230 лет назад, 2 ноября 1790 года, в Эрмитажном театре состоялась премьера исторической пьесы Екатерины II «Начальное управление Олега. Подражанiе Шакеспиру безъ сохраненiя феатральныхъ обыкновенныхъ правилъ».
Премьера была великолепна. Музыка итальянцев Карло Каннобио, Джузеппе Сарти и русского композитора Василия Пашкевича, грандиозные декорации и мастерская игра актёров обеспечили пьесе впечатляющий успех. Он был настолько велик, что императрица без зазрения совести сравнивала себя ни много ни мало с самим Мольером. Что, мягко говоря, действительности не соответствовало. Тексты пьес, написанные Екатериной, с чисто литературной точки зрения почти беспомощны. Зато по количеству произведений императрица уверенно лидирует. Одних только полностью завершённых пьес за ней числится 25, ещё 7 представлены фрагментами, а также установлено, что несколько пьес попросту не сохранилось.
Словом, она всё-таки занимает вполне достойное место в ряду русских правителей, не чуждых литературе. А было их немало, и были они весьма и весьма талантливы.
Владимир Мономах. 1053-1125 гг.
Первый не только в России, но и, пожалуй, в Европе правитель, всерьёз занимавшийся литературой. К сожалению, до нас дошли только четыре произведения князя — вполне возможно, что их было больше. Впрочем, если говорить о литературе как таковой, то из этого списка придётся исключить «Устав Владимира Всеволодовича» — это свод законов, вошедших в Пространную редакцию Русской правды.
Итого остаётся три сочинения. «Поучение Владимира Мономаха», «О путях и ловах» и письмо к двоюродному брату, князю Олегу Святославовичу. Много это или мало?
Если судить по нынешним меркам, то совсем мало. Если же поместить эти сочинения в контекст своего времени, то получится не просто много, а очень много. Во-первых, сама по себе фигура правителя-писателя для Европы рубежа XI-XII вв. уникальна. Таких попросту не было тогда — их время либо уже ушло безвозвратно вместе с античностью, либо ещё не пришло. Исключение — русский князь. Который к тому же писал на родном языке, а не на латыни или греческом. Только этих соображений достаточно для того, чтобы гордиться Владимиром Мономахом.
Но есть ещё и третья причина. Его произведения очень хороши и с чисто литературной точки зрения. Их можно читать и сейчас, в эпоху моды на «Я-книги», на биографии и автобиографии. Потому что «О путях и ловах» — это первая в истории Европы «Я-книга», причём написанная необыкновенно увлекательно: «Два тура метали меня рогами вместе с конём, олень меня бодал, вепрь у меня на бедре меч оторвал, медведь мне у колена потник укусил, лютый зверь вскочил ко мне на бёдра и коня со мною опрокинул. И Бог сохранил меня невредимым...» Что же до художественных и нравственных достоинств его «Поучения», то лучше привести мнение из-за рубежа: «Во всей немецкой литературе того времени нет ничего, что можно было бы поставить рядом с грустным и благородным завещанием славянского Марка Аврелия».
Иван Грозный. 1530-1584 гг.
Как правило, первое, что вспоминается в связи с литературным наследием Иоанна Васильевича, это его письма. Конкретно — переписка с князем Андреем Курбским. Часто перечисление его свершений на поприще литературы на этом и заканчивается. И совершенно напрасно.
Для начала надо сказать, что он был, кроме всего прочего, ещё и религиозным писателем. Известны две его стихиры, а также Канон архангелу Михаилу. Причём последний подписан именем Парфений Уродивый, что даёт повод назвать Грозного царя ещё и пионером в области использования литературных псевдонимов.
Остальное его литературное творчество — причудливая смесь разных жанров. Бытописательские штучки, яростная публицистика, политическая сатира, автобиографические экскурсы, широчайшее использование простонародной лексики, пословиц и поговорок и даже опыты в военной пропаганде. Так, в 1572 году литовский посол жаловался, что Иван Грозный распространяет за границей им же самим написанные и переведённые на немецкий язык глумливые листовки против короля Сигизмунда-Августа. Русская сторона авторства царя не отрицала.
Алексей Михайлович Тишайший. 1645-1676 гг.
Опять-таки чуть ли не единственным литературным произведением, связанным с именем отца Петра Великого, называют «Книгу, глаголемую урядник: новое положение и устроение сокольничьего пути». Да и тут делают оговорку — дескать, оценить личный вклад царя в явное творение коллектива авторов затруднительно. Совершенно точно, что он написал предисловие. И совершенно точно, что в этом предисловии Алексей Михайлович родил афоризм, который сейчас уже превратился в пословицу: «Делу время, потехе час».
Однако этим его литературное наследие не ограничивается. Существует обширная переписка, где царь демонстрирует отменное владение языком, местами вставая вровень со своим современником, лучшим писателем России XVII столетия, протопопом Аввакумом. Правда, это касается в основном «ругательных» писем царя. Выражения вроде «треокаянный и бесславный ненавистник рода христианского», «нам верный изменник и самого истинного Сатаны сын и друг Диаволов», «Богоненавистец, Христопродавец, единомысленник Сатанин, животный скот» до сих пор могут впечатлить и порадовать ценителей этого жанра.
Кстати, Алексея Михайловича можно назвать и одним из родоначальников жанра литературы ужасов. В его «Повести о преставлении патриарха Иосифа» есть места, достойные хоть бы и Гоголя. Вот, например, леденящая кровь сцена в комнате, где находятся только царь, священник и труп патриарха: «Спросил я священника, для чего двери открыты. А он ответил, что покойник будто бы ожил, и двери открыты, чтобы бежать можно было. На меня от речей его страх такой нашёл — едва с ног не свалился. Взглянул — и правда, что-то движется прытко в животе у трупа, как есть у живого. И пришло мне тут помышление от врага-сатаны, дескать, беги, не то, не ровён час, мертвец встанет и тебя удавит... Смотрю — а лицо трупа безмерно пухнет, уста его стали ворочаться, как у живого, из ноздрей кровь живая пошла...»
