Жизнь складывается таким образом, что треть года я, москвич, провожу в регионах. Встречи с читателями, публичные лекции, участие в жюри ТЭФИ-Регион… Прошлая неделя выдалась особо плодотворной: Норильск, Чебоксары, Махачкала. А выходные прошли в Нижнем. В нижегородском филиале Высшей школы экономики мы встречались со студентами – причем не только с нижегородскими, но и сибирскими, поволжскими, уральскими. Отличные ребята, свободные, энергичные… Но вот вопрос, который мучает меня все больше. Что же всех нас, таких разных, объединяет? Что делает гражданами единой страны?
Француз ответит сходу: свобода-равенство-братство. Даже если он лично с этим не согласен, все равно – вынужден считаться с тем, что большинство его сограждан твердо верят в принципы республиканского мироустройства. Американец ответит: индивидуализм, американская мечта и то, что написано в долларе - в Бога мы верим. Датчанин или швед, наоборот, скажут о традициях коллективизма, о привычке все решения принимать совместно и делить излишнее богатство поровну, по справедливости. Советский человек тоже искренне верил, что он коллективист, что его идеал политической жизни – отечески заботливая власть, а сам он атеист, интернационалист и прочее. Но верил он в это до поры до времени. Потом эта вера распалась, и затыкать смысловую дыру социальными деньгами удавалось недолго. 70-е пролетели, 80-е надорвались, и страна разлетелась вдребезги.
А что же объединяет нас, россиян? Не москвичей, которые стоят в бесконечных пробках и борются за остатки исторического города. Не жителей Грозного, которые трудно привыкают к мирной жизни. А россиян – в целом? Какие ценности, какие ориентиры? Мы коллективисты или индивидуалисты? Стремимся к свободе или к сильной руке? Мы ценим собственность и достижительность? Или будем бескорыстными и безалаберными?
В середине 90-х Борис Николаевич Ельцин интуитивно почувствовал, что стране не хватает единства. Чтобы профессор и шахтер, верующий и неверующий, православный и мусульманин, житель мегаполиса и обыватель глубинки ощущали: да, у нас разные политические взгляды, разные интересы, но мы – россияне. А это значит, что… Но что это значит? Никто не может дать вразумительного ответа.
И Ельцин поручил составить за полгода проект национальной идеи. Затея эта, разумеется, провалилась. Потому что никаких национальных идей, спущенных сверху, написанных в высоких кабинетах, современный мир не признает. Он признает только общенациональные ценности, которые вызрели в гуще народной жизни, отсеялись в результате исторического опыта и потому могут передаваться по наследству – с помощью культуры, семейного воспитания, школы. Общество само должно нащупать набор устраивающих его ответов: кто мы, откуда и куда движемся сквозь историю, на что надеемся, чего боимся, за счет чего надеемся достичь успеха, чему радуемся, из-за чего страдаем, чем гордимся и чего стыдимся в себе и в своих предках. Только так оно может ощутить себя настоящей исторической нацией, объединенной общей исторической судьбой, поверх этнических, религиозных и социальных различий.
А как же общество может нащупать общие ценностные ориентиры? С одной стороны, в опыте ежедневной жизни, в разговорах, спорах с соседями и сослуживцами, приезжими и земляками. С другой стороны, наблюдая за открытыми дискуссиями статусных современников, интеллектуалов и бизнесменов, политиков и священников, ученых и художников. Именно поэтому так важен открытый доступ к независимым источникам информации. Социологи замеряют смену жизненных ориентиров «молчаливого большинства», пытаются вытянуть из массового подсознания информацию о том, на что делает сегодня смысловые ставки пассивное большинство. Но если с этими ориентирами не работать, не просветлять их, не просвещать, они могут сгущаться в темные комплексы, в мрачные мифы, как это бывало в сталинские времена в СССР, как это было в гитлеровскую эпоху в Германии. Поэтому открытая, ответственная и свободная дискуссия об основах нашего гражданского единства – жизненно необходима.
Нам предстоит в ближайшие десятилетия пережить серьезнейший вызов истории. В результате тектонических процессов демографии в Россию приедут миллионы мигрантов с иной национально-культурной идентичностью, с иными политическими и социальными предпочтениями. У нас есть мощный, успешный, но и неповоротливый институт формирования гражданского сознания – средняя школа. Если она не получит в ближайшее время от общества и власти сформированный заказ на переплавку разноплеменных, разнородных детей от смешанных браков в единое общероссийское, обще-русское – в широком смысле – сознание, то страна попадет в зону исторического риска. Как попал в нее СССР. Все мы помним, что из этого вышло.
Примерное время чтения: 5 минут
344
В поисках национальной идеи
