175 лет назад, 18 октября 1847 года, на охваченной холерой Тамбовщине, в селе Стеньшино, родился человек, подаривший миру дешёвый и безопасный источник света.
«Я установлю в поместье электрические фонари Эдисона и Свана по тысяче свечей каждый!» — хвалился Генри Баскервиль из книги Конан Дойла об одноимённой собаке. Стремление похвальное. Но, если уж по совести, сэр Генри мог обойтись без упоминания имён Эдисона и Свана. Вместо них должно стоять имя Александра Лодыгина. По той простой причине, что честь изобретения и внедрения лампы накаливания принадлежит ему.
Искры электричества
Об этом забыли на Западе, что вполне естественно — манера присваивать чужое и отдавать пальму первенства своим была тамошней характерной чертой задолго до недавнего официального одобрения «культуры отмены». Хуже другое. Постоянно, на протяжении десятилетий Россия, опережая многие страны мира в области фундаментальной и прикладной науки, катастрофически отставала по части других умений. Например, умения грамотно воспользоваться трудами своих учёных и изобретателей, развить их успех.
Особенно ярко это проявилось в сфере электротехники. «Россия — родина электричества», — нет-нет, это не очередная «родина слонов», как может показаться скептически настроенным гражданам. Такие заголовки украсили первые полосы французских, английских и немецких газет, вышедших 15 апреля 1876 года. В тот день открылась Лондонская выставка физических приборов, на которой русский изобретатель Павел Яблочков продемонстрировал миру свою дуговую лампу.
Это был триумф русского изобретателя. Триумф заслуженный. Но одновременно прозвенел тревожный звоночек. Новый способ освещения, который назвали просто и со вкусом — «Русский свет» — распространялся по миру с потрясающей скоростью. Уже в 1877 году «свечи Яблочкова» освещали Париж, Лондон, Рим, Берлин, Вену... Даже Афины, столица Королевства Греции, не самого богатого и прогрессивного государства Европы тех времён, осветились «Русским светом» в том же году. В России же «Русский свет» появился чуть ли не позже всех — «свечи Яблочкова» зажглись в Петербурге и Сан-Франциско практически одновременно, осенью 1878 года.
Утрата приоритета
Небывалый взлёт электротехнической мысли, наблюдавшийся в России в течение всего XIX столетия, сопровождался небывалым же «снятием сливок» с практического применения русских изобретений — капитализация электротехнических предприятий была феноменальной. Однако происходило это где угодно, только не в нашей стране.
Нельзя сказать, что никто не предпринимал попыток переломить эту порочную практику. Пионер электротехники Борис Якоби, уроженец Германии и еврей по происхождению, переехал в Россию в 1837 году и искренне считал её своим Отечеством. Он был одним из первых, кто обратил внимание на утечку русского приоритета за рубеж. В 1838 году Якоби прославился открытием гальванопластики — способом копирования сложных изделий из цветных металлов при помощи электролиза. На него тут же посыпался град предложений запатентовать изобретение за границей. Но он отказался и приложил все усилия, чтобы его капитальный труд «Гальванопластика» был сначала издан на русском языке, а уж только потом переводился на другие: «Сие изобретение принадлежит исключительно России и не может быть оспорено никаким другим изобретением вне оной».
С гальванопластикой ему этот номер провернуть удалось, что можно считать большим везением. А вот с электрическим телеграфом — уже нет. Успешно работающий пишущий телеграф, в 1839 году соединивший кабинет Николая I и кабинет военного министра в здании Генерального штаба, произвёл такое впечатление на императора, что тот попросту засекретил все работы Якоби в области телеграфии. Аукнулось это тем, что отечественный приоритет был утрачен, в широкое производство аппараты Якоби не пошли, оставшись единичными образцами. В итоге радиотелеграфное оборудование в XIX и начале XX вв. русская армия закупала за рубежом.
Рынок решит?
Примерно то же самое, но с явным смещением в сторону «рыночка, который всё порешает», происходило и с другими русскими изобретениями. Схема была, в общем, стандартна. Изобретатель представляет государственным ведомствам нечто прорывное, реально работающее, способное в ближайшей перспективе изменить мир и сказочно обогатить Россию. Ему милостиво разрешают запатентовать изобретение. Но материальной поддержки не оказывают.
Именно этот момент и был критичным. Согласно законам и практике того времени, за получение патента, или, как тогда выражались, «привилегии», изобретатель должен был платить сам. Цена вопроса следующая — если изобретатель берёт привилегию производства своего продукта на три года, то платит 300 руб. На пять лет — 500 руб. На десять лет — 1500 руб. Кроме того — ежегодные госпошлины. Не сумел заплатить в срок и продлить — теряешь своё детище.
Но откуда у изобретателей возьмётся такая прорва денег? Тот же Яблочков работает в России скромным телеграфным служащим Московско-Курской железной дороги и едва сводит концы с концами. К слову, в 1874 году на ней же он успешно демонстрирует свою первую «свечу» — прожектором Яблочкова осветили поезд. Да не какой-нибудь, а правительственный, следующий из Москвы в Крым. Казалось бы — ну дайте же инженеру эти несчастные деньги на патент, а сверх того ещё и ссуду на производство! Окупится ведь через полгода, а потом пойдёт прибыль — видно же, что его штука и полезная, и реально работает! Тщетно. Вместо господдержки изобретателя кидают в пучину отечественного рынка, который переживает период первоначального накопления капитала, когда все только и думают, где бы что урвать. Там, конечно, моментально находятся доброхоты-толстосумы, видящие свою выгоду сквозь три кирпичных стены. На имя изобретателя покупается российская «привилегия», а на имя инвестора — уже заграничная. Причём часто с правом последующей перепродажи. И всё. Прощай, русский приоритет. А заодно — и сверхприбыли от эксплуатации русских технологий. Яблочкову ещё повезло — в 1876 году он свои деньги получил, уступив право производства «свечей» французской «Генеральной компании электричества». Почему не русской? Да потому, что Россия упустила свой шанс создать подобную компанию ещё в 1874 году, фактически оттолкнув изобретателя.
Русский реванш
А вот Лодыгину повезло меньше. В 1873 году он устраивает в Петербурге, в районе Пески, бесплатную демонстрацию, впервые осветив улицу лампами накаливания. Пресса у события была ураганная — о молодом изобретателе и его детище писали в самых восторженных тонах: «Масса народу любовалась этим освещением, этим огнём с неба... Многие принесли с собой газеты и сравнивали расстояния, на которых можно было читать при керосиновом свете и электрическом».
Всё прекрасно, превосходно! Но вот с тем, чтобы помочь Лодыгину приобрести патент, всё с точностью до наоборот — выкручивайся сам. Лодыгин, работая тогда слесарем в газовом обществе «Сириус», имел денег ещё меньше, чем Яблочков на своей железной дороге. В результате оборотистые дельцы буквально обворовали Лодыгина. Пайщики спешно организованной компании, где Лодыгину досталась роль свадебного генерала, не менее спешно патентуют лампы накаливания за границей. В Англии, например, патент на лампу Лодыгина был выдан Станиславу Кону, который его тут же перепродал.
Кто имеет патент, тот может наладить производство, захватить рынок, диктовать свою волю, а впоследствии и вовсе заявить о своём приоритете в изобретении. На рубеже XIX и XX вв. Россию заполонили иностранные фирмы, занимающиеся освещением и электроснабжением уже не отдельных улиц или магазинчиков, а целых городов. Ситуация была близка к критической. Нам ещё сильно повезло, что отечественный план электрификации, то есть создания единой энергетической системы, не уплыл тогда за кордон, а остался в России и попал в руки людей, понимающих, к чему может привести «свободный рынок» и торговля патентами.
Именно «электрификация всей страны», осуществлённая в Советской России, позволила сделать впечатляющий индустриальный рывок. Единая энергетическая система была у нас создана уже к 1931 году. СССР значительно опередил не только передовые европейские страны, но и промышленного исполина своего времени — США. Более того, отечественный план электрификации оказался настолько хорош, что его пытались даже копировать, но толком не получилось ни у кого. Разве что в Англии, где в 1926 году начались работы по созданию Grid System, которая на полную мощность вышла лишь в 1947 году, когда была национализирована. Но это уже мало на что влияло — Россия хотя бы здесь успела взять реванш.
