Андраник Багдасарян не похож на Рэмбо. Он худощавый и узкоплечий. Ему 30 лет, по профессии — учитель танцев. Он служил в армии, но это было 10 лет назад. Тем не менее через 2 дня после начала войны за Карабах Андраник оказался на передовой.
Сергей Залесский, АиФ.ru: — Не похожи вы на военного — здоровенного.
Андраник Багдасарян: — Ну это как сказать. Я от службы никогда не бегал. В положенный срок отслужил два года в армии, правда, никакого желания снова сталкиваться с армейской действительностью тогда не имел. Но случилась Четырёхдневная война 2016 г. Я на неё не попал, но после этого мы с друзьями объединились в группу, которая занималась боевой подготовкой. Среди нас были люди самых разных профессий: гид, учитель, крестьянин... Наш командир прошёл Карабахскую войну 1990-х годов.
Собирались раз в неделю, изучали оружие и тактику. Война началась рано утром 27 сентября, 29-го мы уже были в Карабахе. Форму, бронежилет с каской, подсумки и прочее снаряжение и оружие получили на месте. Мне выдали весьма современный автомат АК-103 российского производства.
Наша группа воевала на севере. Никогда не забуду свой первый бой. Полтора десятка солдат противника спускались по дороге (дело было в горах), а мы засели в лесу. Мы заметили их первыми и открыли огонь. Они стали отвечать, мы потеряли четверых. Зато их группу положили в полном составе. Мы потом осмотрели трупы: здоровые такие парни, стройные, на нарукавных шевронах — флаги Азербайджана и Турции. Кто они были на самом деле, мы так и не выяснили.
— Как кормят на войне?
— Кормят лучше, чем 10 лет назад, когда я служил срочную. Всё необходимое, что не входит в армейский рацион, вплоть до чая, кофе, джемов, привозят добровольцы. Вообще, если не сильно бомбят, регулярное трехразовое питание во время войны обеспечивается. Не всегда, правда, горячее. Такого явления, как полевая кухня — печка, котел, труба как у крейсера «Аврора», на двух колесах, — я вообще ни разу не видел. А провел я на войне 32 дня из 40. Обычно интенданты выдают фасоль, консервированное мясо, воду, соки, хлеб — в холодном виде. Котелки есть почти у всех солдат, но разогреть в них еду получается не всегда. Открытый огонь демаскирует позицию, тепловизоры БПЛА засекают костер на раз. Но много где есть дома с дровяными печами или газом. Дым сверху заметить сложнее.
— Кстати, о дронах. Сильно мешали жить?
— Сильно. Мы слышали их жужжание каждый день, хотя видели их далеко не всегда. Но через несколько дней учишься по звуку определять: это гудит ударный «Байрактар», это — израильский дрон-камикадзе, а это беспилотный разведчик. Который, впрочем, тоже опасен, потому что может корректировать огонь артиллерии.
— Как показала себя артиллерия в этой войне?
— Я не специалист и даже не офицер, но, по моим прикидкам, 80-90% потерь — как раз от огня артиллерии. Нас на передовой больше всего беспокоили минометы, в меньшей степени — ствольная артиллерия. А реактивные системы залпового огня вообще работали по тылам.
— А как на войне с ковидом?
— Если честно, когда в тебя летит снаряд, последнее, о чем думаешь, — это коронавирус. Маски на войне не носят, спирт полезнее принимать внутрь, чем тратить на санитайзинг, перчатки если и носят, то тактические, для защиты рук в полевых условиях. Это же не бабушкин дом, это война.
— Как после всего этого вы оказались в Ереване?
— Заболел, проблемы с легкими. Меня отправили лечиться в Ереван. Через несколько дней выпишут — и я опять к ребятам в Арцах.
— Вы учитель танцев. Наверное, работаете в какой-то модной студии. Как ваше начальство отнеслось к тому, что вы месяц не появлялись на работе, а потом ушли на больничный?
— В Армении с этим просто. Когда человек уходит воевать, работодатель сохраняет за ним место и среднемесячную зарплату. Вроде бы государство дотирует 70% этого дохода, но есть много предпринимателей, которые платят все сами, а деньги возвращают в бюджет.
