Белгород, находящийся в 40 км от границы с Украиной, как и ещё пять приграничных регионов РФ, живёт в режиме «жёлтого уровня террористической опасности».
Горожане время от времени видят длинные змейки дыма в небе и крошечный салют. «Всё-таки высоко, даже хлопков не слышно. Работает ПВО», — успокаивают белгородцы, похоже, привыкшие к совсем не праздничным «фейерверкам» и мужчинам в военной форме с буквой Z на шевронах, наводнивших город.
Губернатор Вячеслав Гладков, общающийся с населением в формате ежедневных десятиминуток (10 ответов на вопросы за 10 минут), призывает не паниковать. 37-летний мэр Белгорода Антон Иванов в личной беседе также заверяет, что для паники нет причин — город получил «дополнительную защиту». Какую, не уточнил, не уполномочен. Украинская сторона регулярно обстреливает приграничье Белгородской области. Подрыв нефтебазы в черте города тоже потрепал людям нервы. Белгородцы слышали, как украинские вертолёты ночью пролетели через весь город, и было непонятно сначала — свои или чужие, пока не раздались взрывы.
В активе неприятеля — подрыв железнодорожного моста на перегоне Разумное-Нежеголь и обстрел села Сподарюшино. «Пострадавших и жертв среди мирного населения нет, — по-военному отчитался глава местной администрации. — Прошу жителей сохранять спокойствие». По указанию мэра Шебекино ещё в начале апреля здесь начали рыть окопы. «Земляные укрепления» появились не между Шебекино и границей, а за 26 км от города — между Шебекино и Белгородом. Пользователи соцсетей задавались вопросами по поводу целесообразности рвов.
В пабликах эти новости бурно обсуждают, но внешне Белгород живёт привычной жизнью и готовится, по словам градоначальника, отмечать майские праздники. Среди них будет и жительница Белгорода Юлия М., которую начало военной спецоперации застигло в Харькове.
Долгий путь домой
— У меня мама русская, папа украинец, — рассказывает Юля. — Родители всю жизнь прожили на Украине. Я в 2014-м поехала к бабушке в Россию, так тут и осталась с семьёй, получила гражданство. Утром 24-го февраля с сыном возвращалась после похорон отца в Волновахском районе в Харьков, откуда в Белгород ходили автобусы. Но на автостанции сказали, что автобусы из Белгорода не приходили. На свой страх и риск решила на такси прорваться до пограничного перехода в районе Нехотеевки. «Могу попробовать, — сказал водитель. — Но ничего не гарантирую, не знаю ситуации». Не доезжая 5 км до границы, мы увидели горящий танк. Это я вам сейчас спокойно рассказываю, потому что две недели прокололась (антидепрессантами — Ред.). По нашей машине, слава богу, не попали, но автоматные очереди мы слышали очень близко. Пришлось разворачиваться. Мост, по которому мы 5 минут назад ехали, разбомбили. Спасибо, местные жители подсказали — по грунтовкам, окольными путями вернулись в Харьков. К вечеру 24-го в городе на всех станциях метро остановили поезда, в которых можно было разместиться. В метро мы и остановились через пару дней, две ночи провели в квартире знакомых.
Мой вопрос о том, как ребенок пережил нелегкий путь домой, вызывает у Юли слёзы. Воспоминания о 30 днях, проведённых в метро, не из приятных. Сначала заболел сын, потом сама.
— Как вы понимаете, — говорит Юлия, диагнозов там никто не ставил. Возможно, и коронавирусом. Многие болели. Люди лечились, чем придётся. Друг другу помогали. Условия были очень спартанские. В туалет ходили в метро, там на каждой станции туалеты. Ребята волонтёры привозили полевую кухню. Из горячего в основном был суп с вермишелью и тушёнкой. Детям иногда кисломолочную кухню, молоко, творог привозили. Сладостей поначалу было очень много. Раздавали сухую вермишель. Займешь очередь, вскипятишь чайник, замочишь её в кипятке и ешь... Спустя 30 дней наверху по-прежнему шли бои, и я решила, что другого выхода нет — надо по тоннелю метрополитена идти к железнодорожному вокзалу. Знающие люди подсказали, что оттуда можно было уехать во Львов. «Мы можем быстро доехать поверху или пойти по темному тоннелю, но идти долго», — предупредила я сына. Он сказал: «Пойдем». И мы шли по шпалам в потемках 1 час 40 минут. Я видела, как было страшно Андрею, но он очень мужественно держался. Горжусь сыном.
Из Харькова на эвакуационном поезде Юля с Андреем добрались до Львова, оттуда через Польшу в Беларусь, и в итоге в Россию, домой.
— К счастью, у нас были наличные деньги, правда, чужие, которые мы везли, чтобы передать родственникам. Пришлось ими воспользоваться. Страх был и на границе с Польшей, вдруг не пустят с российским паспортом. Допросили, взяли отпечатки пальцев. Но всё предельно вежливо. Никаких угроз. Интересовались только: откуда мы, куда направляемся. По нам было видно, что мы не с праздника едем.
Белгород одним из первых принял беженцев из Украины. Алёна Ш. с 14-летним внуком Никитой выбирались из Донецка на автобусе ночью. «Чтобы не попасть под обстрел, — поясняет она, — ехали в темноте с выключенными фарами, а пассажиры лежали на полу и подсказывали водителю путь: направо, налево, прямо». Мы беседуем с Алёной в одноместном номере одной из белгородских трёхзвездочных гостиниц, куда распределили первую партию беженцев. «Я вообще-то на неделю сюда ехала, ехала не за комфортом, а за тишиной», — говорит она. В итоге они с внуком живут в Белгороде полтора месяца. Алёна, родившаяся в Сибири, в советские времена переехала сначала в Мариупольскую Ялту, а затем в Донецк, в который планирует вернуться. «Я общаюсь с другими переселенцами — вы знаете, все хотят вернуться домой. К нам здесь очень хорошо относятся, — говорит она. — Но даже разбомбленный Донецк мне кажется самым прекрасным городом на свете».
«Мы не Украина, пожалуйста, не путайте, — строго говорит она. — Это для нас уже оскорбительно звучит. Когда молодая была, не сильно во всё вникала. Жизнь заставила». В результате бомбёжек Донбасса, по её словам, внук почти перестал слышать и говорить. Уже в Белгороде, где мальчику помогли с протезом, специалисты выяснили, что протез, которым Никита пользовался до сих пор, рассчитан на детей 5-7 лет. «А теперь внук стал даже лучше разговаривать!» — радуется бабушка.
«Сельской мальчик»
В Белгороде действуют 22 пункта временного размещения для переселенцев, рассчитанных на 17 700 человек. Один из них оборудован на территории картинг-центра «Вираж». С момента операции через него прошла 1 тысяча человек. ПВР представляет собой обычный палаточный городок, в каждом «домике» которого могут разместиться до 20 человек. В день нашего посещения центр был заполнен едва ли вполовину. Три палатки отведены под столовые, в день посещения на обед давали вермишелевый суп, гречку с мясом, кабачковую икру, два кусочка серого хлеба и компот из сухофруктов. «Мы этими обедами детишек в школе кормим», — пояснила женщина на раздаче пищи.
Есть в лагере приёмная психологов, куда в основном приводят детей, переживших стресс. Для них же оборудована «детская комната», заваленная игрушками. «Если кому-то из детей нравится что-то, отдаём», — рассказывает начальник центра. На территории есть стационарные душевые и туалеты. Всё под охраной «росгвардейцев» — для безопасности беженцев. Люди проводят здесь не более недели. Формируются группы, переселенцев отправляют в разные регионы России. Никто из опрошенных людей ни на что не жаловался.
«А вы у всех спрашиваете? — подошёл ко мне рыжеволосый подросток. — Я сельскОй мальчик, но тоже хочу сделать заявление». Арсену 14 лет, до операции он проживал с бабушкой в Харьковской области в Волчанском районе. «Папа от нас сбежал, когда я маленьким был, а мамы не стало полтора года назад. Рак бедра». По словам мальчишки, они успели выскользнуть до боёв в их районе. «Но они уже начали потихоньку накрывать сёла „Градами“», — говорит он будничным тоном. «Кто они?» — уточняю. «Бендеровцы, неонацисты, — отвечает он. — Я очень боялся на Украине чего-либо сказать». «А в Россию ехать не боялся?» — интересуюсь я. «Боялся, — говорит тинейджер. — Но не уверен, что на Украине смогу нормально жить. Поэтому приехали всё-таки сюда. Мне очень хотелось поехать в Россию. Всегда хотел побывать на параде в Москве. Одна проблема была — у нас с бабушкой никогда не было на это денег. Нам было очень тяжело там жить. У меня родственники в России, так что можно сказать — я русский! Я уже даже первое интервью в России дал», — сказал он в финале, надо заметить, не без гордости.
P.S. С вечера 16 апреля в ПВР начали прибывать первые автобусы с беженцами из украинского Изюма (на момент написания материала было размещено более 100 человек).
