На фоне кровавой бойни в Норвегии в Европе разгорается дискуссия по проблеме миграции. Пускать или не пускать иностранцев в Европу? А если пускать, то на каких условиях? Что делать с теми, которые уже приехали, сели на европейскую «социалку», но не хотят жить по европейским законам?
Дискуссия перекинулась в Россию, которая сталкивается со сходными проблемами. На суд общественности только что представлен совместный труд Федеральной миграционной службы и Высшей школы экономики - «Новая концепция миграционной политики». Она резко отличается от консервативного «манифеста» Андерса Брейвика своим либеральным подходом. На фоне демографического спада в России новая концепция предлагает «расширить возможности (мигрантов) для переселения в Россию на постоянное жительство». Эксперты поспешили назвать её революционной. Но в специфических условиях российского капитализма в успех либеральных рецептов верится с трудом…
Свинарки и пастух
Проблема взаимоотношений коренного населения России с приезжими становится всё острее. Если ещё пару лет назад чиновникам и правоохранительным органам удавалось списывать конфликты на бытовуху, то сегодня прятать голову в песок становится всё труднее. В какой-то степени осторожность властей можно было даже и понять. Крах советской системы поставил страну перед проблемой выживания. Тут уж было не до национальных проблем. Своё влияние оказывали и отзвуки советской национальной политики и пропаганды. Многим казалось (а некоторым кажется и до сих пор), что новая Россия, объявив себя преемницей СССР, унаследовала и воспетую в советском гимне, песнях и стихах «гармонию национальных отношений». Многим казалось, что они действительно живут в счастливом мирке кинофильма «Свинарка и пастух».
Длительное время ни население, ни политики не отдавали себе отчёта в том, что советская модель интернациональной дружбы могла существовать лишь в определённых политических и экономических условиях. Советская власть жёстко подавляла любые проявления национализма. А мобильность населения (а следовательно, и точки пересечения граждан разной национальности) была очень ограниченна. Конечно, в крупных русских городах издавна существовали национальные диаспоры. Но это были национальные вкрапления, а не бурные потоки.
Представители национальных диаспор охотно позиционировали себя как «московские грузины», «московские армяне» или «московские бакинцы». Они десятилетиями жили в русской среде, получали образование в русских школах и институтах, легко создавали смешанные семьи. Они не хуже русских говорили на русском языке, читали одни и те же с русскими книги и, сохраняя некоторые «пряные» черты национальной самобытности, гармонично (и по одежде, и по поведению, и по культурным запросам) вписывались в интернациональную городскую культуру.
Как это ни парадоксально, но на советский интернационализм заметно влиял насаждаемый коммунистами атеизм. Власть подавляла религию и в школе, и в институте, и на работе. В условиях атеистического прессинга православные не слишком демонстрировали свои христианские крестики, а мусульмане - свои исламские обычаи и одежды.
С распадом СССР ситуация изменилась. Россия столкнулась не с точечной «национальной застройкой», а с массовой миграцией. В советские времена популярно было утверждение, что союзные республики «кормят Москву». Жизнь отделившихся государств за свой счёт всё расставила по местам. Стало ясно, кто кого кормил. Из ряда отколовшихся республик в Россию хлынули массы прежде всего безработного, малообразованного и малообеспеченного населения.
Смена вех
Авторы новой концепции миграционной политики пытаются ответить на острейшие вопросы. Нужны ли нам мигранты? Если нужны, то сколько? Если их принимать, то на каких условиях? Некоторые ответы очевидны. В России опасный демографический провал. Даже нашему неповоротливому капитализму не хватает рабочих рук. Россия уже приняла 8 млн приезжих. В ближайшие 10-15 лет, по подсчётам специалистов, потребуется ещё столько же. Если не больше. Если закрыть ворота России, говорят авторы концепции, мы останемся без строительных рабочих, без шофёров, без грузчиков, без дворников, без продавцов.
Драматизм ситуации в том, что из России на Запад уезжают учёные и спецы. Причём самых востребованных и перспективных профессий. А приезжают к нам люди без образования, без профессии, часто без языка. Из России уезжают люди города, а приезжают, как правило, люди села. Россияне легко вписываются в европейский бытовой, культурный и политический контекст, поскольку они принадлежат к цивилизации, в основе которой лежат общие христианские корни. Приезжающие к нам адаптируются с трудом. Часто не адаптируются вовсе. Пытаясь нащупать пути преодоления взаимного отчуждения, авторы концепции говорят о необходимости «качественного отбора приезжих».
Но из политкорректности умалчивают о том, что к нам прибывают не просто люди без образования, но люди с другими цивилизационными корнями. Им трудно вписаться в русский культурный, нравственный и бытовой контекст. Этот контекст часто представляется им не просто чуждым, но и враждебным. Есть и иные противоречия. Русскому капитализму, лениво жирующему на нефти и газе, не нужна качественная миграция. На нынешнем, коррупционно-воровском этапе развития ему нужны дармовые руки и бессловесные рты, не способные на социальный протест. А это значит, что новая миграционная концепция обернётся словесными упражнениями интеллектуалов, испуганных выстрелами Брейвика в Осло. Под этот интеллектуальный аккомпанемент через коррумпированные каналы в Россию будут вливаться миллионы учтённых и неучтённых мигрантов. Они будут за гроши вкалывать на наших стройках, в подпольных цехах, на рынках, они будут жить в аварийных домах, платить мзду проверяющим и бегать от участковых. А следовательно, будут копить обиду и тоску. Трагедия в том, что обижаться они будут не на жадный русский капитализм и не на неповоротливую власть. Они будут копить обиду на русский мир. И отвергать его. А мы будет со страхом следить за хроникой последних событий в такой немыслимо счастливой стране, как Норвегия.
