710 лет назад, 22 сентября 1307 г. чиновники Французского королевства узнали, что их король глубоко опечален. Причём не просто так. Его религиозному чувству нанесены невероятные оскорбления. «Я терплю страшные муки, погружаюсь в пучину страданий, столь мерзопакостно и гнусно творимое бесчестье. Наш Господь Иисус Христос, распятый ради спасения людей, снова распинаем в наше время!»
Поскольку до изобретения кинематографа оставалось лет этак шестьсот, французским бальи, сенешалям и прево оставалось только гадать, какая же «Матильда» так больно ужалила христианнейшего короля в самые что ни на есть религиозные чувства. И они гадали на протяжении примерно двух минут – ровно столько времени занимало прочтение секретного приказа Королевского совета. Сначала – несколько страниц излияний религиозного горя и гнева монарха в неповторимом стиле: «О, это ужасающее падение и разврат! Чудовищностью своею оно превосходит всякое человеческое разуменье!»
И лишь потом, ближе к финалу, согласно всем законам драматургии, появляется виновник: «Волки в овечьей шкуре! Прикрывшись монашеским облачением, они оскорбляют святую веру!» Только тогда до чиновников доходило, кто же нанёс Филиппу IV Красивому такое оскорбление. Оказывается, Орден бедных рыцарей Иерусалимского храма. Или, попросту говоря, тамплиеры.
«На патриотизм стали напирать. Видимо, проворовались», - золотые слова Михаила Салтыкова-Щедрина вполне применимы к французским событиям тех лет. С небольшими поправками: «О вере святой заговорили. Стало быть, поистратились».
Дело в том, что тамплиеры были третьим и последним звеном в остроумной финансовой схеме короля Филиппа IV по относительно законному отъёму средств у населения. Лет за двадцать до этого он получил трон, а в довесок к нему – несколько войн и огромные долги. На обслуживание и того, и другого нужно было три вещи – деньги, деньги и ещё раз деньги. Сначала он попытался управиться собственными силами, снижая содержание драгоценных металлов в монетах. Результатом стала галопирующая инфляция и ропот недовольства, местами переходящий в бунт.
Решив, что доверие народа – главный капитал, которым разбрасываться себе дороже, Филипп предпринял действительно неординарные шаги. В первую очередь обложил королевским налогом церковные земли. И принялся закручивать гайки.
Народу это понравилось, что вполне ожидаемо: «Не всё же попам с нас десятину трясти, пусть теперь на своей шкуре попробуют – каковы королевские налоги». Не понравилось Римскому папе Бонифацию VIII. Он выпустил специальную буллу, согласно которой духовенству запрещалось платить что-либо светским правителям без его, папы, на то разрешения.
Филипп ответил ураганной пропагандой. Францию и сопредельные земли наводнили памфлеты, в которых духовенство полоскали в таких выражениях, что в другие времена авторов точно бы вздёрнули или сожгли. Но сейчас во главе кампании стоял сам король, который только подбавлял масла в огонь, обвиняя Папу поочерёдно – в ереси, в мужеложестве, и в незаконном занятии папского престола. А когда победы по очкам показалось недостаточно, бой был закончен нокаутом – французский отряд специального назначения во главе с королевским советником Гийомом де Ногаре в 1303 г. попросту явился в Италию и арестовал Римского папу. Теперь церковные земли можно было доить невозбранно.
Но денег никогда не бывает достаточно. И потому в 1306 г. началась вторая серия. На этот раз в качестве жертвы были выбраны евреи, которые занимались ростовщичеством и скопили баснословные богатства.
Народу это понравилось ещё больше, чем зажимание церковников. Во-первых, евреи, как известно, Христа распяли – об этом был осведомлён даже самый дубовый французский крестьянин. Во-вторых, массовое изгнание евреев и конфискация их имущества означало ещё и списание старых долгов, что, конечно, не могло гонителей не радовать. Единственным возможным препятствием Филипп видел только преждевременную утечку информации, поскольку добрые французы, узнав о таком деле, могли растащить имущество евреев самостоятельно, и королевским сборщикам достался бы шиш. Но операция проводилась в обстановке строжайшей секретности. Второй тур финансового вальса прошёл без сучка и задоринки.
То ли еврейских денег показалось мало, то ли аппетит действительно приходит во время еды, но Филипп Красивый начал подумывать о третьем туре. То, что тамплиеры стояли ему костью в горле и обладали прямо-таки несметными капиталами, было ясно. Но с какой стороны к ним подойти?
Безоговорочной народной поддержки ждать не приходилось. Да, тамплиеры, конечно, тоже занимались ростовщичеством. Но, в отличие от тех же евреев, которые давали деньги в долг под действительно грабительские 40% годовых, Рыцари Храма ограничивались скромными 10%. Кроме того, могли предложить рефинансирование, дать кое-какие поблажки, а в некоторых случаях и вовсе простить долги. А ещё довольно активно занимались благотворительностью, несколько раз в год устраивали бесплатную раздачу еды и одежды… Иным словом, были для широких народных масс чем-то вроде нынешнего «Красного креста», тем более что и униформа была точно такая же – красный крест на белом поле.
Требовалось скомпрометировать не их дела, а их самих. И потому в ход были пущены все инструменты. В ереси обвинить мало. Нужно что-то экстраординарное. И вот, пожалуйста: «При вступлении в Орден трижды торжественно отрекаются от веры в Господа нашего, Иисуса Христа и трижды плюют на распятие». Обвинить в мужеложстве? Тоже маловато будет. Нужны мерзкие подробности. И - нет проблем: «Раздеваясь догола, новобранец должен целовать рыцаря в срамные уды, затем в пупок, затем в губы, а потом должен отдаться другим братьям, не смея отказать им ни в чём, и возлечь с ними со всеми, предавшись ужасному и отвратительному пороку». Ну и, помимо прочего, что-нибудь совсем уже жуткое. Например, рассказать, что тамплиеры не просто отринули Христа, а поклоняются самому Сатане в образе Бафомета – козла, которого надлежит целовать под хвост.
Для правдоподобия использовали гасконского дворянина Эскена де Флойрана, который действительно был тамплиером и даже занимал солидную должность приора Монфоконского, но был изгнан из Ордена. Внезапно – как раз за содомию и за убийство одного из братьев. С его-то слов и были записаны все предварительные обвинения в адрес тамплиеров, которые якобы поразили христианнейшего короля Филиппа и оскорбили его религиозные чувства.
Расчёт оказался психологически верным. Чтобы сочувствовать обвиняемому, нужно хотя бы на минуту представить себя в его положении. Однако в случае с тамплиерами именно это было не под силу не то что простому французу, но даже королевскому чиновнику. Что-то по отдельности – может быть, да и то не факт. Всё вместе и сразу – нет, это невыносимо.
Почва для ареста и расправы была подготовлена на отлично. Спустя три недели после памятного приказа Королевского совета начались массовые аресты. Это произошло 13 октября 1307 года. День выпал на пятницу, и есть веские основания полагать, что идиома «Пятница, 13» родом как раз из тех времён.
