«Как восьмое чудо света, искушением в раю, неожиданной кометой ты ворвалась в жизнь мою». И плевать на то, что ему 80, а ей нет и 40. Что он учитель, она - его студентка. Что отвернулись родные. Что негде жить. Что мало сил и ещё меньше времени. Плевать. Они ещё успеют… «И отринуты сомненья, и в душе опять весна, и приходит вдохновенье, как в былые времена».
Евгений Александрович Голубев - человек в Бурятии известный. «Но всю мою славу как волной слизывает, когда я возвращаюсь домой, в наш дом-фрегат, где тут и там развешаны детские пелёнки и вечный ремонт, и Наташа, невзирая на лица, командует: «Принеси воды из колонки!», «Вынеси ведро!» - улыбается он.
Журналист, краевед, политолог, поэт, лауреат несчётных премий, автор книг и член всего, что только в Улан-Удэ есть. Очки, белый костюм - «Наташин подарок». Мы сидим в пустом читальном зале национальной библиотеки, и он перебирает газетные вырезки - свои и о себе, книги, фотографии. Сам больше молчит, предоставляя мне выстраивать линию его судьбы, тонкой веткой на которой прыснула в самом конце такая любовь... Улыбчивый, доверчивый, седой. Я листаю пожелтевшие бумаги, а поверх букв слышу его тихий голос, даже без моих вопросов ведущий суровой ниткой песнь о последнем чувстве, - и только невидимая библиотекарша за стойкой слышит её помимо меня. «Я же всё понимаю: это ведь последняя моя любовь…» И я слушаю его историю и запечатываю в своём сердце, чтобы потом доверить газетному листу.
«Мой крест»
Он работал в улан-удэнской молодёжке, потом занимался социологией, затем вернулся на радио, после преподавал в университете. И непрестанно писал. Стихи и очерки Бурятского края. Его стезя, фирменный стиль и творческое кредо - возвращать имена. Он откопал историю о пребывании в Забайкалье Авраама Ганнибала, воскресил подвиги забытых бурятских фронтовиков (и награды нашли героев), писал о потомках декабриста Бестужева, актёре Валерии Инкижинове, уехавшем во Францию и ставшем там звездой, о современнике - корчагинце Николае Лимонове, чьим именем в результате назовут улицу. И ещё - о таинственных пещерах края, о ненайденных кладах…
Ирочку он встретил ещё в редакции молодёжки, в отделе писем: «Необстрелянная, молодая, вызывала всеобщий интерес. Все были хищные, приставучие, ну а я - я дистанцировался и победил… Оставались вместе на дежурства, долго просто дружили, даже не целовались, потом справили комсомольскую свадьбу».
Ирочка родила ему двух дочерей, те - троих внуков. Слегла она 5 лет назад. Диабет, глаукома, инфаркт. «В поликлинику водил её за руку, сажал на горшок, готовил еду, дежурил в больнице… Это не любовь уже была - жалость. Человек терял себя, мучился приступами злости от бессилия… «Женя, ты ведь не бросишь меня?» - всё время спрашивала… Оставить её было бы немыслимо: это моя судьба, мой долг, мой крест. Хотя тогда я уже встретил Наташу…»
«Мы долго шли друг к другу»
Обычно здесь, в этом тупике - болезни, старость, смерть родных - всё и заканчивается. Одиночеством, предсмертной тоской, забвением жизни, глубокой трясиной воспоминаний и, наконец, последним вздохом свободы… А у него, у Евгения Александровича, всё вышло не так. Они встретились на каком-то мероприятии, сидели после всех выступлений рядом в школьной столовой, он подкладывал ей пирожки… Наташа тогда работала научным сотрудником в Музее истории Улан-Удэ, а он бегал по своим лекциям, ночуя в больнице у жены. «Стал приходить в музей, Наташа выслушивала мою исповедь, жалела меня. Был я неприкаянный… Я ведь исстрадался, раны нужно было залечить - и Наташа стала тем лекарством. Я влюбился. Поцеловал, как привык, дежурно в щёку - и почувствовал, как она встрепенулась».
А Ирочка умерла.
На Евгения Александровича слетелись старые подруги, подставляя своё плечо, дом, предлагая руку и сердце… Он затворничал.
«Мы долго шли друг к другу». Он не допускает подробностей: в моей памяти остаются только грибы, которые они собирали по густым лесам, заваривая с собой в дорогу травяной чай... Река Уда, в которой Наташа купалась нагая, и он на неё смотрел, а потом написал об этом стихотворение... То, как везли зимой на саночках сдавать в музей старый утюг и самовар… «Три раза мы пытались пожениться: то я трусил, то она передумывала… Наконец, я сел не в тот трамвай и опоздал в ЗАГС. Но Наташа дождалась. Отмечали вдвоём в ресторане. Мартини и тушёное мясо. Потом разъехались: я в свою холостяцкую квартиру, она в старенький домик на окраине, где жила с дядей, который её воспитал…»
Лёвка
Я не спрашиваю ни о том, почему они не сразу ввязались в ремонт домика, ни как отнеслись родные, ни как появился Лёвка… Он говорит сам: «К сыну мы шли долгих три года».
И 6 июня 2013 г. Наташа родила Голубеву Лёвку, названного в честь любимого писателя Толстого, о чём скупо написали бурятские СМИ и к чему недюжинную хватку применили столичные телеканалы, - но все как один пали под бастионом Наташиной крепости, хотя даже и обещали оплатить ремонт. «Сглазят ещё!» - коротко отрезала она. Евгений Александрович, как нашкодивший школьник, ведёт меня знакомиться в домик на окраине, мы оба мало рассчитываем на успех, и я только успеваю в сумерках, на огороде, увидеть женщину и с ней за ручку светлого, худенького, всего прозрачного пацанёнка, так похожего на отца. «Бегает уже: синяков у него больше, чем у меня медалей!»
Голубев ведёт меня в буддийский дацан, что неподалёку от дома, и мы оба ударяем в колокол желаний так, что гул разносится в синеве лежащих кольцом гор. Я нескромно спрашиваю, что он загадал. «Ложусь на обследование», - ответил он скупо. Здоровья пожелал, догадываюсь я. Вырастить сынка. Продлить счастье. «Любовь - она ведь приподнимает над этой землёй».
