Счастье — одно из самых сложных и неразъяснённых понятий человеческого бытия. Почему люди, живущие в скромном достатке, часто считают себя счастливыми, а обладатели миллионных состояний и роскошных дворцов жалуются на жизнь?
Вячеслав Костиков, руководитель центра стратегического планирования «АиФ»:
Почему обитатели бедных, экономически отсталых государств мира в социологических обзорах часто фигурируют в рубрике счастливых, а, например, жители богатых северных стран Европы с высоким уровнем социальной защиты, считают, что судьба обносит их счастьем? Именно в североевропейских государствах очень высок уровень самоубийств, одиночества, а часто и наркомании.
Можно ли замерить счастье?
Русская литература и искусство полны поисками и объяснениями счастья. В залах наших картинных галерей, в запасниках музеев хранятся тысячи полотен на тему «счастье и несчастье». Очевидно, что многое зависит от личного восприятия жизни самим человеком. Почему, например, герои Достоевского, как правило, несчастны, а герои Толстого, несмотря на все сложные перипетии жизни, как правило, считают себя счастливыми?
Свой вклад в трактовку понятия «счастье» вносило и вносит государство. К понятиям любви, семейного благополучия, материальной обеспеченности власти любят добавлять «служение родине», «патриотизм», «подвиг». Особенно этим отличались советская власть и советская пропаганда.
В советские времена тема «простого человеческого счастья» заметно оскудела и в литературе, и в кино, и в живописи. Почти всё пространство советского искусства занимала тема подвига, жертвенности, трудовой доблести, служения идеалам революции. Газеты постоянно писали о «шуме великих строек» и о том счастье, которое должен был испытывать советский человек, попадая в круговорот «великих событий эпохи построения коммунизма».
И неслучайно тогда бытовала шутка о том, что «в СССР секса нет». Счастье плотской любви подменялось счастьем «продолжения рода». Советская пропаганда додумалась до того, что советскую молодёжь нередко называла «детьми Сталина». В качестве иллюстрации широко тиражировалась фотография, где вождь был изображён с дочерью Светланой на руках. Фотография действительно трогательная. Но вот вопрос: чувствовал ли себя счастливым сам Сталин? Притом что он достиг, казалось бы, вершины могущества и почитания. Вспоминаю слова Наины Иосифовны Ельциной о том, что она почувствовала себя счастливой, когда Борис Николаевич, попросив прощения у народа, ушёл в отставку и уступил место В. Путину. 
Тишь да гладь
А что думают о будущем, о счастье люди в наши дни? Согласитесь — время, мягко говоря, очень непростое. Трагические события на Украине, в которые мы плотно вовлечены. Серьёзный политический, экономический и культурный разрыв с Европой, частью которой мы считали себя со времён Петра I. Болезненные экономические санкции... И понимание того, что эта ситуация может затянуться на годы. В стране идёт острая дискуссия о путях развития. Начались серьёзные кадровые перестановки. Замены идут в экономических кругах, в силовых структурах, обновляется губернаторский корпус.
А что население? Как оно воспринимает все эти турбулентности?
Такое впечатление, что люди в массе своей то ли не понимают, что происходит в стране и вокруг неё, то ли, полагаясь по советской привычке на «мудрость властей», не хотят «забивать себе голову». Несмотря на зафиксированный Росстатом высокий уровень бедности (более 14%), одобрение властей тоже остаётся на высоком уровне и за прошедший год даже возросло. Работу президента одобряют 81%, работу правительства — 55%. Публичных, уличных протестов практически нет. Да и намерений такого рода, судя по опросам социологов, не возникает.
Динамика оценок положения в стране мало меняется с 2010 г. Рейтинги политических партий колеблются в пределах 2–3%. Так и хочется сказать: тишь да гладь, да божья благодать.
Стабильность любой ценой?
У пассивности социальных настроений, впрочем, есть весьма весомое объяснение. За последние 20 лет население привыкло к стабильности, дорожит ею и ради неё готово терпеть материальные трудности. А тут ещё рубль неожиданно взлетел по отношению к евро и доллару. Ну как не закричать «ура!»...
Похоже, что социологические опросы последнего года отражают не столько реальные оценки населением положения в стране, сколько страхи людей перед возможной социально-экономической и политической турбулентностью. Глядя на участившиеся телерепортажи об «очередной стадии загнивания Западной Европы» и о «почти неизбежной гражданской войне в США», доверчивый русский человек думает о происходящем в собственной стране примерно так: «Пусть уж лучше будет так, как есть, а не так, как у них». Стоит ли удивляться, что недавний опрос Фонда «Общественное мнение» обнаружил у населения, казалось бы, необъяснимый всплеск оптимизма. 36% россиян считают, что уже через полгода жизнь в стране улучшится. А в перспективе 3–5 лет о грядущем улучшении говорят почти 50%. Пессимистических оценок придерживаются 11%.
* * *
В знаменитой чеховской пьесе «Дядя Ваня» герои, размышляя о будущем, плачут от предвосхищения грядущего счастья:
«Мы отдохнём! Мы услышим ангелов, мы увидим всё небо в алмазах, мы увидим, как всё зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка. Я верую, верую... Бедный, бедный дядя Ваня, ты плачешь...»
Поистине Россия — страна неисправимых оптимистов. Много ли изменилось в нашем сознании с чеховских времён?
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
