«Что делает меня счастливой? Любовь, прикосновения и кошки!»
Это сказала не Маша Комиссарова, а моя любимая актриса Дебра Уингер, которая, в молодые годы влюбив в себя Америку, меня и мир, добровольно ушла из кино, изведя себя самокопанием (хорошо — не из жизни).
А могла бы сказать Комиссарова, простая красивая русская девушка, попавшая в беду. Но она бы переиначила текст, она бы сказала про Лёшу Чаадаева, который спасает её от подлейшего состояния духа. Любовь окрыляет, да, но любовь и смирению учит. То есть Машу она окрыляет, а Лёшу учит смирению, без Лёши, говорит Маша, она бы не выдержала, это так больно, это такой искус, но есть Лёша, значит, всё будет хорошо.
Нам каждый день рассказывают про козни и ковы, следственно, мы начинаем думать, что на свете есть только ковы и козни, и нам не хватает решимости для самих себя признать, что все мы занимаемся саморастратой, считая слова тренера Моуринью важнее слов Лёши Чаадаева, сказанных Маше. Эта история любви напоминает о том, что мы бываем людьми не более одного часа в сутки — и именно в момент, когда знакомимся с этой историей любви, оставляющей после себя основательно подзабытое ощущение полной безупречности.
Все хотят быть знаменитыми и богатыми, забывая про то, что «одно богатство — спутник ненадёжный, коль не шагает рядом добродетель», и третьего дня Жанна Фриске мне так и сказала по телефону: меня, мол, спасают объятия, молитвы, записки, слова. В первый момент, когда случается что-то нехорошее, мы думаем о хорошем, о тех хороших, кто нам это хорошее дарит.
Фриске, кстати, знает про Комиссарову, часто, говорит, думает про людей, попавших в беду, и теперь уже наверняка знает, что не диво это — встать и пойти, это всё чудодейственная сила животворной любви.
Истории спортсменки Комиссаровой и певицы Фриске — это превращение утопии в быль, слепок с жестокосердой эпохи, отчаянно нуждающейся в сантиментах, и добро станет правдой, и правда добром взовьётся в воздухе гнилом, и не им одним — нам всем станет легче дышать.
