А о своих горьких воспоминаниях Вилли говорит просто: «Вчерашпиль мне царапает глазавтра». И горьких воспоминаний много у человека, который легко владеет 103 языками, включая, как он сам говорит с иронией «пригоршню древних».
Есть в жизни 46-летнего поэта, полиглота, фотохудожника Виталия Мельникова один ноябрьский день, в который он отмечает свое «настоящее» рождение, - 22 ноября 1985 года. Тогда, в далеком Афганистане он был единственным из взвода советских ребят, который чудом остался жив. И восемь минут клинической смерти, когда никто не мог сказать, останется он на Земле или нет. «Смерть была фантастическим неземным зеркалом, в котором я увидел себя». Увидел, и открыл себя совершенно другого.
О том, что «пережил» Вилли за эти короткие минуты смерти, он рассказывать не любит. Точнее, - ему трудно высказать обычными, понятными словами то, что испытывает человек «там», на кромке жизни. Зеркало смерти и стало для него дверью в совершенно иное измерение. До тяжелого осколочного ранения Мельников освоил всего(!) шесть языков, хоть учился в обычной советской школе. Зато «после смерти» у него открылись феноменальные способности, - он начал «дышать» языками. Один за другим он легко осваивал все новые и новые. Но, и сто три языка для него не предел, - ведь «всего» в мире более трех с половиной тысяч языков и диалектов. А не осваивать новые, Вилли Мельников не может, - изучение языков для него сродни лингвистической наркомании. Сейчас он работает над четырьмя новыми, запомнить и назвать которые сразу, - не под силу обыкновенному человеку.
Однако не стоит думать, что страсть к языкам подарена ему свыше в минуты клинической смерти. Теперь это уже известно многим, - изучать, например, латынь Вилли начал в далеком детстве, когда увлекся коллекционированием насекомых. И бабочки, и жуки имеют свои, «ученые» имена. Тот же махаон – крупная бабочка желтого цвета с черными пятнами, по латыни называется Papilio machaon. А Мельников никогда не умел увлекаться в полсилы. Насекомые, - насекомыми, а латынь латынью, - очень скоро мальчишка - будущий полиглот, заговорил на умолкнувшем языке Древнего Рима. «Умолкнувшем», а не «мертвом» - для него «мертвых языков» нет и быть не может.
Но, собственно, если говорить о необычайных способностях Вилли, то начинать надо с самого момента рождения, с его имени и фамилии. Известно, - он не любит, когда его называют Виталием Робертовичем. Да и не Мельников он вовсе. И это совсем не каприз. Фамилия его отца, скандинава, - Сторквист, а на старошведском языке «сторквист» значит «мельник». А «Вилли» - это Вильфрид. Вильфрид Сторквист обожает гулять по Москве, знает все закоулки мегаполиса, о которых даже коренные москвичи не слышали и, шутя, называет себя «сталкером». У него даже есть неизданный «Путеводитель по сталкерской Москве». Но, зачем сталкеру что-то издавать?! Он дышит этим гигантским городом так же, как дышит языками. И люди, с которыми он встречался и встречается тоже не совсем обычные москвичи. Еще до армии он познакомился с Владимиром Высоцким и Фаиной Раневской и часами может вспоминать о встречах и беседах с советским бардом и великой актрисой.
Его путь в Афганистан в составе советского контингента войск тоже необычен. Но, скорее – трагичен. Он успел окончить Московскую ветеринарную академию перед самым призывом. Вначале был Туркменистан. Как молодой боец мог объяснить полковнику КГБ, что знание шести языков, включая латынь - это не результат тайного спецкурса по подрывной деятельности против СССР! И уж тем более, доказать, что он не «латинский шпион». Оставалось одно, - написать рапорт с просьбой перевести его служить в зону боевых действий, в Афганистан. Но, и в армии Вилли легко осваивает новые языки и диалекты: дари, пушту, фарси, синдхи. Так же легко, как другие люди дышат.
Не стоит думать, что после «дембеля» Сторквист только и занимался в Москве, что новыми языками. Головные боли – страшные, невыносимые, - вот что он осваивал в первые годы после клинической смерти. Учился жить с последствиями тяжелого ранения в височную долю головного мозга. Встречался с врачами, консультантами, психологами, психиатрами. А потом понял одну нехитрую истину: боль не может владеть человеком. Не может! А потому просто «посадил ее на поводок». И начал обживаться в новом, неизведанном мире языков, которые… сами начинали звучать в его сознании. Да такие необычные, что он в начале сам не мог разобраться, что слышит. Но, по совету одного лингвиста начал просто записывать все услышанное из других миров. И оказалось, что непонятные звуки, слова, предложения – это языки, пока незнакомые ему языки, которые сами собой говорили с ним и «забирали» его в свой мир. Начиналась его другая жизнь. С этим надо было свыкнуться. Это надо было осознать.
«В Афганистане я уже осваивал медицину, - долг и служба. После возвращения в Москву, я говорил себе: врач тот, кто может сам себе поставить диагноз. И я пытался ставить себе диагнозы», - вспоминает Вилли и легко улыбается, - «а потом оставил это занятие. Люди на Земле – все разные. Я – такой, какой есть. И ничего с этим не поделаешь. Никакая это не болезнь, а просто образ, стиль, если хотите, - дыхание жизни». Он говорит легко и свободно так, будто не его обвиняли и обвиняют в… бесовстве, в служении Дьяволу. И угрожали и угрожают расправой. Если кто-то думает, что средневековое мракобесие - это глава в учебнике истории, то ошибается. Вилли Мельников знает, что называется, на собственной шкуре, что значит религиозное мракобесие сегодня, вокруг нас. И хотя его приглашают на различные международные и российские конференции, о нем снимают документальные фильмы, пишут статьи; берут интервью, приглашают на различные телеканалы, он знает «изнанку» жизни человека с феноменальными способностями. Феноменальное одиночество.
В 2004 году он снимался в художественном фильме «Мир меня не поймал» о великом философе 18 века Григории Сковороде. И сам живет, будто он - украинский странствующий философ, - «мир меня ловил, но не поймал» скажет он так же когда-нибудь. А пока легко и свободно идет по улицам Москвы и, как ребенок, оглядывается по сторонам и изумляется архитектуре особняков, незнакомым закоулкам, перекресткам и переездам. Легко и свободно общается с людьми, рассказывает, советует, помогает.
Мы шли с ним поздним вечером горбоносыми столичными закоулками, и я рассказывал ему о своей семье, о детях, о планах. Вилли улыбался в ответ, кивал головой, радовался, а потом отвернулся. Несколько минут мы шли молча. И вдруг в густом синем воздухе, изрезанном светом фонарей, Вильфрид Сторквист вздохнул, и с каким-то легким надрывом выпалил: «А у меня никого нет. Никого. Я же совершенно один. Совершенно». Повернулся ко мне, и трогательно улыбнулся.
И через мгновение нырнул под землю.
В метро.
ОНЛАЙН-КОНФЕРЕНЦИЯ С ВИЛЛИ МЕЛЬНИКОВЫМ
