После шумных январских манифестаций Москва с начала марта производит впечатление тишайшего города. Нет ни протестующих, ни тех, кто их разгоняет. Кажется, что и политика ушла на отдых. Так ли это?
Вячеслав Костиков, руководитель центра стратегического планирования «АиФ»
Впечатлению, что наступили политические каникулы, безусловно, способствует и размах коронавирусной пандемии: многие без особой надобности из дома выходить не рискуют. И всё-таки, наблюдая за событиями в США, в Западной Европе, где улицы бурлят политической активностью, невольно возникает вопрос: а где же наше гражданское общество? Почему его не видно? Так ли у нас всё хорошо с жизнью людей, правами человека, уровнем бедности, с правосудием, что нам не о чем спросить власть. Картинки благоденствия, которые показывает наше телевидение, как-то не убеждают.
Почему притихли люди?
Согласитесь: для рядового жителя страны, который теснится в скромной квартирке, ходит за продуктами в магазин у дома, живёт «от получки до получки», экономит на лекарствах, а в последнее время и на любительской колбасе, ситуацию никак нельзя назвать оптимистичной. Цены лезут вверх, тарифы и налоги растут, качественная медицина доступна в основном тем, кто может платить.
Из-за опасений за ближайшее будущее молодые пары боятся заводить детей. За прошедший 2020 г. численность населения сократилась более чем на полмиллиона человек. Прогнозы экономического роста на 2021 г. оптимизма не внушают. Словом, поводов для тревоги и недовольства хватает. Об этом на недавней встрече с журналистами говорил и В. Путин.
Почему же люди притихли? И лишь иногда, когда представится редкий случай, задают вопросы президенту. Где сотни общественных организаций, зарегистрированных в Минюсте? Где профсоюзы? Где партии? На экранах телевидения постоянно мелькают подштопанные косметологами лица партийных руководителей, иногда слышатся вздохи Зюганова, шутки Жириновского, но реальной политической работы не видно. Уровень поддержки партий среди населения катится вниз. Лидеры партий даже стесняются назвать число своих членов. И неслучайно ли В. Путин воздерживается от вступления в правящую партию? Может, не торопится он туда оттого, что она только кажется правящей?
Политика или технология?
Преподаватели марксизма-ленинизма в СССР учили советскую молодёжь, что политика делается на улицах, в трудовых коллективах, на митингах и забастовках. На Красной Пресне в Москве до сих пор стоит памятник «борцам за правое дело». Но сегодня, притом что в России зарегистрировано более 30 партий, в Москве такая тишина, что можно услышать, как тает снег. А ведь приближаются сентябрьские выборы в Госдуму. Казалось бы, время поговорить о проблемах, поспорить.
Где энергия огромной страны? Создаётся впечатление, что сегодня политика — это хорошо костюмированный спектакль на политическую тему, который нам ежедневно показывают по телевизору. Политика всё больше превращается в политтехнологию. При этом важны не темпы экономического роста, не место страны в мировых рейтингах, а выдумка режиссёров, яркость постановки и, естественно, сноровка лиц, мелькающих на телеэкранах.
На наших глазах разворачивается ожесточённая борьба между телевидением и интернетом. Ни для кого не секрет, что политическая стабильность страны сегодня во многом зависит не только от доверия к президенту, но и от доверия населения к такому важному инструменту власти, как телевидение. А оно ощутимо падает.
На днях сразу несколько социологических служб опубликовали результаты сравнительных исследований об аудитории телевидения и интернета. Ещё 8–10 лет назад телевизор смотрели свыше 80% населения. Сегодня телевизионная аудитория сократилась до 64%. Интернет и социальные сети становятся важнейшим источником новостей и мнений. В соцсетях формируется устойчивая аудитория, которая заходит туда либо ежедневно, либо несколько раз в неделю. В совокупности это, по разным оценкам, от 45% до 52% опрошенного населения (рост с 2010 г. на 19–20%). Лидирующая четвёрка соцсетей — ВКонтакте, YouTube, Instagram и Одноклассники.
Допускают, что откажутся от ТВ в пользу других источников информации, 25% участников опроса, хотя 56% пока это исключают.
Хотя тот же ВЦИОМ акцентирует внимание и на других цифрах. По его данным, активными пользователями телевидения и интернета (смотрят ТВ и сидят в сети не реже нескольких раз в неделю) являются 53%. Наиболее активные из них — граждане в возрасте 35–59 лет. Смотрят телевизор и почти не пользуются интернетом 17% опрошенных, а 28% — наоборот, пользуются интернетом и не смотрят ТВ. Отметим, что эти показатели довольно условны, т. к. телевизионные СМИ и поставщики развлекательного контента уже давно прочно обосновались в интернете.
Где правда, брат?
В журналистской среде в последнее время появилась своеобразная забава — игра в «угадайку». Суть её в следующем: журналисты по профессиональной необходимости, конечно же, смотрят ленты ТАСС, РИА, выпуски телевизионных новостей, чтобы, как говорится, «услышать правду власти». После чего для сверки обязательно идут в интернет и соцсети. «Чтобы понять правду жизни», — шутят они. Увы, но «правда власти» нередко проигрывает «правде жизни».
И самое тревожное для «правды государственного разлива» то, что она теряет молодёжь. Февральский опрос фонда «Общественное мнение» показал: 70% молодых людей больше доверяют информации из интернета, чем из государственных источников. Правда, сходные данные социологи публикуют уже не первый год, тем не менее тенденция очевидна: телевидение всё больше становится «доверенным лицом» лишь старшего поколения. Но этот контингент всё больше стареет. И будет всё меньше влиять на оценку ситуации в стране в ходе выборов. Возможности государства в борьбе за «правду жизни» будут сокращаться.
Пока молодёжная аудитория интернета и социальных сетей оказывает лишь косвенное (можно сказать, «подпольное») влияние на политический климат в стране. И власть это устраивает. Но как долго молодёжь, взрослеющая в соцсетях, будет ограничивать себя ролью статистов и наблюдателей? Организационные возможности социальных сетей были недавно продемонстрированы и в Минске, и в Москве, и в Петербурге, и в ряде российских регионов. Власть это, похоже, уловила и явно встревожена.
Как же она намерена реагировать на запросы просыпающегося гражданского общества? Будет ли посредством «мягкой силы» взаимодействовать с ним, используя, в частности, возможности социальных сетей? Или будет входить в интернет «в полном обмундировании» и пытаться сделать из участников соцсетей подобие существовавших в СССР «подручных партии»? От того, к какому решению в итоге склонится Кремль, во многом будет зависеть политическая стабильность страны.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
