё, что делали агенты, перетащить на свою сторону и заниматься тем же самым, только от лица профсоюзов. 

— Иногда за карьеру футболиста берётся его жена: поддерживает, советует что-то в профессиональном плане. Как вы к этому относитесь? 

— Жёны ведь бывают разные. Некоторых жён футболисты знают ещё со школы, а некоторых находят даже не когда идут в ночной клуб, а когда оттуда выходят. Я знаю нескольких жён футболистов, которые за своих мужей порвут и поедут куда угодно, а есть такие, которые сидят, оттопырив накачанные ботоксом губы, и говорят: «Я никуда дальше Москвы не поеду». Вот и гниёт он в запасе или даже в дубле, и, в принципе, у такого футболиста карьера через два – три года умирает.

— Как ваша супруга относилась к футболу в вашей жизни?

— Да, честно говоря, ей всегда поперёк горла был этот футбол, она не очень любила это моё занятие. Опять же, это был отток денежных средств из дома, а это её тем более напрягало. Нет, конечно, успехам радовались все, но такой глубинной любви и понимания у меня в доме не было.