После революции театры посещали в большинстве своём «классово чуждые элементы»: интеллигенция, инженеры, люди свободных профессий. Государство же рабочих и крестьян поставило задачу создать новое театральное искусство, а заодно и новую массовую аудиторию. Отныне ни одно произведение не могло быть допущено к исполнению без разрешения Главреперткома. Это относилось не только к драматургии, но и к кино, музыке, танцам и даже публичным лекциям.
Цензоры-ударники
Как это ни удивительно, центральный аппарат Главреперткома состоял всего из 3 человек, один из которых непременно представлял органы внутренних дел. Руководящий триумвират работал неутомимо. К примеру, только с 25 марта по 1 июля 1923 г. товарищами было просмотрено 83 пьесы, 10 из них запретили. Цензоры обладали огромными правами и проделывали титаническую работу. Составляли многостраничные перечни запрещённых к постановке пьес. Разработали специальную систему: под литерой «А» проходили бесспорные по своей идеологической и художественной значимости произведения, под литерой «Б» — не вызывающие особых нареканий. К произведениям, обозначенным литерой «В», следовало подходить с осторожностью, литерой «Г» обозначали произведения «без затей» — для клубной самодеятельности. Главрепертком определял даже то, как следует играть тех или иных персонажей. Скажем, фигура царя не должна была возбуждать хоть какую-то симпатию, его следовало показывать не только безвольным и глуповатым, но и виновником событий 9 января 1905 г. («кровавого воскресенья») и Ленского расстрела (в 1912 г. на приисках Ленского золотопромышленного товарищества).
Вот, например, что говорилось в одной из резолюций Главреперткома. Пьеса «Бег» Михаила Булгакова написана во имя прославления эмиграции и белых генералов. В «Мольере» («Кабала святош») того же автора во фразе «ненавижу бессудную тиранию» слово «бессудную» заменили на «королевскую». Но и это пьесу не спасло: после 7 представлений она была изъята из репертуара МХАТа. Не случайно одного из руководителей Главреперткома Литовского Булгаков позже изобразил в «Мастере и Маргарите» в образе ненавистного критика Латунского.
Функционеры Главреперткома могли запретить к показу уже закупленный заграничный или отснятый отечественный фильм. Они останавливали съёмки фильма «Бежин луг» Эйзенштейна, пока полностью не уничтожили картину. Причины запретов часто были надуманными и невразумительными.
Особой заботой Главреперткома была музыка. Существовал список грампластинок, подлежащих изъятию из продажи («монархические, белогвардейские, порнографические, оскорбляющие достоинство рабочего человека» и т.д.). Из оперы «Царская невеста» Римского-Корсакова потребовали «устранить излишества по части прославления царя», а из «Евгения Онегина» Чайковского — «фальшивый эпизод крепостной идиллии».
«А сердце-то в партию тянет!»
Один московский театр представил в Главрепертком на просмотр пьесу, действие которой разворачивается в Африке, а действующими лицами являются обезьяны, роли которых исполняют артисты. По ходу пьесы борьба за справедливое мироустройство происходит между двумя группами обезьян — краснозадыми и синезадыми. Именно в такие цвета окрасила задние части обезьяньих тел сама природа. Следует отметить, что краснозадые обезьяны представляли прогрессивную часть общества, а синезадые — реакционную. Однако цензура во избежание крамольных сравнений предписала: сделать краснозадых обезьян жёлтозадыми, тогда пьеса пойдёт. Театральные работники тут же согласились, радостно отписав строгим цензорам, что никто и не намеревался обезьяньим задом оскорблять революцию.
Об идейно-нравственном облике рабочего класса также заботились постоянно. В секретном циркуляре Главреперткома от 3 апреля 1925 года говорится об усилении контроля над деятельностью рабочих клубов. Отмечается, что в них ставятся сомнительные пьесы и устраиваются непотребные зрелища, «которым в рабочем клубе не должно быть места», а затем проводятся «танцы до утра». Причём с негодованием отмечалось, что рабочие танцуют фокстрот, представляющий собой салонную имитацию полового акта. После проверки в этом клубе вместо фокстрота стали танцевать кадриль, а вместо «Кирпичиков» петь нечто вроде романса со словами: «А сердце-то в партию тянет!»
«Попросим его что-нибудь запретить»
Да что там рабочие клубы! Главрепертком запретил самому Леониду Утёсову исполнять на концертах «С одесского кичмана», «Лимончики», «Гоп со смыком» и т.д. Однако на закрытых концертах для партийной элиты эти песни звучали, в том числе и по просьбе Сталина.
Известен случай, когда писатель Валентин Катаев поиздевался над начальником Главреперткома. На одном вечере, где собрались не самые последние представители советской интеллигенции, решили устроить импровизированный концерт. Ведущий объявил: «Среди нас присутствует замечательный пианист Эмиль Гилельс. Попросим его что-нибудь сыграть». Повисла пауза, во время которой с места вскочил пьяный Валентин Катаев и громко провозгласил: «Друзья! Среди нас присутствует начальник Главреперткома товарищ Волин. Попросим его что-нибудь запретить!»
