105 лет назад в тульской деревне Судаково в многодетной крестьянской семье родился человек, которому будет суждено создать уникальную реактивную систему залпового огня «Град», состоящую сегодня на вооружении в шести десятках стран.
Сотрудники НПО «Сплав», где Александр Ганичев проработал 38 лет, вспоминают эпизод: уже после смерти конструктора к ним приехала делегация вьетнамских военных. Один из генералов, увидев переносную установку «Град», упал перед ней на колени, обнял и заплакал. Оказалось, что в 1968 г., будучи бойцом Вьетконга, он с помощью установки «накрыл» крупнейшую американскую авиабазу, уничтожив вражеских самолётов на десятки миллионов долларов.
Самоварные методы
Но «Град», известный нам сейчас как система залпового огня, был задуман ещё в 1963 г. Разработка сложнейшей системы благодаря инженерной мысли и организационным способностям Ганичева была осуществлена в рекордные по меркам того времени сроки.
На самом первом совещании главный конструктор сказал коллективу: новые реактивные снаряды надо делать как знаменитые тульские самовары — быстро, дёшево, качественно, с минимальными затратами труда. Он не шутил. Возникла идея использовать для основных корпусных деталей боеприпаса метод холодной штамповки — тот же, что и для самоваров.
Вышло как в песне военных лет:
В этом хитром самоваре
Кран особый, боевой,
За версту врага ошпарит
Кипяточек огневой.
Кипяточек «Града» должен был «шпарить» на расстояние 20 км, в залпе — не менее 30 снарядов, габариты машины — согласно стандартам ж/д платформ для перевозки техники. Таковы были изначальные пожелания военных к новому оружию. В итоге в залпе смогли уместить даже больше — 40 боеприпасов. Что до себестоимости: если в начале запуска в серию реактивный снаряд стоил как легковой автомобиль, то впоследствии — как две пары женских сапог (120 руб.).
«Мохнорылые, только с дерева...»
Чего стоили коллективу и Ганичеву эти достижения? Про отпуск Александр Никитович забыл, рабочий день его начинался в 7 утра. Летом, добравшись до дома поздним вечером, мог взять у дворника шланг и час поливать во дворе цветы. Так и отдыхал. Или ехал после столичного совещания на своём «Москвиче» (он прослужил ему 20 лет) в лес, выбирал дерево, прислонялся к нему, подолгу стоял и думал.
Эти совещания... Когда удачные испытания новой системы сменялись чередой неудач, злорадный шёпот за спиной становился всё громче. Однажды высокопоставленный чиновник в Москве бросил ему в лицо: «Мохнорылые, только с дерева — и туда же, ракеты строить».
Ганичев мог резонно ответить, что неизвестное ранее производство реактивных снарядов ему приходится начинать с помощью тихоходных маслогидравлических прессов, нескольких десятков токарных станков и прочей устаревшей техники. Что, например, двухстороннюю пружину лопасти стабилизатора снаряда на всём предприятии в силах сделать один дядя Лёня — только у него хватает на это терпения и умения. Пройдёт время — и эту пружину будет делать автомат, за час штампуя несколько сотен штук. А пока только так — руками, работая на измот, без выходных, без праздников. Новый год — и тот всем цехом встречали, решая очередную задачу. Жёны сотрудников тогда ближе к полуночи приезжали к заводской проходной.
Когда режим превращался в круглосуточный, конструктор распоряжался: каждому выдать в столовой батон колбасы и хлеба. Если видел, что кто-то из коллег уже валится с ног, в приказном порядке отправлял на день-два домой, иначе грозился отобрать пропуск. Но сам себе подобных поблажек не позволял.
В начале 1970-х Ганичев разрабатывал РСЗО «Ураган» (дальность стрельбы — 35 км). Местные острословы придумали расшифровку — «Ура! Ганичев Александр Никитович». Коллеги по-настоящему ценили его, отдавая дань блестящим техническим решениям и редким человеческим качествам. А он ценил их. В редкие минуты совместных посиделок брал в руки гармошку, на которой прекрасно играл...
Ушёл, разработав «смерч»
Когда началась Великая Отечественная, Ганичеву было 23. Рвался на фронт. Не взяли — правого глаза нет (лишился в детстве из-за несчастного случая). Но пороху всё равно нюхнул — стал конструктором на патронном заводе, поскольку незадолго до войны окончил Тульский индустриальный механический техникум.
В 1941 г., когда немцы уже подступали к Туле, завод эвакуировали в Новосибирск. Производство было круглосуточным. Смена по 12–15 часов, короткий сон в холодном бараке — и снова в цех.
Он и в мирные годы сохранил принцип «в труде — как в бою». А тылом у него была любимая Маруся. С ней Ганичев познакомился ещё в техникуме, расписались во время войны, родился сын, потом дочка.
В 1945-м вернулся в Тулу — там организовали научно-исследовательский институт (позже его переименуют в НПО «Сплав»). Уже занимаясь серьёзными разработками в НИИ, Александр Никитович наконец получил высшее образование, которое пришлось отложить из-за войны. Ганичев, кстати, — единственный в Тульской области, кому звание доктора технических наук присвоили без защиты диссертации. За него говорили десятки его научных патентов (лично и в соавторстве получил почти четыре сотни авторских свидетельств на технические решения).
За «Градом» и «Ураганом» последовал «Смерч», работа над которым оказалась куда сложнее и продолжительнее. В самом конце 1982-го Ганичев съездил в Москву, отчитался о результатах по производству «Смерча». В Тулу вернулся в приподнятом настроении. Встретил Новый, 1983 год. 2 января собрал гостей, накормил, проводил... А в 10 вечера Маруся позвонила дочери: «Папы не стало». Инфаркт. Третий. Скорая уже ничем не могла помочь.
64 года. Такая короткая жизнь. И такое бесценное наследство, обеспечившее безопасность страны на годы вперёд.
