Историк Клим Жуков:
1855 год. В Европе шла «репетиция» мировой войны — Крымская война, иначе называемая «Восточной». Только что пал Севастополь. Черноморский флот был затоплен или разоружён. На Чёрном море господствовали силы английской и французской эскадр. Очередной их тактической задачей было овладение устьем Днепра, а значит, стал неизбежным обстрел и штурм Кинбурна — крепости на одноимённой косе.
16 октября союзный флот подошёл к Кинбурну, на следующий день началась высадка десанта на косе и артиллерийская подготовка с моря. Крепость держал гарнизон под командой генерал-майора Кохановича. 1500 человек, 62 пушки и мортиры в каменном форте и 21 орудие на земляных батареях оказались твёрдым орешком. Впрочем, союзники, обладавшие подавляющим превосходством в артиллерии (одних только линкоров под Кинбурном действовало десять!) не форсировали события.
Как писал французский майор Руссель, командовавший одним из десантных подразделений: «... наши корабли три часа бомбардировали крепость, но их огонь не произвёл особого впечатления». Это подтверждается и реляциями гарнизона, которые в первый день осады отчитались всего о трёх убитых и двадцати четырёх раненных. Русские 24-фунтовые (мелкокалиберные относительно артиллерии на противостоящих кораблях) пушки со своей стороны не нанесли союзникам никакого действительного урона.
Казалось, крепость продержится долго, а возможно и устоит — над всеми участниками нависла реальная перспектива затяжной осады.
Весь опыт столкновения парусных деревянных кораблей с каменными береговыми укреплениями говорил, что без решительного сближения и массирования огня нескольких вымпелов на узком участке обороны с малой дистанции, не может быть и речи о быстром успехе. Но дуэль с каменной крепостью на «пистолетной дистанции» гарантировала большие потери и неизбежные серьёзные повреждения, а вероятно и гибель многих кораблей. Например, под Севастополем англо-франко-турецкая эскадра, несмотря на десятикратное превосходство в артиллерии, не смогла не только уничтожить, но даже заметно повредить береговые форты.
В Кинбурне история могла повториться, но 18 октября в 9-30 утра в виду крепости показались три необычных судна.
Они походили на чрезвычайно широкие фрегаты без мачт, с короткими трубами паровых машин. С «черепашьей» скоростью порядка 3.5-4 узлов они пошли на сближение, остановившись на ничтожной дистанции в четыре кабельтова (порядка 800 метров). Русские артиллеристы увидели, что низкие борта отливают сталью, а огонь 24-фунтовых пушек не производит никакого эффекта.
Это были революционные корабли — бронированные плавучие батареи Lave, Tonnant и Dévastation — «Лава», «Гром» и «Уничтожение». Им суждено было не только переломить исход сражения, но и всю историю войны на море.
***
Идея защищать деревянные борта металлом была известна с античности. Но, казалось бы, очевидный ход, долгое время считался совершенно избыточным или даже вредным. Стальные листы чрезвычайно дорого стоили, добавляли вес, ухудшали манёвр и мореходность кораблей. А деревянный корпус, противостоявший монолитным пушечным ядрам, был чрезвычайно прочной мишенью.
Так в Наваринском сражении 1827 года русский линкор «Азов» выдержал 153 попадания, сохранив боеспособность. Знаменитый бриг «Меркурий» всего с 20 пушками в 1828 году выдержал дуэль с двумя турецкими линкорами. Британский «Агамемнон» под Севастополем в 1854 году не смогли отправить на дно 240 попаданиями ядер и даже бомб, выпущенных из пудовых единорогов.
В 1820 годы англичане предприняли эксперимент. Бриг «Самум» был обшит дюймовыми листами стали. Огонь 32-фунтовых морских орудий произвёл ужасающий эффект. Борта не только прошивались навылет, но и давали множественные снопы железных осколков, которые могли бы выкосить экипаж не хуже картечи. Идея бронированного судна была забыта.
Ненадолго.
Французский артиллерист Анри-Жозев Пексан в 1822 году начал внедрять конструкцию особых «бомбических» орудий. По сути это были усовершенствованные единороги, применявшиеся в русской артиллерии с второй половины XVIII века. Усиленная казенная часть, усеченная форма каморы для снижения навески пороха, большой калибр — всё это позволяло производить выстрел чрезвычайно тяжёлой бомбой. Подобные орудия произвели сокрушительный эффект уже в годы Прусско-датской войны 1849 года.
Огромный снаряд с малой начальной скоростью или проламывал деревянный борт, или застревал в нём, после чего запальная трубка прогорала и гремел взрыв. С тех пор чрезвычайно остро встал вопрос дополнительной защиты деревянного корпуса.
Выход был очевидным ещё с эпохи Саламинского боя — обшить борта металлом. Император Наполеон III продвинул идею создания бронированных плавучих батарей с паровой машиной. Есть мнение, что он непосредственно принимал участие в разработке новых судов. Результатом стала серия кораблей типа Dévastation. Их обшивали 110 миллиметровой кованой сталью на 400 ммиллиметровой дубовой подложке для парирования возможных сколов брони внутри корпуса. Палуба защищалась 25 миллиметровой бронёй. На единственной артиллерийской палубе устанавливались 18 195 миллиметровых бомбических пушек, стрелявших 16-килограммовыми снарядами. Значительный вес был весьма солидным для несовершенных паровых машин той эпохи. Смещённый вверх центр тяжести заставил заметно расширить корпус, что не позволяло кораблям развивать ход более 4 узлов.
По сути, это были не полноценные корабли, а именно плавучие батареи, с отвратительной мореходностью, не способные к самостоятельным долгим переходам. К осаде Севастополя новые суда не поспели. Но для обстрела Кинбурна их отбуксировали в Чёрное море. Крайне неуклюжие и, на первый взгляд, нелепые корабли выступили невероятно грозным оружием.
Более трёх часов они выдерживали сосредоточенный огонь русских пушек практически в упор. Конечно, это были «средние» 24-х фунтовые пушки, а не 36-ти фунтовые монстры, которыми снаряжались форты Севастополя. Однако на дистанции в четыре кабельтова любой деревянный корабль был бы неминуемо изрешечен даже этими не слишком тяжелыми орудиями.
Первенцы броненосного кораблестроения подобное испытание выдержали практически без ущерба для себя. Lave перенёс 31 попадание в борта и 44 в палубу. Dévastation и Tonnant — примерно по 60 попаданий. Ущерб состоял во вмятинах глубиной до полутора дюймов и нескольких вырванных заклёпках.
Ответный огонь плавучих крепостей в течение двух часов уничтожил 29 русских пушек. 135 человек были ранены, более 40 убиты. Подавление части артиллерии позволил подвести на дистанцию эффективного огня фрегаты, после чего судьба Кинбурна была решена. Комендант выслал парламентёров для капитуляции. Как вспоминал капитан Кардиган: «Генерал-майор Коханович шел вперед с саблей в одной руке и пистолетом в другой. Он бросил свою саблю к ногам офицера и разрядил пистолет в землю. Он был взволнован до слез, покидая крепость, обернулся и горячо воскликнул...: «О! Кинбурн! Кинбурн! Слава Суворова и мой позор, я оставляю тебя».
Так применение технического новшества в течение нескольких часов переломило исход сражения. С тех пор каменные форты перестали быть гарантией безопасности побережья. Несчастливая для России Крымская война закончилась. Но история противостояния снаряда и брони только начиналась.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
