170 лет назад, в ночь на 24 февраля по новому стилю, Николай Гоголь сжёг второй том «Мертвых душ» — рукописи, которую без преувеличения ждала вся Россия. Ведь самого Гоголя современники называли тогда «писатель № 1». Над продолжением «Мертвых душ» Николай Васильевич работал 10 лет. 
Сжег — и умер через 10 дней
Рукопись была сожжена в Москве в доме на Никитском бульваре, где сейчас находится музей Гоголя. В середине 19 века домом владел граф Александр Толстой, у которого писатель гостил. Хотя слово «гостил», возможно, не совсем подходящее. Писатель прожил здесь почти пять лет, ему выделили отдельное крыло. Слуга Семен, увидев, как Гоголь бросает в огонь свои рукописи, пришел в ужас. На его вопрос «Что вы делаете?!» писатель ответил: «Не твое дело» — и продолжил расправу. А бросив в огонь последний лист, горько вздохнул и заплакал. Еще через 10 дней писателя не стало.
Известие о кончине Гоголя потрясло соотечественников, в храме святой мученицы Татьяны при Московском университете с ним прощались тысячи людей. Все прилегающие улицы были заполнены народом.
Если Александр Пушкин, скончавшийся на 15 лет раньше, был народным поэтом, то Гоголь — народным писателем. Гоголя тоже знали в лицо, а ведь эпоха фотографии еще не наступила. Ему было невозможно пройти незамеченным по московским улицам. Кто знает, может, еще и поэтому он подолгу жил за границей. И первый том «Мертвых душ», с восторгом принятый в России, был написан в Италии. Играло роль и слабое состояние здоровья писателя, ему приходилось «ездить на воды», как тогда называли санаторное лечение. За границей Гоголь свободно гулял по улице, а в России за ним почти сразу образовывался хвост почитателей. Студенты Московского университета, зная, что Гоголь в послеобеденное время любит пройтись по Никитскому и Тверскому бульварам, уходили с лекций со словами: «Мы идем смотреть на Гоголя».
Бриллиантовый перстень от императора
С удовольствием приходил смотреть Гоголя, но уже в театр, и император Николай I. В апреле 1836 г. царь присутствовал на премьере «Ревизора» на сцене Александрийского театра в Петербурге. За экземпляр «Ревизора», поднесённый царю, Гоголь получил бриллиантовый перстень.
Пьеса имела оглушительный успех, но вся эта шумиха Гоголя не радовала, потому как публика в большинстве своем не разглядела духовного зерна, которое он вложил в пьесу. А ведь он специально выбрал именно театр в качестве кафедры, чтобы говорить с неё и с царём, и с министром, и с чиновником, и с торговцем. Своему другу Жуковскому Гоголь писал, что необходимо было устремить зрителей не на «порицание действий другого, но на созерцание самого себя». В этом смысл обращенной к залу знаменитой реплики Городничего: «Чему смеётесь? Над собой смеётесь!»
Возможно, «Гоголь рассчитывал, может быть, полусознательно, что Россия увидит в зеркале комедии свои грехи и вся, как один человек, рухнет на колени, зальётся покаянными слезами и мгновенно переродится!» — писал критик Константин Мочульский.
Путь ко Христу
«Ревизор» сделал писателя известным, а «Мертвые души», вышедшие в 1842 г., только укрепили читательскую любовь. Но снова, как с пьесой, лишь малая часть аудитории осознала всю глубину замысла писателя. Живописные портреты помещиков, в имения которых заглядывает Чичиков, — не что иное, как греховные человеческие страсти. По замыслу автора, читатель мог узнавать себя в персонажах поэмы (именно поэмой назвал Гоголь свое произведение). Да и само название «Мертвые души» — о душе, умерщвленной грехом. После выхода первого тома (1842) работа над вторым томом (начатым еще в 1840) протекала особенно напряженно и мучительно. Летом 1845 Гоголь впервые сжигает рукопись, объясняя позднее свое решение именно тем, что «пути и дороги» к идеалу, возрождению человеческого духа не получили у него достаточно правдивого и убедительного выражения. Он поставил себе высочайшую планку: написать так, чтобы каждому был ясен путь ко Христу.
Сам Гоголь восходил по этому пути ежедневно. Сохранилась личная Библия писателя. Ежедневно Гоголь не только читал утреннее и вечернее молитвенное правило, но и обязательно главу из «Евангелия», «Апостола» и «Ветхого Завета» и житие святого, чья память праздновалась в этот день. У него была большая библиотека творения святых отцов Церкви, из которой он выписывал в отдельную рукопись развернутые цитаты. В гостях у друзей (у писателя не было собственного дома) после обеда он любил доставать эту тетрадь и зачитывать слова святых отцов вслух. Тетрадь сохранилась и вошла в полное собрание сочинений.
«Благодарите Бога за то, что вы русский»
А ведь уничтожение рукописи в феврале 1852 г. было не первым покушением писателя на свой же труд. Он уже проделал это в конце 1840-х. И в апреле 1848-го, возможно, чтобы немного успокоить свои душевные метания, Гоголь совершает паломничество в Иерусалим. После чего возвращается из своего затянувшегося заграничного путешествия. И последние годы жизни проводит в Москве.
«Без молитвы не приступаю ни к чему», — эти слова друзья слышали от Гоголя не раз. Религиозное сознание Гоголя отразилось в его книге «Выбранные места из переписки с друзьями». В ней автор говорит об особой миссии России, которая связана, прежде всего, с православием. Возможность принадлежать к Русской Православной Церкви благодаря уже тому, что он родился в России, Гоголь осознавал как небесный дар: «Поблагодарите Бога прежде всего за то, что вы русский», — писал он. В письмах Гоголя особенно подробно раскрывается понимание им русской души. Так, в письме к графине Виельгорской в 1849 г. он писал: «Что такое сделаться русским на самом деле? <...> Высокое достоинство русской породы состоит в том, что она способна глубже, чем другие принять в себя высокое слово Евангельское, возводящее к совершенству человека».
У Гоголя были мысли уйти в монастырь, он писал: «Не знаю, сброшу ли я имя литератора, потому что не знаю, есть ли на это воля Божия... Если бы я узнал, что я могу в монастыре уйти от мира, я бы пошел в монастырь. Но и в монастыре тот же мир окружает нас...» Не случайно последним его произведением было «Размышление о Божественной Литургии», изданное уже после смерти.
«Готовлюсь к страшной минуте!»
Ряд исследователей склонны видеть в сожжении писателем второго тома некое помутнение рассудка. Другие склоняются к тому, что, во-первых, полностью готового второго тома не было в принципе, Гоголь сжег лишь черновые главы. И сжег не потому, что помутился рассудком, а ясно сознавая, что этот труд не отвечает замыслу, который он изначально в него вкладывал. Гоголь чувствовал приближение смерти и не хотел, чтобы «сырые» главы увидели свет. Здоровье писателя уже давно подводило его, но он и в этом видел провидение Божие. Писал друзьям: «Не будь тяжких болезненных страданий, куда б я теперь не занесся! каким бы значительным человеком вообразил себя!.. Принимайте же и вы покорно всякий недуг, веря вперед, что он нужен. Молитесь Богу только о том, чтобы открылось перед вами его чудное значение и вся глубина его высокого смысла».
«Настоящее его призвание было монашество»
За последние 10 дней своей земной жизни Гоголь дважды причастился. К нему приходили знакомые священники, среди них и отец Матфей, которому он исповедовался. Батюшка понимал писателя больше других. «С Гоголем повтоpилось обыкновенное явление нашей pусской жизни, — говоpил отец Матфей. — Наша pусская жизнь не мало имеет пpимеpов того, что сильные натуры, наскучившись суетой миpской или находя себя не способными к пpежней шиpокой деятельности, покидали все и уходили в монастыpь искать внутpеннего умиpотвоpения и очищения своей совести... Так было и с Гоголем. Он пpежде говоpил, что ему “нужен душевный монастыpь”, а пpед смеpтию он еще сильнее пожелал его».
С этим перекликаются и слова друга писателя Жуковского: «Настоящее его (Гоголя) пpизвание было монашество. Я увеpен, что если бы он не начал свои “Меpтвые Души”, котоpых окончание лежало на его совести и все ему не давалось, то он давно бы стал монахом и был бы успокоен совеpшенно, вступив в ту атмосфеpу, в котоpой душа его дышала бы легко и свободно».
