110 лет назад, 27 июня 1910 года, Государственная дума Российской империи III созыва приняла закон «Об изменении и дополнении некоторых постановлений о крестьянском землевладении». Считается, что именно с этого момента Столыпинская аграрная реформа пошла наконец полным ходом.
«Необходимо дать возможность способному, трудолюбивому крестьянину, то есть соли земли русской, освободиться от тех тисков, от тех теперешних условий жизни, в которых он в настоящее время находится. Надо дать ему возможность укрепить за собой плоды трудов своих и представить их в неотъемлемую собственность... Такому собственнику-хозяину правительство обязано помочь советом, помочь кредитом, то есть деньгами», — эти слова Петра Аркадьевича Столыпина приводят обычно в качестве подтверждения безусловного блага его реформы. Здесь он предстаёт как своего рода заступник «крепкого мужика-хозяина», на котором, как принято полагать, «вся русская земля держится». Соответственно, того, кто рискнёт усомниться в правильности и прогрессивности подобного подхода, можно смело объявлять врагом мужика, крепкого хозяйства, позитивных перемен, прогресса и России в целом.
Тем не менее усомниться всё-таки придётся. Прежде всего — в правильности самого термина «Столыпинская реформа». Дело в том, что Пётр Аркадьевич к разработке аграрной реформы имел отношение скорее косвенное. Скажем, Особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности начало работу в 1902 году, когда Столыпин был назначен губернатором Гродно и ему было совершенно не до новаций в сфере аграрного законодательства. Особое совещание преспокойно работало под председательством Сергея Витте. Впоследствии его преобразовали в Особое совещание о мерах к укреплению крестьянского землевладения под председательством Ильи Горемыкина.
Одновременно с Особым совещанием была образована Редакционная комиссия по пересмотру законодательства о крестьянах. И тоже без Столыпина. Материалы для этой комиссии готовили сотрудники Земского отдела МВД под руководством Владимира Гурко. Который, к слову, был автором Указа от 9 ноября 1906 года. Именно этот указ дал фактический старт аграрной реформе, провозгласив главный её принцип: «Каждый домохозяин, владеющий надельной землей на общинном праве, может во всякое время требовать укрепления за собою в собственность причитающейся ему части из означенной земли».
Это означало, что взят курс на разрушение крестьянской общины, на раздел её земли между «крепкими хозяйственниками», что в перспективе должно дать государству целый слой лояльных зажиточных фермеров-хуторян. Дело вроде бы неплохое, но при чём тут Столыпин?
Его роль в аграрной реформе можно сформулировать примерно так: «сочувствующий исполнитель». В общем и целом он разделял положения законодательства, которые разработала команда Гурко. Его не удовлетворяли лишь сроки. Во время своей службы в Ковно он часто наведывался в соседнюю Пруссию и имел возможность воочию убедиться, что частная собственность на землю и крепкие хуторские хозяйства — это очень хорошо и прогрессивно. То, что в Пруссии переход от общины к хуторам занял где-то лет сто, во внимание не принималось. В России, по мнению Столыпина, этот срок надо было сократить в разы.
Всем известна его фраза из интервью 1909 года: «Дайте государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России!» К тому моменту он уже три года был во главе МВД и лично форсировал проведение аграрной реформы. Чтобы уложиться в требуемый двадцатилетний срок, годились все средства. Включая прямую ложь. Так, в том же самом интервью Столыпин заявил: «Самый успех земельной реформы в ее осуществлении на местах уже доказывает, что реформа эта, очевидно, отвечает потребностям самой жизни. Она может быть ошибочна в частностях; в своих основаниях она глубоко жизненна».
Однако именно «на местах» многие крестьяне сопротивлялись этой «жизненной реформе» как могли. И вовсе не потому, что были дикими невежественными противниками прогресса и своего же блага. Просто крестьянская община оказалась способной к переменам, в том числе и вполне прогрессивным. Так, задолго до реформы многие общины перешли к тому, что называется кооперацией. Скажем, когда в крестьянский быт стали входить механические жатки, община была поставлена перед выбором: либо машины, либо прежняя чересполосица, допускавшая только серп. Разумеется, был сделан выбор в пользу машин, и крестьянская община мало-помалу превращалась в кооператив с коллективной собственностью.
Но, позвольте, какая ещё коллективная собственность с кооперацией? Сказано же на самом верху, самим Столыпиным, что нам нужны только и исключительно хутора и отруба, чтобы вырос наконец класс «крепкого мужика-хозяина»! А все эти ваши вольности и эксперименты не нужны, поскольку они противоречат самой прогрессивной и «жизненной реформе».
«Слишком умные» крестьяне, развивающие общину в сторону кооперативов, явно мешали реформе. И тогда Столыпин применил ловкий административный ход. Губернаторам была разослана директива: «По распоряжению господина министра внутренних дел оценка вашей служебной деятельности будет производиться исключительно в зависимости от хода и постановки дела применения Высочайшего Указа 9 ноября 1906 года».
Напомним, что «Высочайший Указ» — это как раз та самая «Столыпинская реформа». А «господином министром внутренних дел» был сам Столыпин.
Конечно же, губернаторы взяли под козырёк. Конечно же, ничем хорошим это не кончилось. Вот какой вердикт вынес Всероссийский сельскохозяйственный съезд в 1913 году: «Землеустроительный закон выдвинут во имя агрономического прогресса, а на каждом шагу парализуются усилия, направленные к его достижению». Реформа, по сути, захлебнулась.
