100 лет назад, в 1919 году, был принят декрет Совета народных комиссаров РСФСР «О ликвидации безграмотности среди населения РСФСР».
Первые же слова этого документа, подписанного Владимиром Лениным, недвусмысленно вскрывают мотивацию новой власти, практически исчерпывающе отвечая на вопрос о том, зачем, собственно, большевикам в разгар Гражданской войны понадобилась такая сложная и затратная штука, как ликвидация безграмотности.
Вот эти слова: «В целях предоставления всему населению Республики возможности сознательного участия в политической жизни страны Совет Народных Комиссаров постановил...»
Далее уже идёт собственно текст декрета, параграфы которого подробно расписаны в любой энциклопедии. Другое дело, что всё это почти ничего не даёт для понимания вопроса в целом. Нет, информация, конечно, небезынтересная. Скажем, посещение школ и ликпунктов, как сокращённо назвали пункты ликвидации безграмотности, в декрете прямо называлось повинностью, за уклонение от которой предусматривалась уголовная ответственность. Зато тем, кто туда ходит исправно, гарантировались приятные бонусы, помимо собственно грамотности как таковой. Например, сокращение рабочего дня на два часа с сохранением заработной платы на протяжении всего времени обучения.
Но это всё детали. Главное было вынесено в самое начало. Новой власти грамотность нужна была прежде всего для того, чтобы население сознательно участвовало в политической жизни страны.
То есть резон чисто идеологический. Население должно овладеть грамотой, чтобы понимать директивы, выполнять распоряжения, а главное, быть благодарным новой власти за всё, а потом и за всё остальное тоже. Уровень знаний окончившего курс ликпункта должен был быть примерно таким: «Уметь читать ясный печатный и письменный шрифт, делать краткие записи, необходимые в обыденной жизни и в служебных делах. Уметь записать целые и дробные числа, проценты, разобраться в диаграммах, а также в основных вопросах строительства Советского государства».
Этой цели соответствовали и буквари. Помимо знакомой всем и каждому мантры «Мы — не рабы, рабы — не мы», они содержали и другие формулы, которые довольно жёстко структурировали реальность, объясняя, как всё теперь устроено. Ну вот, например: «Советы установили семь часов работы». Или: «Мы были рабы капитала. Теперь мы сами строим заводы». Ну и прекрасное: «Среди рабочих много чахоточных. Советы дали рабочим бесплатное лечение». Впрочем, кроме подобной идеологической накачки буквари содержали и то, что сейчас назвали бы социальной рекламой: «Малышам нужна прививка оспы».
Поначалу казалось, что есть повод для победных фанфар. За дело взялись с таким энтузиазмом и таким размахом, что впечатлили даже иностранных гостей. Так, писатель Герберт Уэллс, побывавший в молодой Советской Республике уже на следующий год после принятия Декрета о ликвидации безграмотности, отмечал: «Я пришел к убеждению, что в условиях колоссальных трудностей в Советской России непрерывно идет работа по народному просвещению и что, несмотря на тяжесть положения в стране, количество школ в городах и качество преподавания неизмеримо выросли со времен царского режима».
Однако то, что было потом, вряд ли соответствовало этой радужной картине. Несмотря на жёсткие меры, количество грамотных росло удручающе медленно. Заявленные темпы в реальности были ниже более чем в два раза. Скажем, к концу 1920 г. планировали обучить грамоте 6,5 млн человек, а удалось — только 3 млн. Эта пропорция никуда не делась и в последующие годы: отставание по темпу в два раза сохранялось как константа.
На самом деле всё обстояло ещё хуже. Программа ликвидации безграмотности явно работала если не совсем вхолостую, то близко к тому. До 40% посещавших ликпункты через пару-тройку лет были вынуждены возвращаться туда снова, поскольку грамотность утекала сквозь пальцы: люди попросту утрачивали с таким трудом приобретённые навыки.
Тому отчасти была объективная причина, которую исчерпывающе объяснял агитационный плакат тех лет: «Если книг читать не будешь, скоро грамоту забудешь». Действительно, ситуация с книгами и библиотеками была настолько аховой, что Надежда Крупская была вынуждена объявить «Библиотечный поход», чтобы хоть как-то наладить снабжение книгами на местах.
Но основная, глубинная, базовая причина была всё же в другом. Дело в том, что, запуская программу ликвидации безграмотности, новая власть объективно пошла против своих же принципов, согласно которым бытие определяет сознание.
В течение примерно двенадцати лет после революции 1917 г. бытие как таковое не изменилось. Россия продолжала оставаться преимущественно аграрной страной с редкими индустриальными оазисами. А для крестьянина или чернорабочего грамотность не является условием выживания. В принципе, без неё можно было обойтись. И обходились, о чём говорит статистика.
Бытие стало меняться только после того, как сверху был спущен план индустриализации. Когда была запущена советская программа модернизации. Когда СССР начал переход в индустриальную фазу развития. А в индустриальном обществе без хотя бы элементарной грамотности твои жизненные перспективы откровенно безрадостны. Грамотность стала нужна по-настоящему, а не потому, что так сказал комиссар или уполномоченный.
Самое интересное, что с ликвидацией безграмотности хотя бы «в общем и целом» справились ровно в те же сроки, в которые «в общем и целом» закончили индустриализацию. Первая пятилетка началась в 1928 г. К 1939 г. грамотность лиц в возрасте от 16 до 50 лет приближалась к 90%.
