415 лет назад, в 1605 году, один человек почувствовал резкую боль в животе и попросил вызвать врача. Когда доктора явились, они застали своего пациента в довольно тяжёлом состоянии: из ушей и носа текла кровь, язык отнялся. Ещё через несколько минут он умер. Произошло это примерно в три часа пополудни. Звали покойного Борисом Годуновым.
Именно этот момент принято считать поворотным в истории Смутного времени. Пока жив был царь Борис, войска Лжедмитрия могли похвастаться разве что локальными успехами. В начале января 1605 года вообще казалось, что самозванцу скоро наступит конец: в его войске вспыхнул мятеж, часть поляков, которую возглавил сам Юрий Мнишек, объявила о своём отходе в Польшу. В ночь на 21 января в битве под Добрыничами войска Годунова разбили Лжедмитрия вдребезги: он потерял всю артиллерию и всю пехоту, большую часть кавалерии и 15 знамён, едва успев спастись сам.
Зато после смерти Бориса дела самозванца резко пошли в гору: менее чем за два месяца он сметает все преграды на своём пути и триумфально входит в Москву, царские войска переходят на его сторону, а «вся русская земля» радостно приветствует нового царя — «чудесно спасшегося Дмитрия Ивановича». Во всяком случае, так принято считать. Главного противника Лжедмитрия, сына и преемника царя Бориса Фёдора Годунова, почему-то не воспринимают всерьёз. Дескать, совсем молодой, опыта в управлении никакого, опереться ему не на кого. Шансы шестнадцатилетнего Фёдора на удержание власти и даже выживание оценивают невысоко. Общее мнение сводится к тому, что после смерти отца он был обречён.
Поэтому Фёдора принято в нашей публицистике жалеть. Он получил европейское образование, сызмала принимал участие в государственных делах, составил первую отечественную географическую карту и вообще должен был стать первым по-настоящему просвещённым государем: «Царевич Федор, сын царя Бориса, отроча зело чудно. Благолепием цветущи, научен же без отца своего книжному сочетанию, в ответах дивен и сладкоречив велми; пустотное и гнилое слово никогда из его уст не исхождало; о вере же и о поучении книжном со усердием прилежаше». Словом, чуть ли не интеллигент: умный, образованный, но, как это часто бывает, беззащитный.
На самом деле Фёдор, занявший престол отца, вовсе не был так беззащитен, как кажется. В его распоряжении было достаточно сил и средств. Он мог если не раздавить самозванца сразу, то продолжать войну достаточно долго. И тем самым поставить Лжедмитрия в двусмысленное положение, а в конечном итоге привести его к краху.
Даже в мае 1605 года расклад для Лжедмитрия был невесёлым. Вот его наличные силы: около тысячи донских казаков, пятьсот запорожцев и пятьсот поляков. Им противостоит войско Годунова примерно в десять тысяч человек. Да, 7 мая в царском войске вспыхнул мятеж, в числе заговорщиков, поддержавших самозванца, оказался главнокомандующий Пётр Басманов, а вдохновителями мятежа были рязанские дворяне братья Ляпуновы. Мятеж окончился удачно: войско было деморализовано и частью примкнуло к самозванцу, частью просто разошлось по домам, отказавшись воевать за кого бы то ни было. В южных областях возник относительный вакуум власти, и Лжедмитрий действительно довольно быстро занял Орёл и Тулу.
Однако это ещё не было его триумфом. Значительная часть воевод южных областей всё ещё сохраняла верность царю Фёдору. Отказавшихся присягать самозванцу было достаточно много, их пришлось брать под арест и на всякий случай отправлять в Путивль и ещё южнее. Под стражей, конечно, что распыляло силы Лжедмитрия.
Изменившие Фёдору войска с чисто военной точки зрения тоже выглядели посредственно. Пётр Басманов по велению Лжедмитрия пошёл из Тулы на Москву: многим казалось, что Годунова уже ничто не спасёт и столица падёт к ногам «царя Дмитрия».
Но Фёдор среагировал вполне оперативно. На перехват были отправлены московские стрельцы, которые в битве под Серпуховом сорвали все попытки Басманова переправиться через Оку. Тому пришлось вернуться в Тулу, где Лжедмитрий провёл смотр того, что осталось от войска, признал весь этот сброд небоеспособным и распустил его по домам. Фактически он снова остался с горсткой донцов, запорожцев и поляков.
Наступило краткое динамическое равновесие. По факту весь юг России был охвачен Смутой. При удачном раскладе он мог послужить неплохой базой для Самозванца: хлеб оттуда в Москву уже не поступал, власть Москвы уже не признавалась. Впоследствии, кстати, он и стал подобной базой уже для Лжедмитрия II.
Однако весь север и северо-восток России оставались верны династии. Ярославль, Нижний Новгород, в конце концов, Кострома — родовое гнездо Годуновых... Обозы из этих и других городов шли в Москву непрерывным потоком. Эта территория могла стать для Фёдора спасением и базой для продолжения борьбы с самозванцем. Впоследствии, кстати, так и произошло: Второе ополчение под предводительством Минина и Пожарского, возникнув в Нижнем Новгороде, шло освобождать Москву через Ярославль.
Итак, московские стрельцы, часть дворянства и даже часть бояр до последнего момента хранят верность династии. Есть куда отступать и откуда наносить удары. Есть достаточный мобилизационный резерв.
Однако Фёдор ничем из этого не воспользовался. Он даже не спешил короноваться. Между тем один этот шаг автоматически лишал самозванца солидной доли кредита доверия. Одно дело — бунтовать против юнца-Годунова, совсем другое — против Фёдора II, законного царя, Помазанника Божьего.
Но нет. Короноваться Фёдор отказывался, пока не кончится сорокадневный траур по отцу, чтобы всё было в полном соответствии с православными правилами и русскими обычаями.
Всё бы ничего, но время было упущено безвозвратно. Сороковины по царю Борису прошли, когда его сын после бунта московских посадов уже сидел под арестом. Но даже тогда самозванец не рискнул встретиться с ним лицом к лицу. Встав в Коломенском, Лжедмитрий заявил, что не ступит в царствующий град, пока жив Годунов. Фёдор и его мать будут задушены в тюрьме.
