280 лет назад, 19 февраля 1741 года, родился человек, которому суждено было оставаться в тени своих братьев и при этом оставить ярчайший след в отечественной истории. На первый взгляд это кажется труднообъяснимым парадоксом — тут либо одно, либо другое. Однако если вспомнить фамилию братьев, то всё встанет на свои места. А фамилия простая. Орловы.
Их было пятеро. Самым известным стал, конечно же, тот, которого дома называли Алехан, а официально — его сиятельство, граф Алексей Григорьевич. Для недругов — «Человек со шрамом». Для учебников истории — герой Чесменского сражения, получивший к своей фамилии соответствующее дополнение: «Орлов-Чесменский».
На втором месте стоит Григорий Григорьевич. Кстати, по старшинству он среди своих братьев тоже второй. Но почётное второе место он занимает лишь по известности. По значимости, пожалуй, что и первое, поскольку именно с его лёгкой руки братья Орловы взлетели на самые вершины Российской Империи. Потому что Григорий, «самый красивый мужчина в России», был любовником, а потом и официальным фаворитом Екатерины II рекордный срок — целых 12 лет.
Эти двое почти заслонили младшенького, графа Владимира Григорьевича. Но тот успел совершенно самостоятельно вписать своё имя в историю отечественной науки. Хотя бы как первый директор Академии наук и как нерядовой астроном.
Что касается самого старшего брата, Ивана, то он в этом созвездии выполнял чрезвычайно важную, но совершенно не публичную функцию, которая когда-то называлась «быть в отца место». То есть попросту старший мужчина клана, который с согласия своих младших братьев «полновластно управлял их общим имением».
Остаётся наш герой, которого окрестили с именем Фёдор. Четвёртый брат, получивший в семье забавное прозвище Дунайко. Обречённый оставаться в тени своих братьев. А иногда даже в их подчинении.
Если проследить его карьеру, то ничего особо блестящего там вроде бы и нет. За исключением, быть может, раннего эпизода, который очень многим напомнит культовый советский телевизионный фильм «Гардемарины, вперёд!» Конкретно — сцену в монастыре, где Анастасия Ягужинская злорадно комментирует побег одной из послушниц с некоей пришлой девицей: «А девица эта — переодетый в женское платье гардемарин! Он у матушки в театре играл, я его знаю».
Речь шла об Алёше Корсаке, который, согласно моде тех лет, часто исполнял в комедиях роли девиц, за которыми увивалось сразу несколько женихов.
Чаша сия не миновала и Фёдора Орлова. У этого воспитанника Шляхетского кадетского корпуса было настолько чистое, белое и миловидное лицо, что девицы в его исполнении единодушно признавались первыми красавицами придворного театра. Что, впрочем, не мешало ему ещё в юном возрасте проявить храбрость и мужество на полях сражений Семилетней войны.
А вот дальше он, согласно всем формальным признакам, был не более чем ведомым. В заговор, который возвёл Екатерину II на престол, его втянул Григорий. Получив после переворота завидную должность обер-прокурора IV департамента Сената, который ведал «делами военными и морскими», Фёдор заскучал и, как только подвернулось подходящее дело, оставил гражданскую службу. А дело было славным — началась Русско-турецкая война 1768-1774 гг. И он отправился в Первую Архипелагскую экспедицию — как командующий десантными войсками. Должность немалая. Но главнокомандующим был всё же его брат, Алексей. Именно под началом брата Фёдор отличился во взятии крепости Корона, в Чесменском сражении, в битве при озере Гидре...
А дальше? А дальше — всё. Война окончена. Фёдор подаёт в отставку и перебирается в Москву. Конец карьеры. И говорить вроде больше не о чем, кроме того, что Фёдор Григорьевич был вечно вторым.
Хотя, по мнению современников, он явно заслуживал большего, выделяясь даже на фоне своих блестящих братьев. Георг фон Гельбиг, секретарь саксонского посольства при дворе Екатерины II, писал о Фёдоре Орлове так: «Из всех Орловых Федор был самый умный, тонкий, наиболее сведущий, но, быть может, и наиболее злой».
Анализируя эту характеристику, в частности последнее слово, надо делать поправку на то, что фон Гельбиг был, откровенно говоря, большой сволочью. Екатерина не раз выказывала недовольство этим человеком: «Ничтожный секретарь саксонского двора, давно уже находящийся в Петербурге, по фамилии Гельбиг, говорит и пишет о моем царствовании всё дурное, что только можно себе представить...» И в конце концов настояла на том, чтобы саксонца отозвали.
Однако с фон Гельбигом были согласны и другие. Все чуть ли не в один голос говорили о том, что именно Фёдор гораздо лучше прочих братьев подходил на роль крупного государственного деятеля. И то, что он зарыл свой талант в землю, а не обратил на пользу России, вменяли ему в вину.
Отчасти эти обвинения справедливы. Тут можно вспомнить один небольшой эпизод времён Первой Архипелагской экспедиции. Он не идёт ни в какое сравнение с триумфом Чесменской битвы или других сражений и взятий крепостей. Это вообще не касается сражений как таковых. Просто Фёдор Орлов по пути к Архипелагу приглядел в Средиземном море славную бухту, которую можно было использовать как перевалочный пункт и базу. Бухта находилась неподалёку от Ниццы, в городке Вильфранш, который принадлежал тогда Королевству Сардиния. Время было дорого, и по настоянию Фёдора братья Орловы просто скинулись и арендовали эту самую бухту на свои личные деньги, внеся плату на 50 лет вперёд.
Прозорливость Фёдора Орлова подтвердилась после Крымской войны. По условиям Парижского мира 1856 года России запрещалось иметь на Чёрном море военный флот и военно-морские базы. Укрепления Севастополя были срыты. Многим казалось, что эта потеря непоправима...
Многим, но только не русской делегации, подписавшей Парижский мир. Эту делегацию возглавлял — внимание — Алексей Фёдорович Орлов. Да-да, сын нашего героя, Фёдора Орлова. Можно только воображать, какие чувства его распирали, когда он ставил на договоре свою подпись. Что? На Чёрном море нам военный флот держать нельзя? Ну и ладушки. А русскую военно-морскую базу в мягком подбрюшье Европы не хотите? Вполне официально. Вот договор аренды, подписанный моим батюшкой, графом Фёдором Орловым. А вот и договор о продлении аренды со стороны Королевства Сардиния. И всё прекрасно — вблизи от Ниццы возникает «Средиземноморский Севастополь», где главная бухта носит гордое имя «Бухта Орловых».
Конечно, когда талант подобного калибра уходит под радар, может стать обидно. С другой стороны, обидно было и самому Фёдору. Дело в том, что в отставку он подал не потому, что ему шлея под хвост попала, а по довольно серьёзной причине. Его брат Григорий Орлов был оттеснён новым фаворитом Екатерины Григорием Потёмкиным. Фёдор справедливо увидел в этом обиду, нанесённую всему роду Орловых. И решил, что других ценностей, кроме семьи, нет и быть не может. А государство обойдётся.
На смертном одре Фёдор Григорьевич завещал своим детям: «Живите дружно, как жили мы с братьями, тогда и сам Потёмкин нас не сломил». Он был прав. Действительно, Потёмкину удалось лишь оттеснить, но не сломить «великолепную пятёрку». А что такое истинные семейные ценности и верность клану, стало ясно уже в XIX столетии. Один из сыновей графа, Михаил Орлов, герой войны 1812 года, принявший капитуляцию Парижа, был инициатором создания «Ордена русских рыцарей» — тайного общества, которое вдохновляло декабристов. После восстания на Сенатской он был арестован. Николай I считал его одним из главных заговорщиков. Михаил Орлов должен был разделить участь пятерых повешенных.
Но за него вступился брат. Тот самый Алексей Орлов, который потом подписал Парижский мир. А пока просто пообещал за спасение брата от петли посвятить всю свою жизнь государю. Алексей своё слово сдержал. Государь — тоже. Михаил Орлов был единственным, кого помиловали.
Семейные ценности — это серьёзно. Если они по-настоящему стоят во главе угла, тогда семью не сломит даже государственная машина.
