Профессия патологоанатома окутана массой заблуждений и домыслов. На самом же деле в ней гораздо больше науки и творчества, чем чего-то иного. И без сложного труда этого специалиста эффективное лечение опасных болезней было бы просто немыслимо.
Об этом aif.ru рассказала профессор, директор Института клинической морфологии и цифровой патологии Сеченовского Университета Минздрава РФ, доктор медицинских наук Татьяна Демура.
Елена Нечаенко, aif.ru: — Татьяна Александровна, в обывательском сознании патологическая анатомия представляется чем-то крайне неприятным, неэстетичным и явно не женским делом. А вы как считаете?
Татьяна Демура: — На мой профессионально деформированный взгляд, патологическая анатомия — одна из самых эстетичных специальностей, поскольку у нас есть возможность рассмотреть, как природа создает живой организм. Клетки, ткани, органы — все это необыкновенно красиво. При микроскопическом исследовании мы можем использовать различные виды окраски тканей: гематоксилин и эозин, толуидиновый синий, конго красный и другие. Благодаря этому мы видим не серую картинку, а цветную и она, действительно, завораживает.
Универсальный специалист
— Какова роль патологической анатомии в современной медицине?
— Это неотъемлемая часть медицины. А патологоанатом — один из самых опытных и мудрых врачей, так как он должен знать не только строение органов и тканей, но и все клинические проявления болезней, то есть быть специалистом во всем! Патологическая анатомия — базовая составляющая медицины: зная ее, можно сориентироваться в любой болезни. Ведь заболевание составлено из комбинаций патологий, поэтому без нашей специальности качественного медицинского образования и диагностики заболеваний быть не может.
— Что такого видит патологоанатом в микроскоп? И что в человеческом теле поражает сильнее всего?
— Видит он то же, что и другие, но только этот специалист понимает, что за патологические процессы происходят в организме и что они значат для человека. Меня поражает все, что я вижу. Каждое микроскопическое исследование, как детективная история, иногда для постановки диагноза требуются дополнительные методы исследования, уточнение анамнеза пациента и даже консультации с другими специалистами.
— Как неправильный образ жизни отражается на органах?
— Пока компенсаторные силы организма человека могут справиться с неблагоприятным воздействием факторов внешней среды, все изменения в органах обратимы, но с определенного момента — уже нет. Тогда мы видим серьезные структурные перестройки в органах и тканях. Так, например, у человека, злоупотребляющего алкоголем, сначала развивается жировая дистрофия печени («гусиная печень»), а затем и цирроз.
Большая ответственность
— Работа патологоанатома кажется самой безответственной в медицине. Пациент уже мертв, поэтому навредить ему уже невозможно. С этим ведь не поспоришь?
— Всё как раз наоборот. Это очень ответственная работа. Когда мы исследуем ткани человека, и не важно это операционный или аутопсийный материал, мы несем огромную ответственность, так как наша роль заключается не только в диагностике, но и в экспертизе диагностики и лечения пациентов. Вскрытия составляют лишь 10% занятости патологоанатома. Основную массу времени мы проводим перед микроскопом, исследуя материал биопсии, полученный от живых пациентов, хотя также проводим аутопсию тканей уже умерших больных. Наша роль заключается не только в диагностике, но и в экспертизе диагностики и проведенного лечения пациента. Онкология сегодня невозможна без морфологического исследования, и окончательный диагноз ставит не онколог, а патологоанатом. А правильно поставленный диагноз определяет верную тактику лечения.
Сегодня успешное лечение пациентов — это результат командной работы врачей разных специальностей. Онколог назначает операцию, хирург-онколог оперирует, а патологоанатом изучает полученный материал и ставит диагноз, используя сложные методы исследования (иммуногистохимические, молекулярно-генетические и др.).
Поэтому наша работа, в первую очередь, необходима для живых. Ведь именно правильно поставленный диагноз позволяет назначить эффективное лечение. Так, назначение таргетной терапии, направленной против конкретных клеток и рецепторов опухоли, возможно только после патологоанатомического исследования.
— Но при этом вы не видите самих пациентов, а изучаете только их материал?
— Это заблуждение. На самом деле, когда врач-патологоанатом консультирует пациентов, которые приходят сами со своими биопсиями, он может собрать анамнез, провести осмотр, оценить все предыдущие результаты инструментальных методов обследования. Диагноз является клинико-морфологическим заключением. Патологоанатом не просто смотрит в микроскоп, а оценивает комплекс данных: клинических, инструментальных и морфологических.
Анализ на «стёклах»
— Расскажите, чем отличаются друг от друга разные исследования: гистология, гистохимия и иммуногистохимия? В каких случаях применяются каждый из методов?
— Гистологический метод — это изучения строения тканей с помощью стандартных гистохимических методов окрашивания в световом микроскопе. А при иммуногистохимии (ИГХ) используются антитела к конкретным антигенам на клетках. В рутинной практике мы всегда используем гистологические методы, а ИГХ применяем для уточнения диагноза. Например, для рака молочной железы недостаточно определить гистологический тип опухоли, необходимо узнать и ее иммунофенотип — то есть понять, есть ли там рецепторы к половым гормонам (эстрогенам и прогестерону), а также к эпидермальному фактору роста (Her2neu) и узнать, насколько выражено деление клеток в опухоли. ИГХ используется для уточнения онкологического процесса и для выбора тактики лечения, а также для подбора таргетной терапии.
— Надо ли перепроверять результат биопсии, или ошибок не бывает?
— В сложных случаях сам врач патологоанатом всегда рекомендует проконсультировать препараты с другими специалистами. А если есть возможность, то сам проводит консилиумы и телемедицинские консультации. Вообще второе экспертное мнение — это не про ошибки, а про уточнение диагноза. Для этого и были созданы референс-центры, один из них работает в Институте клинической морфологиии цифровой патологии Сеченовского университета. Все пациенты имеют право на второе мнение.
— Какими разработками вы сейчас занимаетесь?
— Значимый блок наших проектов относится к колоректальному раку. Например, мы разрабатываем программы по определению метастазов этого рака в лимфатических узлах. И планируем изучать значимые морфологические признаки, которые бы помогли вовремя распознавать заболевания или указать на риск метастазирования и другие аспекты.
Также в разработке проект по изучению рака простаты. Будет внедряться методика изготовления полных срезов тканей простаты, которая позволит получать наиболее достоверную информацию о строении органа и опухоли. В планах — обучение искусственного интеллекта диагностике опухолей на больших срезах.
Но основная зона наших интересов — это изучение фундаментальных патологических процессов, в частности, поиск раковой стволовой клетки в опухолях, изучение способов воздействия на нее и на ее нишу. Ведь именно в этом кроется ключ к успешной диагностике и лечению злокачественных новообразований.
