475 лет назад, 16 января 1547 года, в Успенском соборе Московского Кремля состоялась церемония, которая, по идее, должна была вывести Русское государство на принципиально иную орбиту. На Великого князя Московского Ивана Васильевича были возложены знаки царского достоинства: Крест Животворящего Древа, Бармы и Шапка Мономаха.
Венчание на царство Ивана Васильевича, который на тот момент ещё не получил прозвище «Грозный», справедливо считают событием, которое переформатировало отечественную и мировую историю. К сожалению, в учебниках об этом говорится как-то вскользь. Дескать, титул царя повысил международный престиж России. Как велико было возрастание престижа и почему это дело было не только почётным, но и очень тяжёлым и опасным, объясняют редко.
Слово «царь» происходит от латинского Caesar. Тот самый библейский кесарь. Он же Цесарь, он же император Рима. В древности расклад был ясен. Одна Римская империя — один император. Потом империй стало две: Западная и Восточная. Баланс старались поддерживать даже после падения Рима, в силу чего Запад наскоро склепал себе в X в. Священную Римскую империю со своим императором. Кстати, это государственное образование носило любопытное название: Первый Рейх. Однако в сознании многих единственным и «настоящим» императором всё равно оставался тот, кто сидит в православном Константинополе и напрямую наследует римским цесарям.
Так длилось довольно долго, и, в общем, всех более или менее всё устраивало. В том числе и Русь, где после принятия христианства признавали первенство византийского императора и не особо жаждали называться царями.
До поры. А настала эта пора в конце XIV столетия, когда из-под пера ученика Сергия Радонежского, писателя и историка Епифания Премудрого, выходит любопытное сочинение: «Слово о житьи и о преставлении великаго князя Дмитрия Ивановича, царя Рускаго». Именно так — царём — русский книжник именует покойного князя Дмитрия Донского. Причём не однократно, а где-то около восьми раз на протяжении не очень-то длинного произведения. И три раза из восьми Дмитрий Донской удостаивается титула не просто царя, а «великого царя».
Сказать, что это произошло совсем уж на пустом месте и без повода, в общем, нельзя. Ещё при жизни князя Дмитрия Донского Константинопольский патриархат официально поменял титул русских государей. До него все наши князья там назывались архонтами. Титул невысокий, примерно соответствующий главе родоплеменного союза. А Дмитрия называют «рикс», как императоров Священной Римской империи. То есть приравнивают к Государю Запада.
Но и только. «Настоящий» император по-прежнему находился в Константинополе. Правда, его власть и влияние как раз в те годы стремительно сокращались. Равно как и власть и влияние других православных государей: именно в конце XIV столетия под властью мусульман оказываются Болгария и Сербия. Самому Константинополю оставалось ещё с полвека агонии: в 1453 г. в бою пал последний император Восточной Римской империи.
Разумеется, на откровенный вызов русских книжников, именовавших своего князя царём, внимание обратили. Но тревогу бить не стали. Скорее призадумались. И вспомнили о множестве старинных предсказаний и пророчеств, согласно которым как раз в тот момент, когда православие потерпит ряд сокрушительных поражений и будет до предела утеснено «родом Измаиловым», то есть мусульманами, должен явиться Истинный царь, роду которого будет суждено принять под свою власть «Семихолмный град» и навести окончательный порядок.
Получалось, что пророчества вроде как исполняются. Действительно, православие истекает кровью, православные государства падают ниц под натиском «рода Измаилова»… Но не все. Одно лесное затерянное на севере княжество вдруг начинает расти и укрепляться, отвешивает «исмаильтянам» ряд увесистых оплеух, а правителя этого княжества открыто называют царём… Что это? Человеческая дерзость или всё-таки предначертанная судьба?
Со времён величания Дмитрия Донского царём до официального принятия этого титула его прапраправнуком, Иваном Васильевичем, прошло без малого двести лет. За эти годы многие убедились в том, что претензии московских государей — если и дерзость, то дерзость, имеющая под собой вполне реальные основания. Значит, в какой-то мере это всё же судьба. Потому что как иначе объяснить стремительный рост северной православной державы, которая в противостоянии с «исмаильтянами» обретает независимость и величие, государь которой вступает в брак с византийской принцессой и принимает в качестве символа государства двуглавого орла — византийский герб?
Всё это произошло в XV столетии, во время правления Ивана III Великого. Его сын Василий III уже именует себя царём в дипломатической переписке, и это воспринимается как должное, поскольку в общем и целом соответствует действительности.
Но сакральный акт помазания на царство — дело другое. Признать его законным значило признать, что на Земле утвердился новый порядок, что власть, честь и влияние древней «столицы мира», Константинополя, окончательно переходит к Москве.
Слово было за Константинопольским патриархатом. А он с признанием законности русского царя не спешил. Прошло четырнадцать долгих лет, прежде чем признание состоялось. Соответствующие грамоты были подписаны в 1561 году, и на следующий год их привезли в Москву: «Не только в одной Константинопольской церкви, но и по всем Церквам Митрополичьим будем молить Бога о имени Твоем, да будешь и Ты между Царями, как равноапостольный и приснославный Константин… Нареченному Царю, Господину Иоанну быть и называться Царём законным и благочестивейшим, увенчанным, так как Он происходит от рода и крови Царской, и сие полезно всему Христианству, повсюду законно и справедливо для утверждения и пользы всей полноты Христианства».
Честь великая. Но не только. Ещё и великий груз. Теперь русский царь — единственный, с точки зрения всех православных иерархов, законный наследник престола Восточной Римской империи и покровитель всех православных народов. Подчеркнём — всех.
А это значит, что он обязан заботиться об их интересах. Если потребуется, отстаивать их дипломатически или вооружённой рукой. И, разумеется, обязан рано или поздно утвердиться в «Семихолмном граде».
Словом, вместе с великой честью на русских царей налагалась и великая обязанность освободить от «исмаильтян» все православные народы и Константинополь. Надо сказать, что русские монархи относились к этому более чем серьёзно. «Крестом на Святой Софии» грезили многие. И Пётр Великий, планировавший после взятия Азова через несколько лет утвердиться на Босфоре. И Екатерина II со своим «Греческим проектом», где её внук Константин должен был «град, что греками утрачен, от гнусна плена свободить». И Николай I, развязавший Крымскую войну под предлогом защиты православных, угнетаемых Османской империей. И Александр II, который во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг. подошёл к реализации проекта вплотную, заняв предместья «Семихолмного града»…
