Был такой парень - солдат Иванов с Сивцева Вражка. Их миллионы, солдат Ивановых, в жирной, удобренной кровью земле Сталинграда, на Курской дуге и в болотах Ржевского котла. Отстоявших, отдавших, навсегда оставшихся... А наш Иванов, Владимир Владимирович, жив, хотя и был от смерти на волосок...
...Он тяжело приподымается с постели - вот-вот должен прийти врач - и, приструнив температуру и пристыдив боль, сам, как в окопе, затаивается в кресле. Читает свои стихи - никем никогда не изданные: сам не разрешает!
Хочу понять, каким был на
войне:
Судьбе покорным, храбрым,
трусоватым?
Я разным был, так думается
мне.
Таким, как все, обычным был
солдатом…
Его война - она чем дальше, тем оказывается ближе. «Придя с войны, я о ней не то чтобы забыл - положил в дальний ящик, задвинул в пыльные углы памяти. Ведь мне было всего 19: вся жизнь впереди! С ранением, мучимый болью в ногах, играл в футбол: всё нипочём! Так хотелось жить! И я заглядывал только вперёд. Но чем дальше позади оставалась моя война, тем чаще я заглядывал туда...»
«Ни звезды, ни креста»
Война началась для него 30 июня 1941 г. - Вову Иванова, девятиклассника из самого центра столицы, взяли на строительство укреплений на Днепре. Не было для мальчишек той поры другой участи - да они о другой и не мечтали. Рыли противотанковые рвы до тех пор, пока фронт не приблизился, - только тогда отправились по домам. В Москве дежурили на крышах. На глазах Володи бомба попала в Театр Вахтангова - «300 метров напрямик», а у него в подъезде стёкла повыбивало. В октябре началась школа - и тут же закончилась. Один день в 10-м классе! Те науки, что тогда выучили, - они на всю жизнь... Одноклассников забрали рыть брюкву в Загорске, потом перебросили на строительство укреплений на Кутузовский проспект, затем - строить лесные завалы за Подольском. «Страшная работа: морозы, грелись у костра, пальто сжёг на этом огне». А в начале 1942 г. Володя уже на военном заводе. Ему слали повестки, но отдел кадров не отпускал от станка: бронь! А он, мальчишка, мучился: старшие на фронте, а я тут в тылу прозябаю! Винтовку в руки, отпустить усы и папиросу в зубы - казалось, нет счастливее доли... Но казалось ему так недолго.
Очередную повестку он не показал отделу кадров - пошёл прямиком в военкомат. Попал в Тульское пулемётное училище, а через 2 месяца - «Я пострелять-то из пулемёта успел пару раз!» - на фронт. Двенадцатая гвардейская дивизия. Был «на побегушках» - связным у начальника штаба батальона. В один из первых дней на него обрушилась жестокая правда войны: двоих «самострельщиков» приказали расстрелять перед строем. После этой казни вся военная «романтика» улетучилась, обнажив то звериное обличье, что присуще любой войне, какой бы справедливой она ни была. В памяти солдата Иванова эта картина так и осталась самой страшной за всю историю его недолгих сражений.
Что же чувствовал я?
Жалость, боль или страх?
Автоматные выстрелы воздух
прошили.
Ничего - ни доски, ни звезды,
ни креста -
Никогда не видать безымянной
могиле.
В складках его морщин петляет слеза - не старческая, от бессилия, - а от горя, свежего до сих пор. «Тогда я начал понимать, что война - не фунт изюма». Ведь было у него всё, о чём он мечтал, стоя у станка на заводе: пулемёт, папироса в зубах и пробивающаяся щетинка на подбородке. Но теперь ему так хотелось к маме и чтобы война закончилась...
Пулемётчиком Иванов пробыл недолго, дней двадцать. Успел даже пленить двоих немцев - прежде чем ранило. Тяжело, в бок, навылет: 9 месяцев по госпиталям. «Весь в повязках, словно в веригах, я ничтожен, как жалкая тля».
«Комиссовали по чистой». Он шёл арбатскими улочками, дышал полной - насколько позволяло ранение - грудью и заштриховывал в памяти всех убитых фрицев, всё армейское начальство с их приказами, все фронтовые дороги. И голод - горячую кашу или суп подвозили только по ночам: днём всё простреливалось, сидели на пайке хлеба и кусочке сахара. И страх, тот, который по ночам, когда в одиночестве лежал в обнимку со своим пулемётом, а немцы «шарили в поисках «языка», становился сильнее... Оставлял в прошлом всё - кроме имён своих однополчан...
Страшна была мне смерть
таких же, как и я,
Курсантов из Москвы, из Тулы
и Рязани.
Они всегда со мной. Их поза-
быть нельзя -
Простых ребят с усталыми
глазами.
И когда в 1944 г. по Садовому кольцу Москвы «Парадом побеждённых» гнали пленных немецких солдат и он, силясь вспомнить их лица, выглядывал в толпе оборванных и униженных «своих» немцев, его не пробила эта память.
Даже когда матери в 1946 г. пришло извещение: «Разыскивается ваш сын для вручения медали «За отвагу», он был спокоен.
Пока память сама не постучалась к нему со стихами...
«Последние два года у ротонды я один»...
Владимир Владимирович Иванов стал переводчиком - одним из первых в СССР вьетнамоведов во времена, когда не было ещё ни учебников, ни словарей. Несколько лет он прожил во Вьетнаме, преподавал в МГИМО, работал в издательстве старшим редактором. «Нажил» множество благодарных учеников, которые по сей день - сами на пенсии - приходят к нему с поклоном: «Учитель!» Уже в восьмидесятилетнем возрасте закончил объёмнейший труд - двухтомник под 5 килограммов: вьетнамско-русский словарь в синей обложке.
Все эти годы рядом была жена Рита, и сейчас записывающая под диктовку его стихи - и в тревоге ожидающая вердикта врача. Сын Ивановых Сергей - художник-постановщик, обладатель трёх премий «Ника» и одного «Орла» (за фильмы «Небеса обетованные», «Царь», «Сталинград»).
- Пару лет назад внук моего сослуживца нашёл тот самый приказ - машинописные буквы на пожелтевшей бумаге - согласно которому меня и наградили медалью «За отвагу», - рассказывает он. - И только тогда я узнал о своём, ну, так сказать, подвиге... «Шквальным огнём пулемёта уничтожил до 20 солдат противника, подпустив их на близкое расстояние», - значилось в документе.
А в этом году случилось нечто удивительное: к моему 90-летию я получил письмо... с Украины! «Мы помним Ваш подвиг, когда Вы, 19-летний, освобождали наш район», - и подпись Репкинского райсовета!.. Такое же письмо пришло и от любечан: в их школе - музей нашей дивизии. Ведь получается, что, пока наверху ломают копья, простой народ продолжает помнить и любить!
...От нашей дивизии, когда мы стали проводить юбилейные встречи ещё в прошлом веке, оставалось 600 человек. Все, кто мог, приходили долгие годы 9 Мая к «нашей» ротонде в парке Горького. Разглядывали новые морщины друг у друга, вспоминали имена ребят, павших в бою или потом умерших от ран, пели песни... Последние два года у ротонды я один.
И теперь я всё помню.
За всех Ивановых Русской земли.
СтоЛИЧНОСТЬ № 3 (64), 24 марта 2015
Издается ЗАО «Аргументы и Факты»
Лётчик «с того света». Он мечтал бить врага и не боялся трибунала 
На Мамаевом кургане до сих пор остались мины? 
«Иногда они мне снятся». Узник концлагеря - о фашистах и метках войны 
«Чудесный русский доктор». Как пленный врач концлагеря спас тысячи солдат 
Последний герой Первой мировой.«AиФ» нашёл могилу самого стойкого солдата В 
