«600 лет назад, 17 апреля 1521 года, за отказ отречься от своих убеждений Мартин Лютер был отлучён от церкви».
Именно такую формулировку можно встретить в разнообразных сетевых «календарях памятных дат». Их число постоянно растёт — запрос на «интересненькое в истории» существует, и, согласно законам рынка, его надо удовлетворять. К сожалению, подходят к этому халтурно. Самоуверенность и жадность «эффективных менеджеров» сетевых медиа приводят к тому, что знающие люди к таким проектам не привлекаются — просто по той причине, что за профессионально сделанную работу надо платить, и платить по совести. Но платить не хочется. И потому мы имеем то, что имеем. Ошибка на ошибке, мрак невежества, торжество полузнания.
Короче говоря, в приведённой цитате о Мартине Лютере и событиях 17 апреля 1521 года нет ни слова правды.
Рейхстаг Священной Римской империи, проходящий в городе Вормс с 27 января по 25 мая 1521 года, обсуждал множество актуальных вопросов. Например, растущую угрозу со стороны турок и разделение владений Габсбургов на испанские — со всеми заморскими владениями — и центральноевропейские. Обсуждались также способы улучшения управления гигантской территорией, проблемы взносов с многочисленных князей Священной Римской империи на содержание войска… Словом, всё крутилось вокруг самых главных, а для «сильных мира сего» и вовсе единственных вопросов — перераспределения власти и денег.
Вопрос, касающийся Мартина Лютера, имел важность лишь по той причине, что часть князей Империи в поисках способа урвать себе побольше личной власти, решили сделать ставку на этого доктора богословия, который имел серьёзную поддержку в народе и в вольных имперских городах.
Интереснее всего то, что Мартин Лютер к тому моменту уже был отлучён от церкви. О том, когда это произошло, можно спорить. Кто-то датирует отлучение 10 декабря 1520 года — именно тогда Лютер сжёг буллу Папы Римского Льва X, где тот в последний раз призывал «еретика» покаяться и вернуться в лоно церкви. Кто-то — 3 января 1521 года, когда Лев X издал буллу Decet Romanum Pontificem, официально провозглашавшую об отлучении.
В любом случае, Лютер, призванный на Вормсский рейхстаг, с точки зрения «добрых католиков» считался как бы вне закона — ему потребовалась специальная охранная грамота, подписанная императором Карлом V, которая гарантировала неприкосновенность и свободу передвижения.
Лютер прибыл в Вормс 16 апреля. 17 числа он предстал перед рейхстагом, где ему было задано ровно два вопроса. Первый: «Признаете ли вы, что собранные здесь сочинения написаны вами?» Второй: «Согласны ли вы отречься от изложенных в них идей или настаиваете на своей правоте?»
В тот день Лютер ответил только на первый вопрос, подтвердив авторство. Насчёт второго он попросил отсрочки, каковую ему и предоставили. Правда, не очень длительную — всего лишь 24 часа. Словом, 17 апреля 1521 года не произошло, в общем-то, ничего. Ну, скажем так, ничего по-настоящему важного.
Важное случилось 18 апреля — именно тогда, согласно общему мнению, Лютер отказался отрекаться от своих убеждений и произнёс те слова, которые выбиты на его памятнике: «На том стою и не могу иначе».
Правда, протоколы заседания эту фразу не фиксируют — её взяли из записей, которые Лютер делал, готовясь к выступлению. В реальности он сказал следующее: «Я не верю ни в папу, ни в соборы. Я не могу и не хочу отречься ни от одного из своих слов».
Ему тогда повезло — срок действия охранной грамоты императора ещё не истёк, и через неделю Лютер спокойно уехал из Вормса. На этом можно было бы завершить сюжет, многозначительно сказав, что в тот самый момент история Европы стала такой, какой мы её знаем – раскол на католиков и протестантов, масштабные религиозные войны, формирование «протестантской этики» и капитализма…
Но здесь ускользнуло бы самое интересное. Конкретно – участие России во всём этом грандиозном действе.
На первый взгляд кажется, что оно было нулевым. Действительно, какое в Москве дело до того, как там немцы промеж себя разбираются?
В реальности же Лютер, сам того не ведая, своим упрямством сделал нам поистине царский подарок.
До этого момента Европа в плане идеологии была, в общем-то, единой. Вопросами веры ведала исключительно Римская католическая церковь. Которая к православию, а значит, и к России, относилась враждебно.
Несколько слов Мартина Лютера ситуацию изменили в корне. Теперь в Европе появилась альтернативная идеология. И её носителям нужны были союзники. В ход пошёл древний незыблемый принцип: «Враг моего врага — мой друг».
Тем же принципом руководствовались и русские правители. Для начала Москва предоставила убежище преследуемым лютеранам — первые появились у нас ещё при жизни самого Мартина Лютера. В дальнейшем поток только нарастал, причём русские сумели извлечь из этого дела максимальную выгоду. Лютеран у нас не преследовали, и именно они преобладали среди приглашаемых специалистов. Многие осели в России навсегда, сохраняя свою религию, но работая на благо новой Родины. И, кстати, делали это на совесть. Вспомним хотя бы тот факт, что во время Отечественной войны 1812 года на знаменитом военном совете в Филях трое из десяти офицеров, обсуждавших судьбу России, были лютеранами — Михаил Барклай де Толли, Леонтий Беннигсен и Карл Толь.
Да и в европейский «концерт великих держав» Россия вошла по итогам Тридцатилетней войны 1618-1648 гг., когда католические и протестантские государства оспаривали друг у друга гегемонию в Европе. И вошла именно как страна, поддержавшая протестантов. Вот как писал об этом самый талантливый и опасный полководец той войны, шведский король Густав Адольф русскому царю Михаилу Романову: «Моя армия, воюющая в Германии, является не более чем передовым полком Вашего Величества, поскольку сражения идут, в том числе, и с проклятыми папистами — исконными врагами греческой православной веры».
В целом можно сказать, что именно со слов Мартина Лютера, произнесённых 18 апреля 1521 года, потихоньку началось превращение России из «Тартарии» и «медвежьего угла» в ценного союзника, расположением которого следует дорожить.
