Военные медики в зоне СВО эвакуируют раненых с поля боя, оказывают помощь под обстрелами прямо в окопе и не отказывают в помощи даже солдатам противника. Спасая других, они сами зачастую рискуют погибнуть на поле боя. Об этом в интервью корреспонденту aif.ru рассказал Иван Юшин с позывным Хирург — фельдшер добровольческого подразделения БАРС-3, сражающегося на одном из самых опасных участков Запорожской области.
Дмитрий Григорьев, aif.ru: — Как вы приняли решение стать добровольцем?
Иван Юшин: — Решение принял самостоятельно и совершенно осознанно. Я живу в том регионе, который ближе всего находится к Украине. Видя, что происходит и как тяжело нашим военным, я, будучи уже давно гражданским человеком, принял решение приехать сюда и помочь по своей непосредственной специальности — медик. Пришел в военкомат, и меня определили в БАРС-3. Так я оказался на запорожском направлении линии соприкосновения.
Здесь меня назначили на должность фельдшера. После полутора месяцев подготовки отправили на передовую. Здесь я уже два месяца, но в данный момент пока выведен на небольшую передышку.
— Позывной Хирург как-то связан с вашей гражданской профессией?
— Я еще со школы решил быть медиком вообще. Когда же поступил в институт, я отправился работать в военный госпиталь, чтобы параллельно с учебой оказывать помощь раненым, поступающим из Чечни. С тех пор я начал практиковаться в оказании помощи раненым. Когда завершил обучение, меня отправили в горячую точку. Наша техника подорвалась. Я очень боялся, что мои руки будут повреждены. Тогда меня ребята вытащили, и я хирургом все-таки стал. Кстати, те парни сейчас также принимают участие в СВО.
— С чем приходится сталкиваться медику здесь, на передовой?
— Много всяких историй и много интересных клинических случаев. На мой взгляд, главное, что наличие медика в тылу и на передовой очень повышает моральный дух бойцов. Каждый из них чувствует уверенность в том, что, несмотря ни на что, его вытащат и спасут. Они работают менее скованно. Перестают бояться. Я считаю себя воспитанником еще советской школы, поэтому мы всегда были готовы оказывать помощь в любых условиях, не взирая ни на какие санитарно-эпидемиологические нормы, стандарты и правила, которые нам навязала Всемирная организация здравоохранения. Мы обязаны применить все навыки и знания в любых условиях для спасения жизни и восстановления здоровья бойцов.
— С какими травмами приходится сталкиваться?
— Конечно, это минно-взрывные ранения. На них приходится самая большая доля раненых. Противник в очень большом количестве использует западные боеприпасы и технику натовского калибра. В основном эти потери идут из-за тех, кто бездумно снабжает нашего противника этими боеприпасами.
— Насколько вы были готовы к тому, что здесь происходит, или пришлось учиться буквально на коленке?
— Не так страшно видеть то, что происходит, когда ты молод. Когда же ты уже прожил весомую часть жизни и имеешь за плечами определенный опыт, то понимаешь степень ответственности за тех, кто ждет тебя дома. Ты понимаешь, для чего ты здесь, — чтобы твой ребенок спал спокойно, жена спокойно жила и мама улыбалась. Эти моменты пришлось вспоминать, брать себя в руки и просто выполнять свою работу.
В плане медицины нового ничего нет. Есть свои особенности, связанные с театром боевых действий. Безусловно, медицинская наука очень сильно продвинулась. Мы благодарны тем, кто нас поддерживает. Благодаря им у нас есть все необходимое в плане медикаментов и медицинских материалов. Помощь идет от Минобороны, волонтеров.
— Можете вспомнить какое-то нестандартное ранение, с которым пришлось столкнуться?
— Неделю назад мы вытащили мобилизованного, которому снайпер выстрелил в лицо. Мы его благополучно спасли. Он госпитализирован. Пуля калибра 7,62 остановилась всего в 3 мм от лобной доли головного мозга. Помощь оказывали в полях под артиллерийским обстрелом в течение девяти часов. Пока шел бой, не могла подъехать техника для эвакуации раненого, и пришлось спасать его жизнь в полевых условиях. Наш противник не смущается и бьет по группам эвакуации раненых. Для него здесь нет никаких моральных запретов. Раненый или врач — для них нет разницы. В моем понимании, это за гранью. Я понимаю, что для них мы враги, но все равно, видя, что выносят раненых, работать по ним артиллерией — это за гранью. Поэтому вы сами можете сделать вывод о степени морального разложения нашего противника.
— Доводилось ли оказывать помощь военнослужащим ВСУ?
— Нет, противнику помощь оказывать не доводилось. Но мы оказываем помощь мирному населения. Как выяснилось, здесь вся медпомощь была поставлена на коммерческие рельсы, и чтобы получить качественную медицинскую помощь, местному населению приходилось платить большие деньги. Узнав о том, что на территории России медицина бесплатна и в большом объеме она оказывается на местах, местные были удивлены. Мирному населению по решению комбата оказываем медицинскую помощь. Они в большом количестве обращаются к нам. Получают все виды помощи — консультативную, амбулаторную и даже мелкие хирургические вмешательства. Местные пребывают, конечно, в шоке от такого отношения к себе со стороны военнослужащих. Украинская пропаганда долгие годы внушала им, что придут варвары и будут убивать вас и насиловать. Когда же они на личном примере убедились, что это не так, это выбило их из парадигмы, в которой они обитали многие годы.
— Человеческий организм крайне живучий. Были ли случаи в вашей практике, когда вы считали бойца уже погибшим, а он буквально оживал?
— Я и мои коллеги никогда не думаем, что человек может быть безнадежен. Нужно бороться до последнего за каждого. Я не могу даже мысли допустить, что раненый может умереть. Даже видя, что человек уже в агонии, я все равно оказываю ему помощь. Крайний случай у нас был, когда снаряд залетел в окоп и четверых наших ребят заживо закопал. С вечера до утра мы откапывали их. Мы, конечно, понимали, что вряд ли они живы, но все равно продолжали это делать, сохраняя надежду. К сожалению, тогда спасти ребят не удалось. Но мы не допускаем здесь мысли, что человек умрет, и бьемся за его жизнь до конца.
— Что можете сказать о ваших украинских коллегах?
— Исходя из того, что я видел на поле боя, то мне не хотелось бы называть их коллегами. Абсолютно избирательный подход к спасению. Они легко бросают своих на поле боя. Недавно у нас был случай, когда 16 часов раненый солдат противника кричал и звал на помощь. Мы хотел выдвинуться за ним, но огнем противника были остановлены. Было жутко слышать его крики и мольбы о спасении. Но его побратимы бросили и даже нам не давали до него добраться. Поэтому мне не хочется этих людей называть коллегами.
