Андрей Малахов пригласил в свою программу бывшего администратора знаменитейшего советского магазина ювелирных изделий «Самоцветы» Элеонору Костенецкую. Пожилая женщина сейчас живет в ужасных условиях на маленькую пенсию, она с трудом может передвигаться, а из помощников у нее только сын-инвалид, которому самому требуется уход. Единственное, что радует Элеонору Васильевну, — это множество кошек, которых она развела у себя в квартире и запах которых не дает покоя соседям.
Удивительно, но большинство пользователей соцсетей ополчились на женщину и не пожалели ее. «Пожила хорошо когда-то, теперь пусть не возникает», — один из самых частых комментариев. На самом деле Костенецкая жила хорошо совсем недолго и гораздо лучше жили те, кто приходил к ней в тот самый магазин «Самоцветы». Несколько лет назад Элеонора Васильевна рассказала «АиФ» о своей непростой жизни.
Два входа
«Я устроилась в „Самоцветы“ администратором через свою знакомую, — говорит Элеонора Васильевна. — Но мне, как и всем сотрудницам, пришлось пройти кастинг. Замначальника Ювелирпрома Антонина Цмель лично беседовала со всеми кандидатами и подбирала продавцов только с хорошей речью и симпатичной внешностью».
В элитный магазин покупатели попадали с разных входов. На Арбате была дверь для обычных граждан, а в Калошином переулке отоваривалась элита. Высокопоставленных гостей вели в комнату приемов на втором этаже. Там была не только шикарная обстановка, но и бар с невиданными для простых людей напитками. Администрации магазина заранее сообщали, кто к ним выехал, и давали минимальное время, чтобы подготовиться. Для каждого непростого покупателя на складе стояла отдельная коробка, куда прятали приглянувшиеся украшения.
«Еще „Самоцветы“ были единственным ювелирным магазином, где устраивались выставки изделий определенного завода, — вспоминала Костенецкая. — В это время за столом сидел товаровед, к нему подходили покупатели, записывали в карточку понравившийся товар, а когда вещь привозили в магазин, мы звонили человеку и сообщали, что он может подъехать».
Звездные любители бриллиантов
«Некоторые отложенные драгоценности лежали в коробках годами. Например, в коробочке супруги московского градоначальника Промыслова как-то задержался на три года серебряный браслет с эмалью. Я все ходила, любовалась на него. Стоил он по сравнению с золотом и бриллиантами не так дорого. Я подошла к директору магазина и попросила: „Владимир Николаевич, разрешите мне взять браслет Промысловой?“ Он испугался: „Ты с ума сошла! Нас же всех уволят!“ Но я его все-таки уговорила. Промыслова про этот браслет так и не вспомнила, но зато Галина Брежнева частенько, когда приезжала в магазин, говорила: „Элеонора Васильевна, продайте!“ Но я не продала».
Брежнева была частым гостем в «Самоцветах». Говорят, что многие приобретенные по блату украшения она попросту перепродавала. Костенецкой довелось близко общаться не только с дочерью генсека, но и со знаменитыми артистами-любителями украшений. В «Самоцветы» заходили Зыкина, Высоцкий, Шмыга. Высоцкий как-то покупал у Элеоноры Васильевны красивое дорогое кольцо для Марины Влади, а позже привел в магазин Оксану Ярмольник. В тот день он выбирал обручальные кольца. Костенецкой сказал, что для друга, что размер колец у будущих молодоженов такой же, как у него и у Оксаны. Элеонора Васильевна все поняла и помогла подобрать кольца.
«Дружила я еще с Володей Ухиным, ведущим „Спокойной ночи, малыши“, — вспоминала Элеонора Костенецкая. — Он-то меня и познакомил с Юрием Антоновым. Как-то мы с Володей стояли в зале магазина, разговаривали. Вдруг заходит юноша в черном костюме, сшитом точно по фигуре. Володя говорит: „Это же Юрий Антонов!“ Я поинтересовалась: „А кто это?“ Тогда Антонов был еще начинающим музыкантом. Мы разговорились. Юра тоже стал заглядывать в „Самоцветы“. Однажды приехал и говорит: „Элеонора, я заработал денег, хочу их вложить. Помоги мне купить кольцо с камнем чистой воды свыше карата“. Я пошла в секцию и у заведующей Нины Николаевны спросила, есть ли такое кольцо. Она замялась. „Кольцо-то есть, — говорит. — Но я приготовила его для одного человека“. Это значило, что она хотела его продать и получить денег сверху. Я возмутилась: „Ничего не знаю, дайте мне кольцо, я беру его для Юрия Антонова!“ А кольцо было бесподобно, красивейший камень в белом золоте, таких изделий сейчас нет».
Злополучное кольцо
Это кольцо потом Костенецкой припомнили на следствии… Первой арестовали заведующую секцией колец Нину Николаевну. На следствии она начала всех сдавать, даже придумывала что-то, чтобы приукрасить. Приплела и кольцо, которое Антонов купил.
«Да, она рассказала и о кольце Антонова. При этом добавила, что после продажи я принесла ей сверху за это кольцо 500 рублей, — говорила Элеонора Васильевна. — А это уже расценивалось как взятка. Хотя подобного факта на самом деле не было. И на очной ставке эта Нина Николаевна вовсю доказывала, что Антонов за кольцо переплатил. Вызывали в „Лефортово“ и самого Антонова. Он привез это злосчастное кольцо в коробочке с биркой и чеком. Доказать следователи ничего не смогли, поэтому кольцо Антонову им пришлось вернуть».
Допытывались следователи у Костенецкой и про Галину Волчек. Пытались привязать к ее персоне изумруды, бриллианты, но ничего не вышло, Галина Волчек за все время знакомства с Элеонорой Васильевной купила в «Самоцветах» только 2 серебряных кольца по 8 рублей.
Другая жизнь
«Меня следователи склоняли сдать всех: начальство, продавцов, артистов, чиновников, — вспоминала Костенецкая. — Но я этого не сделала. Тогда у меня конфисковали имущество и отправили на самую плохую зону.
В первую судимость не должны сажать с многократниками. Меня же так отправили по этапу: шли в Потьму 32 многократника и я одна. Привыкнуть к лагерю невозможно. Я не могла есть их еду, первое время постоянно падала в обморок. Заключенным давали грязную постную пшенную кашу, в обед борщ или щи, оттуда можно было вытащить только картошку, спрятать в пакетик, а потом уже на своем месте съесть, вечером „подавали“ рыбный суп: в плошке с водой плавала черная чешуя. Началась аллергия на тканевую пыль, все тело покрылось нарывами. Есть такая пословица: „Не было бы счастья, да несчастье помогло“. Меня привезли в больницу, куда свозили всех тяжелобольных из лагерей. И я вспомнила, что во время следствия сидела в Лефортовской тюрьме с француженкой Альбиной. Она-то мне и рассказала, что в больнице нужен нарядчик. Посоветовала подойти к начальнику отряда и попроситься на работу. Заключенные там работали кто кочегаром, кто санитаркой, кто на кухне картошку чистил. Но, главное, питание было гораздо лучше: два раза в неделю давали молоко и хлеб. Мне повезло, меня оставили в больнице. Я развела на этом посту бурную деятельность. В кабинете у начальника отряда на окне висела марля. Я взяла новые простыни, отдала их девочкам-заключенным, попросила сделать шторы и к ним мережки. Побелила кабинет, нашла белый плафон, провела на нем полоску золотой краской, повесила, все книги, которые там были, раздала и наказала подклеить — уже уютней стало. Сделала для заключенных подшивку газет. Во дворе мы побелили деревья, я даже пеньки покрасила в красный цвет и белые горошинки поставила. Главврач, правда, рассердился: „Что это ты тут детский сад устроила?!“ Все стали удивляться. Ведь нарядчик — это первый предатель на зоне. Он должен все докладывать начальству. Но я-то этого делать не могла.
После лагеря, как ни странно, друзья мои не разбежались, никто не отвернулся. Наоборот, мне организовали поездку в Ялту, где я 23 дня отдыхала в гостинице, устроили на работу в Дом Грузии администратором, деньгами помогли. С Галей Волчек мы встречались, а вот с Антоновым нет. Может, он подумал, что я что-то рассказала про него на следствии. Но я говорила только правду.
Жизнь моя разделилась на две части: до и после лагеря. Так получилось, что сейчас собрала у себя дома много кошек: кого-то подбирала в сугробе, кого-то подбрасывали. Теперь всю пенсию трачу им на еду. Вот если бы хотя бы часть из них я смогла пристроить, жить стало бы намного легче».
