А прямо передо мной была главная беговая дорожка страны, на которой спортсмены стартовали и финишировали. Я видел все победы Казанкиной, но больше всего мне запомнился стремительный бег офицера эфиопской армии Мируса Ифтера. Немолодой, очень худой и невысокий бегун на большие дистанции без устали молотил своими длинными ногами на финише так же легко и быстро, как на старте. Говорят, он тренировался, пробегая 20 км на работу и столько же обратно, из-за отсутствия общественного и личного транспорта в стране. Это был гений бега.
Наблюдать все это повезло не только мне, но и всем моим сокурсникам, студентам лечфака Московского медицинского стоматологического института им. Семашко, или в просторечии – «Третьего меда». Если большинство вузовской молодежи послали от Москвы куда подальше – в стройотряды, то нас «злодейка – судьба» забросила на главный стадион олимпиады. Это было здорово.
Поскольку сейчас все делятся своими соображениями о тех олимпийских играх, многие это делают, даже, не видевши их, я решил тоже высказаться. Тем более, что я видел все, что происходило на Большой арене стадиона им. Ленина. Так обозначено мое рабочее место контролера в пропуске, который сохранился у меня и по сей день.
КГБ - Комитет олимпийской безопасности
Главная тема почти всех нынешних олимпийских мемуаристов не спорт, а КГБ. Создается впечатление, что бойцы невидимого фронта пропитывали всю олимпиаду, все ее структуры, и на трибунах их было чуть ли не больше, чем зрителей.
За всю олимпиаду не скажу, но с нами никаких бесед никто из органов не проводил. Был лишь один сеанс политучебы в самый первый день на стадионе, который вел наш доцент с кафедры физкультуры, руководивший всеми студентами. Как сейчас помню его речь. «Вы должны понять, - говорил он пафосно, - что для вас это испытание. И от того, как вы будете накапливать здесь моральный и политический капитал (где он термины то такие взял), будет зависеть ваша судьба. Не исключаю, что некоторых исключат из института после олимпиады. А кто-то сделает рывок вперед, копите моральный капитал!»
Мы поначалу испугались такого «капиталистического» напутствия, институт у нас был достаточно серьезным, и вылететь было нетрудно. Но доцент быстро исчез и потом появлялся очень редко. Мы же чувствовали себя достаточно свободно, пропуск позволял посещение чуть ли не всех спортивных арен в Лужниках, и до начала олимпиады мы изучили все объекты на главном стадионе страны. Правда, когда игры начались, отлучаться с рабочего места надолго было нельзя, и поэтому, соревнования, проходившие за пределами Большой спортивной арены, я видел только урывками.
Но совсем без комитетчиков конечно не обошлось. Их рассаживали на трибунах по двое, одна парочка примерно на двести мест. Свои позиции они начали отрабатывать за несколько дней до начала олимпийских игр. Входили по команде и рассаживались, на пустых трибунах смотрелись словно голубочки – костюмы у них были одинаково серыми. Потом резко вставали – получали команду по рации, уходили в фойе, возвращались снова. Особенно активно учения проходили на репетиции открытия игр, я видел даже эту строго засекреченную церемонию, проходившую почти перед пустыми трибунами, на которых расположились студенты и комитетчики.
Как оказалось, все это было не зря. На церемонии открытия, в самом начале произошел инцидент. Я сидел на своем привычном месте рядом с выходом в фойе, и вдруг раздался страшный грохот. «Взрыв? – подумал я, - очень похоже. Вот цена всей этой безопасности, козлы! Сейчас тут такая давка начнется, - мысли мелькали со скоростью света, - ноги не унести. Эпицентр прямо за мной, в фойе моего сектора. Жуть!». Публика напряглась, а комитетчики уже рванулись в фойе. Я тоже. Но меня не пустили. Потом оказалось, что «взрыв» совершила какая-то металлоконструкция, грохнувшаяся в кафе, расположенном в нашем секторе. Наверное, ее плохо закрепили – доработки в фойе продолжались до самого открытия игр.
ОБХСС
Но все же в лапы спецорганов мы попали. Но это были люди из другого ведомства – из ОБХСС. Ко мне и моему другу Володьке Бойкову подошли два крупных мужичка, показали удостоверение, и настоятельно попросили что-нибудь купить в том самом кафе, где случился «теракт». Мы как обычно взяли бутерброды с вкуснейшим швейцарским сыром с дырочками – раньше я ничего такого не пробовал, и финским сервелатом. Каждый бутерброд был аккуратно завернут в прозрачную пластиковую плёнку. Сейчас их так продают часто, а до олимпиады, и даже после так не делали. Колбасы и сыра на них положили нормально, не как обычно делали в те годы: на толстом куске хлеба тонюсенький и маленький кусочек колбасы или сыра.
Только мы взяли бутерброды, мужики достали удостоверения и одновременно, как двое из ларца, произнесли: «Контрольная закупка». Нас провели в недра кафе, вежливо посадили на диванчик за стол, и начали взвешивать бутерброды, оказалось, что колбасы и сыра в них все-таки чуть-чуть не доложили. Обехеэсесники начали что-то жестко «перетирать» с сотрудницами, глаза у которых тревожно бегали, руки тряслись, но все кончилось не по-олимпийски, а по-советски. Нас поблагодарили, и сказали, что мы свободны. Только мы встали из-за стола «не солоно нахлебавши», наши места заняли мужички, а женщины уже не стесняясь нас, стали метать на стол всякие заморские явства. Надо думать, на их моральном капитале этот инцидент не отразился.
Спорт
Почти все, вспоминая олимпиаду, говорят о ее неполноценности из-за того, что более 40 стран отказались в ней участвовать. Это понятный и естественный упрек. Но, по-моему, к реалиям Олимпиады-80 он имеет мало отношения. Главное, что говорит о её очень высоком уровне – огромное количество побитых рекордов. А значит, спортсмены выступали прекрасно и на пределе своих возможностей. Ну приехали бы на олимпиаду американцы и иже с ними, ну было бы у нас не 80 золотых медалей, а 70 или 65, или даже 60. Но рекорды-то не отнять, их ставили здесь, а не там на каких-то играх за океаном, которые устроили янки.
Не было допинговых скандалов? В те годы их вообще, практически не было. Оценивать отношение к допингу в то время с сегодняшних позиций нельзя. В 1980-е к стимуляторам относились лояльнее, и многих препаратов, используемых спортсменами сегодня, еще не было. Не было и специальных отработанных методик их применения. Все делалось более стихийно, и отношение к этому было менее строгим. Конечно, это не хорошо, но это гораздо лучше, чем двойные стандарты к допингу, которые на глазах у всего спортивного мира пролоббировали норвежские спортивные чиновники в 1990-е, захватив командные позиции в органах, контролирующих лыжные виды спорта. После этого почти все спортсмены из этой страны оказались астматиками, и им было официально разрешено пользоваться допингом. Любому врачу понятно, что это бред. Но спортивный и олимпийский мир спокойно все это проглотил и даже взял на вооружение. Потом появились олимпийские чемпионы-астматики в плавании и некоторых других видах спорта. Ничего подобного в олимпийской Москве 1980-го года не было.
А судьи кто?
Сегодня высказываются претензии и к судейству на московской олимпиаде. Якобы оно было очень доброжелательным к нам. Говорить это после скандала с Алексеем Немовым на Олимпиаде-2004 в Афинах просто непристойно. Я прекрасно помню выступление нашего гимнаста на перекладине и откровенно и нагло заниженные оценки за него. Это было видно всем, зрители тогда устроили 15-минутную овацию гимнасту, которая одновременно звучала и как проклятие судейству. Алексей даже успокаивал публику. Такого не было и не могло быть в Москве в 1980-м.
Как и не могло быть такого выступления президента МОК, которое случилось в 2002-м в Солт-Лейк-Сити, когда бывший хирург Жак Роге сказал, как отрезал: «Канадская пара получит золотые медали». Напомню, это случилось через несколько дней после соревнований, на которых золото взяла наша пара Бережная-Сихарулидзе. Думаю, что, пользуясь этим прецедентом, нужно пересмотреть оценки Афинских судей Немову, и дать ему золотую медаль. Их явное судейское преступление срока давности не имеет.
Вот мы и подошли к той проблеме, которую обозначили в начале: Московские олимпийские игры были последними честными соревнованиями такого уровня. Говорят, они были и последней убыточной олимпиадой. И эти два аспекта взаимосвязаны. После 1980 года олимпиады стали чисто коммерческим предприятием, направленным на извлечение прибыли. И это полностью деформировало и само олимпийское движение, и спорт вообще. Судейский субъективизм приобрел силу закона, и диктует нам новую реальность, которую можно назвать «было то, чего не было». Вспомните не только случай с Немовым в Афинах, но и многочисленные инциденты на футбольном чемпионате в ЮАР, когда не засчитывались реальные голы, подтвержденные фотосъемкой и прочей техникой. Нельзя выступать против реальности и превращать жизнь в абсурд.
Такой спорт становится неинтересным. Из него уходит состязательность. Точнее, она переходит на другой уровень. Сегодня гораздо интереснее самого спорта становится информация о трансферах – кого, за сколько и куда продали. И это уже соревнование не спортсменов, а их хозяев владельцев клубов, соревнующихся в том, кто больше выложит за очередную звезду.
Спорт не мир, но перемирие
Конечно, все это стало массовым не сразу после Московской олимпиады, но во многом связано с ней. Именно тогда впервые были нарушены олимпийские табу. Напомню, даже в Древней Греции олимпиады и прочие подобные состязания, там их было много, задумывались как передышка и перемирие в войнах и прочих конфликтах. На соревнования съезжались враги, которые сублимировали войну в спорт – снижали градус конфликта. Это такое универсальное общечеловеческое изобретение, придуманное еще задолго до античности, в более древние времена. Антропологам хорошо известен этот феномен и в архаичных (примитивных) обществах, где тоже устраивались всякие состязания. Оттуда он перекочевал в античность, потом возродился в 20-м веке, и вот теперь, похоже, окончательно умер. Тогда Соединенные Штаты и еще ряд стран отказались пойти на олимпийское перемирие, устроив бойкот. Первыми олимпийское табу нарушили они, через 4 года мы повторили их ошибку. Потом стало уже не важно, кто виноват – спорт перестал быть бескровной сублимацией войны, превратившись в бизнес. А значит, надо ждать настоящих войн: накал страстей в мире не находит выхода на спортивных аренах. Такова антропологическая логика.
