В эти дни 72 года назад в немецком Потсдаме лидеры СССР, США и Великобритании обсуждали послевоенное устройство Германии и мира.
Свидетелем и непосредственным участником удивительных событий, которые происходили за кулисами Потсдамской конференции, стал Валентин Гульст, старший лейтенант советской госбезопасности. Это с его помощью советская разведка смогла организовать прослушку самого Черчилля.
По небольшой трёхкомнатной квартире в «сталинке» у метро «Войковская» Валентин Вениаминович передвигается хоть и с помощью ходунков, но сам. Бойкая белорусская сиделка после болезни снова поставила его на ноги - где заботой, где командирским голосом. «Лапочка, ой, то есть Верочка...» - флиртуя, подзуживает Гульст помощницу. Вера не любит таких фамильярностей на людях и в ответ нежно огрызается: «Ща как дам!» В свои 93 Гульст говорит, что помнит всё или почти всё. Правда, очень не любит говорить о репрессиях.
Гульст - один такой
У Петра I был личный врач - голландец Захарий ван дер Гульст. «Документов нет, но мой отец, генерал НКВД, благодаря должности навёл справки: других Гульстов в СССР не было, видимо, мы потомки того самого». Отец Валентина Вениаминовича - подпольщик-революционер из Тбилиси, был лично знаком со Сталиным. Поэтому ещё «сопляком» стал первым наркомом внутренних дел Абхазии. Потом его перевели на высокие чекистские должности в Грузию, а в 1938-м - в Москву. В какой-то момент он был заместителем генерала Власика - легендарного начальника охраны Сталина. В разговоре выясняется: семье Гульста дали 9-комнатную квартиру, которую раньше занимал один из организаторов «большого террора» генерал Михаил Фриновский. В 1939-м арестовали и расстреляли уже самого Фриновского, который признался в организации фашистско-троцкистского заговора, его жену и 17-летнего сына. Квартира освободилась.
Спрашиваю, не было ли страшно. «Было», - после длинной паузы отвечает Валентин Гульст. Однажды его отца, который отвечал за агентурную сеть, вызвал Сталин и начал допрашивать: почему не доложил - или ничего не знал? - о покушении. Берия рассказал Сталину, что, мол, на крыше ГУМа стоял пулемёт, злоумышленники караулили Сталина. «Папа настоял, что не было никакого пулемёта. Был скандал. Берия папу невзлюбил. Он всё время рассказывал Сталину о заговорах и покушениях, развивал в нём манию преследования. Я думаю, избавлялся от возможных конкурентов».
На вопрос о репрессиях и «большом терроре» 1937-1938 гг. - 681 тыс. расстрелянных по разнарядке и доносам людей! - Гульст отвечает твёрдой формулой: против нас работали десятки разведок, враги внешние и внутренние, члены шпионских сетей специально наговаривали на честных граждан, а людей и знаний чекистам не хватало, чтобы отделить правых от виноватых. В общем, «без перегибов не бывает». Но Сталина он считает «гением, который вывел страну в мировые лидеры».
Вредители и идиоты
Отец Гульста лишь иногда дома «проговаривался» о работе. Например, что сам арестовывал наркома госбезопасности Ежова. К борьбе с антисоветскими элементами руку приложил и Валентин Вениаминович. Во время работы в «Смерш» ему удалось «разоблачить группу вредителей» на Московском металлургическом заводе. Дальше была школа разведки, выявленный после войны туберкулёз и увольнение из органов. Победа над туберкулёзом, школа рабочей молодёжи, Московский авиационный институт и карьера на секретном ракетном производстве, орден Красного Знамени, звание заслуженного машиностроителя РСФСР за создание системы бездефектного труда, звание почётного радиста СССР.
Хрущёв, по словам Гульста, был «идиот и подлец». Тем более что отобрал у его отца генеральское звание и лишил пенсии. «Говорят, надо сказать спасибо, что хоть не расстрелял, как бывшего министра госбезопасности Меркулова», - заводится ветеран. То же говорит о Ельцине: страну развалил, персональные пенсии отменил. Сейчас как участник войны Гульст получает 45 тыс. рублей. И вспоминает молодость.
Главные советские детки
- Нашими соседями по даче в подмосковном Усове были Меркуловы, я у них часто бывал в гостях, дружил с их сыном Рэмом. Помню, пошли купаться, а Всеволод Меркулов говорит: «Переплыви Москву-реку. Что значит «боюсь»? Я тебя буду сопровождать!» Так и поплыли: я в сопровождении министра госбезопасности.
Иосифа Сталина я вблизи видел только раз - на авиационном параде в Тушине. Он стоял у края соседней трибуны, увидел меня, спрашивает: «Кто такой? А, сын Гульста, очень приятно».
В Московском цирке была правительственная ложа, Сталины - Вася и Светка - туда тоже ходили, мы там и познакомились в 1939 г. Со Светланкой мы потом в эвакуации в Куйбышеве во время войны были в одном классе. Василий был старше на 3 года, но сказал: «Давай дружить!» Мне было 15, я ещё ничего не знал про женщин, а он меня таскал зачем-то с собой по любовницам. Но после застолья меня отправляли домой.
В 1941-м, когда началась война, отец работал в Эстонии, занимался эвакуацией. А мы сидели в Москве - сиротками, без денег и хлеба. Помог Меркулов, взял нас на поезд до Куйбышева, в салон-вагон, где ехал ещё один замминистра госбезопасности Кобулов. Его тоже при Хрущёве расстреляли.
Вася Сталин очень любил летать. Как-то раз он прилетел в Куйбышев: давай, говорит, покатаю на своём новом самолёте, ПС-84 - наш советский аналог Дугласа. А Вася перед этим выпил коньяка. В это время на аэродроме проходили учебные полёты, курсант во время посадки сделал «козла» - стал скакать по взлётке. Вася рассвирепел. Вызвал начальника училища и начал его отчитывать матом: «Ты смотришь, как у тебя летают? Заправь мне эту машину!» Это был один из первых «МиГов» - сложный в управлении самолёт с очень высокой скоростью посадки. Я прямо молился богу, но Вася посадил самолёт как в сливочное масло: «Видел, как надо? Вот, учи своих...» Любой генерал его приглашал за стол, чтобы потом хвастаться: «Пил с Васей Сталиным!» Василий мне говорил, что не может отказать. Это его и погубило.
Как на войне
Я с детства любил армию, ещё в 8-м классе поступил во 2-ю артиллерийскую школу на Кропоткинской. Из Куйбышева с Олегом Румянцевым - сыном ещё одного генерала - в 1942 г. мы убежали на фронт. Но нас поймали и отправили в танковое училище в Саратове. Потом я служил в 144-й резервной танковой бригаде. А вот Олег попал на фронт и погиб в первом же бою: вылез из люка посмотреть, насколько пехота отстала. Я же на войне только ноги отморозил.
Однажды меня вызвал командир батальона: «Езжай, забери 200 проституток из тюрьмы». Хорошие девочки. Одна, помню, рассказывала о своей беде: «Валя, ну пойми, я умирала с голоду. Хочешь кусок хлеба - ляг». У нас их готовили на водителей «Студебеккера»: подойти на огромном грузовике на самую передовую, развернуться на глазах у врага, поставить пушку. В общем, из них почти никого не осталось в живых.
С миссией по театрам и ресторанам
Из танкистов меня забрали в «Смерш», а оттуда в школу разведки в Москве. Там я познакомился с будущей женой Ириной: дочь полковника, балерина, даже выступала перед войной в Мариинке. Я на неё сначала не обратил внимания. Выхожу из школы, она стоит: «Вы меня не проводите домой?» Ну я и проводил. Она потом в МИДе работала.
Я очень талантливый к языкам оказался - быстро английский выучил, работал по Британии и США. В 1945 г. вызывает меня замминистра госбезопасности Серов. Он был соседом по даче у Меркуловых, знал меня ещё мальчишкой. Говорит: «Валя, собирайся в Одессу, будешь переводчиком у Клементины Черчилль - жены того самого Черчилля, - мы сделаем так, что ей в последний момент понадобится новый переводчик».
В Одессе - в порту - был пункт репатриации американцев, британцев, бельгийцев, голландцев, которые попали в немецкий плен и были освобождены нашими войсками. Я стал заместителем начальника этого объекта. Вся работа с бывшими пленными, которые ждали кораблей на родину, была на мне. Среди голландцев мне удалось выявить двух немецких генералов, меня за это наградили позолоченным пистолетом «Вальтер».
Помню, напросился на приём американец. Я не стал расспрашивать, как он попал в немецкий плен с семьёй, но его 12-летнюю дочку, как он рассказал, там изнасиловал взвод солдат. Она боялась скопления людей, я их отселил из общего барака в отдельный домик. Кстати, в 1980-х мне пришло письмо из американского совета ветеранов: «Оплатим на двоих билет и гостиницу, приезжайте выступать, некоторые вас помнят». Но у меня даже письмо отобрали - я же тогда на секретном предприятии работал.
Наконец (во время долгой поездки по СССР) приехала в Одессу Клементина - глава Фонда помощи России Красного Креста. Она для меня была недосягаемой высотой, но помогло, что я мог говорить о литературе, водил её в рестораны, в театр. «Театр? В Одессе же всё разбомбили?» Ответил, что советские люди первым делом восстановили театр! Думаю, я ей чем-то напомнил сына. А может, и просто понравился, красивый же был. Она потом на прощание спросила: «Можно вас в щёчку поцеловать?» Подарила свою визитную карточку, которая давала право прийти к ним в дом в Лондоне.
Наши-то думали, что она ехала встречаться с какими-нибудь резидентами: Черчилль руководил британской разведкой. Но это оказалось глупостью. Было похоже, что ей дома поговорить-то особо не с кем, она говорила без конца. Рассказывала, например, как Черчилль готовился к выступлению в палате лордов: садился перед зеркалом, произносил речь, рядом с ним сидел помощник, они обменивались потом мнениями, исправляли неудачные места.
Поверженный Берлин
Однажды вызывает Серов - поедешь, говорит, на Потсдамскую конференцию, где будут Сталин, Черчилль и Трумэн, будешь там переводчиком всего объекта и начальника Генштаба Антонова.
Для проживания мне выделили дом бургомистра Потсдама. У меня там был переводчик на немецкий Гриша Власов, его потом расстреляли, дурака: влюбился в румынку, а она была разведчицей, выкрала у него удостоверение и списки агентуры. Дом у бургомистра был шикарный, особенно кабинет: портрет бургомистра с Гитлером, кресло, стол, лампа с роскошным абажуром. В доме напротив были наши врачи из «кремлёвки», один из них говорит: «Валентин, дай абажур, я тебе потом объясню». Через день приходит: «Возвращаю, но имей в виду: он сделан из женской кожи». Меня аж затрясло.
Потсдам - дачи немецкой аристократии. У меня был высокий пост, куда ни приду, говорили: забирай что хочешь. Один из особняков напротив был домом Марики Рёкк, немецкой актрисы. Помню, меня поразила комната, целиком занятая полками с обувью. Я забрал пластинки: Бетховена, Шаляпина, Карузо. Но почти всё, что привёз из Германии, у меня потом выклянчили. Осталось только кое-что из посуды. Главное - компасы и сабля генерал-фельдмаршала Кейтеля, которую мне разрешил забрать начальник объекта генерал Медведев. Его потом расстреляли - вывез вещей и драгоценностей целый самолёт. Саблей Кейтеля сейчас сын хвастается перед друзьями.
Я в Потсдаме кого мог ругал. Некоторые любили, например, пострелять по хрустальным фужерам ради чудесного звука. До меня в доме бургомистра кто-то жил из наших - выпивали, сургуч с бутылок отбивали в раковину, она забилась. Пришёл слесарь и говорит: «Как господин мог такое свинство допустить?» Мне стыдно стало.
В отношении бытовой культуры Германия была, конечно, сильно впереди, случались конфузы. Один генерал, извиняюсь, перепутал унитаз с биде. Наложил кучку, нажал на кнопку и получил в лицо струю воды. Ещё у нас был полковник, ответственный за пожарную безопасность. Всегда просил наливать ему первому, быстро выпивал и просил налить ещё. И вот однажды кто-то подарил необычную бутылку. Этот полковник её выклянчил, первый, как обычно, выпил и... изошёл пеной. Его на носилках к врачам. Через часа два зовёт врач посмотреть: лежит на животе наш полковник с голой попой, икает и пускает попой пузыри. Оказалось, что это был шампунь - к кишкам налип, долго его промывали. Через несколько дней вернулся полковник из больницы худющий и говорит: «Ты у меня теперь враг номер один!»
Пробиться к Черчиллю
У нас знали, что Черчилль хорошие напитки любит, особенно коньяк. Сталин как-то раз поехал к нему в гости и пообещал ящик армянского. Черчилль, не дождавшись коньяка, отправил начальника своей охраны к нам. Звонят с КПП: «Приехали англичане, что-то хотят». Я звоню Власику. А у Власика был зам по хозяйству. Слышу, что они переговорили, и Власик мне говорит: «Да, всё верно, жди». Ждём.
А мне это на руку, мне нужно попасть в дом Черчилля. Там стояла наша подслушка. Поставить успели, а настроить - нет. Это и было моё главное задание: «всего-то» попасть к Черчиллю, найти нужную комнату и поорать рядом.
Сидим с англичанами, ведём беседу, рассказываю, что сам знаю Клементину, немного знаком с Черчиллем, хотел бы к нему на аудиенцию, показываю визитку. В это время привозят ящик коньяка. Англичане мнутся, не уходят: «Может, есть ещё бутылка - для нас?»
Черчиллю, как выяснилось, Клементина много обо мне рассказывала, он и сам был заинтригован, что это за такой советский офицер. Через пару дней меня привезли в резиденцию, сообщили, что Черчилль через некоторое время уделит несколько минут. Я уж не помню, что я там наврал, но они меня согласились провести и показать дом. Входим наконец в нужную комнату, и я кричу: «Мне плохо, плохо!» Они тоже кричат: «Доктора!» Поработали на нашу разведку таким образом.
Что-то мне вкололи внутривенно, я полчаса полежал, задание выполнено, но хотелось ведь ещё и на Черчилля посмотреть. Не помню, как убеждал, что мне уже хорошо, но меня повели к британскому премьеру. Он любил после обеда сидеть на балконе особняка с сигарой. Захожу - на столе стоит наш коньяк и кубинские сигары в коробке. Черчилль встал, подал мне руку, предложил сесть. Сигары и коньяк не предложил. Но посмотрел на меня и говорит: «Понятно, почему Клементина о вас столько говорила». Произвёл и на него впечатление, видимо.
Начали разговор. Я спросил его: правда ли он был в плену? Я знал, что он рядовым попал в плен во время Англо-бурской войны в Южной Африке, бежал, за него была назначена награда 100 фунтов. Повозмущались вместе в шутку: да, представляете, давали всего лишь 100 фунтов! Потом он у меня спрашивает, бываю ли я у Сталина. Я наврал, что, конечно, бываю. Он сказал, что его сын находится в Ставке Верховного главнокомандования у Сталина, просил передавать ему привет. Встаёт, говорит, что подтверждает приглашение Клементины в Лондон, протягивает руку - всего, мол, хорошего.
Что было дальше - всё как в тумане от перенапряжения. Приехал в штаб, меня генерал, который отвечал там на месте за разведку, лично вышел расцеловать. Выяснилось, что Серов тоже в Германии и требует меня к себе. Вхожу, а он меня спрашивает, что необычного видел на входе. Говорю, что ничего особенного не видел. «Ну вот, я тебя считал разведчиком, а ты так…» Там стоял новенький «Опель» - мне в подарок. Брат его потом разбил в Москве.
Когда я пришёл в 49-м году увольняться из органов по болезни, приказом министра у меня изъяли и визитку Клементины, и золотой пистолет. Может, ещё лежат где-то на складе.
