Мэр Москвы Сергей Собянин дал большое интервью журналистам ИД «Аргументы и факты». В новом году это первая такая беседа градоначальника. Сергей Семёнович рассказал о развитии транспорта в городе, о появлении новых промышленных предприятий, о ходе программ реновации и капремонта поликлиник. Но происходящее в столице затрагивает не только жизнь москвичей.
Города-побратимы не бросим
Первый вопрос мэру задал военкор «АиФ» Дмитрий Григорьев, который сейчас находится в командировке в Луганске.
— Московские специалисты помогают восстанавливать жизнь на новых территориях, в ДНР и ЛНР, при этом в Москве продолжается активная работа по развитию города. Как вам удалось совместить две эти задачи?
— Раскрою вам секрет: если бы мы совместно с федеральным правительством по поручению президента России не помогали восстанавливать другие регионы, решать многие федеральные проблемы, помогать своим коллегам, то и отношение к Москве было бы иным. Благополучие Москвы строится не только на её экономической мощи, но и по тем правилам, которые устанавливаются федеральными законами, межбюджетными отношениями.
Развиваясь, надо всегда помогать другим, особенно тем, кто находится в экстремальной ситуации. И там, где есть приоритет для государства, для людей, для страны.
Если бы мы закрылись сами в себе и сказали, что мы никого не знаем, никто нам не интересен, мы никому не помогаем и ни в чём не участвуем, я думаю, что от бюджета Москвы не осталось бы и половины. И отношение к Москве в целом было бы другое, и всё её развитие было бы под большим вопросом. Развиваясь, надо всегда помогать другим, особенно тем, кто находится в экстремальной ситуации. И там, где есть приоритет для государства, для людей, для страны.
Мы очень много помогали Севастополю, и сегодня город выглядит достаточно прилично. Я не скажу, что мы одни это делали, в основном это всё-таки были федеральные программы, но мы занимались небольшими, но важными делами: ремонт домов, подъездов, скверики, дорожки, благоустройство и ремонт поликлиник, детских садов, школ.
Помогали Крыму, а сегодня помогаем городам-побратимам Донецку и Луганску. Но в отличие от Крыма и Севастополя, где, в общем, достаточно мирная обстановка, в Донецке нам приходится работать практически как на фронте. В Луганске ситуация лучше, но тоже непростая.
Линия обороны, которая нами возведена, сравнима по объёмам использованного бетона с космодромом «Восточный». Только его строили много лет, а мы это сделали за полтора месяца.
Мы в этом году провели там масштабные, большие работы — подготовительные, восстановительные, где-то на 1 тыс. объектов. Они, может быть, не бросаются в глаза, их не очень видно, потому что в основном это подготовка к зиме жилищного фонда, социальных объектов, котельных, водоводов, теплотрасс, газового хозяйства, — всё это вещи, которых мы в Москве вообще не замечаем: идут работы и идут, нам главное, чтобы были свет, тепло и вода. А за этим стоит огромный труд.
В Донбассе же вся коммунальная инфраструктура как после бомбёжки — и в прямом, и переносном смысле слова. Она морально и физически устарела, много лет эксплуатируется на грани. Поэтому основные усилия мы в прошлом году и в этом будем уделять базовой инфраструктуре. Это большой фронт работ.
Вопрос восстановления прямо зависит от мирного неба над этими городами. Чтобы оно было таким, необходимо было выстроить надёжную линию обороны. Это важно и для солдат, которые там находятся, — чтобы они чувствовали себя в нормальных условиях, в современных фортификационных сооружениях.
Поэтому осенью прошлого года мы работали над оборонительными сооружениями. Было задействовано около 14 тыс. человек — эта гигантская армия с огромным количеством техники в течение полутора месяцев в грязи, под снарядами, в холоде работала и возвела серьёзные сооружения.
Помощь своим на фронте и в тылу
— Сергей Семёнович, в декабре вы посетили линию обороны. С чем можно сравнить масштаб той работы?
— Линия обороны, которая нами возведена, сравнима по объёмам использованного бетона с космодромом «Восточный». Только его строили много лет, а мы это сделали за полтора месяца.
Что касается городов, то там предстоит долгая работа.
Вначале восстановим коммунальную инфраструктуру, затем все разрушенные объекты соцкультбыта, жильё. Требуется создать нормальную, благоустроенную, комфортную среду.
Чтобы был понятен масштаб, это как два округа Москвы. Около 2 млн жителей. Как вторая Новая Москва.
И там нужно делать всё, что мы делали в Москве, за исключением, может, таких крупных транспортных проектов, как метро.
— Как город поддерживает тех, кто отправился на СВО в рамках частичной мобилизации, и их семьи, оставшиеся здесь?
— Мы первыми в России создали специальные центры по оказанию поддержки и помощи семьям мобилизованных. Они оказывают комплексную поддержку. В первую очередь психологическую. Но требуется и юридическая, потому что у людей оказалось огромное количество нерешённых вопросов по ипотечным обязательствам, кредитам, сделкам с собственностью, недвижимостью.
Следующим этапом стала материальная помощь. Первое время мы не могли довезти мобилизованным деньги, которые обещали (50 тыс. руб. в месяц), — пока они доехали до частей, пока встали на довольствие, пока информация дошла обратно и так далее. Тогда мы начали выплачивать дополнительно материальную помощь их семьям, чтобы снять социальное напряжение.
Промышленные предприятия, которые не адаптировались к новой городской среде, и так давно закрылись без всяких санкций. На их месте мы создаём новые проекты комплексного развития территорий.
Помимо этого мы убрали все ограничения для получения детских пособий. Сделали полностью бесплатные детские сады и бесплатное питание в школах, бесплатные кружки, платим адресную материальную помощь.
За пожилыми родителями установили специальный социальный надзор. По большому счёту, из 100% поступивших просьб более 90% удовлетворили. С первых дней мы начали активно работать с мобилизованными и их семьями и продолжаем это делать.
Мы выстояли и двигаемся вперед
— Уже почти год мы находимся под самыми жёсткими санкциями со стороны Запада. Какие направления столичной промышленности пострадали, а у кого открылось второе дыхание? И вообще — нужна ли в современном мегаполисе промышленность или её лучше выносить за черту города ради экологии?
— Промышленные предприятия, которые не адаптировались к новой городской среде, и так давно закрылись без всяких санкций. На их месте мы создаём новые проекты комплексного развития территорий. Их сотни, по объёму эта работа даже больше, чем реновация.
Что касается санкций, то промышленность Москвы, за исключением автомобильной, можно сказать, и не пострадала. Хотя вначале был испуг, конечно. Но прошло 3–4 месяца, и ничего не обрушилось, а продолжило работать. А к концу прошлого года объём обрабатывающего производства увеличился на 10% в сопоставимых ценах.
И оборонка, конечно, свой вклад внесла, и фармацевтика, и пищевая промышленность, и микроэлектроника. Наши производители начали закрывать ту часть рынка, которую европейцы нам освободили.
— То есть импортозамещение есть?
— Есть. Не в полном объёме, конечно, — за раз всё не сделаешь. Комплектующие начали везти из дружественных стран, плюс значительную часть сами стали производить.
Возьмём, к примеру, фармацевтику. Только в Зеленограде за последние полтора года запущено 6 производств. В этом году запустим ещё 3 и ещё 6 в ближайшие 2–3 года. Объём производства на этой площадке увеличится в 15 раз.
У нас создан крупнейший в Европе фармацевтический кластер, собрано в одном месте мощное новое производство. И там мы локализуем выпуск 80% онкологических препаратов, необходимых нашей стране. Большая часть их вообще раньше не производилась у нас.
Задача промышленности была устоять — она устояла. Теперь надо дальше двигаться, работать на развитие.
— Санкционная проблема не в том, что нас сегодня удушат, а в том, что страну пытаются ограничить в дальнейшем развитии. Англосаксы такие терпеливые: потихонечку, как удав, сжимают. В этом году хуже, в следующем — ещё хуже. Надеются, что в конечном итоге мы отстанем от всего мира. Поэтому нам нужно создавать на будущее технологические заделы.
Мы взяли в работу несколько проектов, в частности, проект «Фотоника» — это будущее электронной промышленности. То же самое в автомобилестроении. Надо «перепрыгивать» через двигатель внутреннего сгорания, в его производстве мы едва ли обгоним конкурентов. Нужно сразу переходить на электрический.
Мы в ближайшее время заключим большой контракт на разработку отечественных аккумуляторов с гарантированным заказом для нужд городского общественного транспорта. И для будущего «Москвича», который тоже сейчас разрабатываем.
Задача промышленности была устоять — она устояла. Теперь надо дальше двигаться, работать на развитие.
— Особое внимание Москва уделяет развитию инновационных проектов. Город предоставляет технопаркам и резидентам особой экономической зоны исключительные льготы, потому что это выгодно для бюджета?
— Мы не гонимся за суперэкономическими эффектами. Погоня за высокой рентабельностью как раз и привела нас к тому, что мы вынуждены говорить об импортозамещении. Ситуация сегодня такая, что нам нужно иметь всё своё. Неважно, рентабельно это или нет, всё должно быть своего производства. Это вопросы безопасности, независимости страны. Когда ты зависим по всему спектру технологий, даже с самыми эффективными вооружениями ты не обладаешь технологическим суверенитетом. Поэтому мы вообще не смотрим сейчас с точки зрения глобального экономического эффекта, выгоды для бюджета.
Мы работаем над тем, чтобы современные производства развивались, составляли основу нашей безопасности, независимости, технологического суверенитета. Что касается преференций, то они известны.
Для резидентов особой экономической зоны (ОЭЗ) это освобождение от таможенных пошлин, земельного, имущественного налогов, есть пониженная ставка налога на прибыль. Там работают 18 тыс. человек, ОЭЗ активно развиваются. В ближайшие 5 лет количество производств удвоится. Помимо этого, мы стараемся льготировать инвесторов, под 3% даём кредиты под крупные инвестиционные проекты.
Это беспрецедентный проект. В Европе проекты в 10 раз меньше реализуются лет по 20. А мы начали стройку БКЛ в 2015 г. И вот готова 70-километровая кольцевая ветка — прямо под городом.
С малым бизнесом работаем, помогаем — целая серия преференций, которые сохраняются на протяжении последних лет. Отчасти поэтому малый бизнес активно развивается. Даже сейчас, хотя все говорили о том, что он уменьшится. Ничего подобного. У нас количество малых предприятий и количество работающих в них увеличилось в последнее время.
Льготы есть и у резидентов 40 московских технопарков, где работают 70 тыс. человек, — это в основном инновационные предприятия.
Понятные и продуманные преференции нужны в том числе для того, чтобы инвесторы видели, насколько государство заинтересовано в развитии производств.
Когда запустят БКЛ?
— В конце прошлого года вы сказали, что 2023 г. будет беспрецедентным в плане транспортного развития. Речь идёт о запуске Большой кольцевой линии метро? Когда ждать этого эпохального события?
— Полноценное движение по БКЛ будет запущено в конце февраля, пользу от этого сразу увидят все жители Московского региона. Как МЦК является сердцем для всех железнодорожных перевозок (в этом году поедут третий и четвёртый диаметры), так и БКЛ станет новым сердцем метрополитена. Мы ожидаем, что до 25% разгрузится кольцевая линия и до 20% — радиальные направления. Станет лучше ситуация и на земле — люди будут больше пользоваться метро, меньше выезжать на дорогу на личных автомобилях, меньше понадобится автобусов.
Это беспрецедентный проект. В Европе проекты в 10 раз меньше реализуются лет по 20. А мы начали стройку БКЛ в 2015 г. И вот готова 70-километровая кольцевая ветка — прямо под городом, под действующими линиями метрополитена, под железными дорогами, под магистралями, пучками инженерных коммуникаций, с подземными переходами, со связками, гигантскими сооружениями — это космос такой на самом деле. В Лондоне один диаметр строят уже лет 20, Большой Париж строится уже 40 лет! А мы проект, по масштабу равный Большому Парижу, построили за 5–6 лет.
Плюс два МЦД — 3 и 4, которые будут запущены в этом году. Тоже мегапроект. Каждый из них по 60–70 км, по 30 станций. Причём эти станции мы в большинстве уже перестроили как современные вокзалы. Они круче, чем станции метро: с переходами, с пересадками на линии метро, на другие железные дороги, транспортные узлы. В Лондоне такой один центральный диаметр строят 20 лет, он считается самым крупным транспортным проектом Европы. А мы бабахаем один, второй, третий, четвёртый.
Постепенно переведём все службы города на электромобили. Кроме того, будем работать с таксомоторными компаниями, чтобы и все такси в Москве перешли на электрическую тягу. Это точно, так оно и будет.
А ещё надо достроить Московский скоростной диаметр. Проклятие Москвы заключается в радиальном строении города. Когда его строили, все дороги вели в Кремль. При Сталине решили сохранить радиальное строение города, но сделали все магистрали широкими. Все они, однако, упираются в тесный центр города, рано или поздно там машины встают в пробку. Поэтому мы начали работать над тем, чтобы можно было пересекать весь город, минуя центр. Чтобы разрушить радиальное проклятие города.
В этом году закончим реализацию этого проекта. На 20% разгрузятся улицы Москвы, уменьшатся перепробеги, а экология в Москве улучшится.
Под землёй метро, железные дороги и автомобильные трассы — три слоя нового транспортного каркаса выстроились. Эта огромная работа создаёт новую транспортную реальность.
— Вы говорите, надо переходить от двигателя внутреннего сгорания к электрическому. Можно ли вообще весь транспорт перевести на электричество и отказаться от бензина?
— 80% пассажирских перевозок в городе уже осуществляется электрическим транспортом. Остаются ещё автобусы, в том числе частные, с двигателями внутреннего сгорания, но мы их будем переводить на электрическую тягу.
Постепенно переведём все службы города на электромобили. Кроме того, будем работать с таксомоторными компаниями, чтобы и все такси в Москве перешли на электрическую тягу. Это точно, так оно и будет.
Развитие электрического транспорта во многом зависит от эффективности аккумуляторов. Они должны быстро заряжаться, долго ездить и не так часто меняться — из этого складывается стоимость эксплуатации автомобилей.
Сегодня это дорого, поэтому электротранспорт плохо заходит в рынок. Как только электрическая батарея будет максимально эффективна — всё больше и больше электромобилей будет выходить на рынок.
Все европейские концерны будут переходить на электромобили. Китайцы на внутренний рынок тоже постепенно запрещают выходить с ДВС. Весь мир идёт к электротранспорту, и мы не можем оставаться на отдельном острове. Чем больше в большом городе электромашин — тем лучше экология. И с точки зрения развития технологий это тоже полезно.
— Хватит ли на это электричества в городе?
— В Москве есть полуторный запас по энергетическим мощностям, это вообще не проблема. Другой вопрос — создать инфраструктуру, зарядные станции. Город сам начинает их производить и создаёт преференции для того, чтобы все игроки на рынке их создавали.
С точки зрения эксплуатации электрический транспорт намного проще. Там и в обслуживании заняты другие люди — если раньше возле автобуса с кувалдами и ключами бегали, сейчас вокруг электробусов ходит молодёжь с компьютерами.
— Пора покупать электрический «Москвич»?
— Да, пожалуйста, записывайтесь в очередь. Их будут продавать в этом году. Мы же только что запустили завод. В этом году наладим сборку 50 тыс. автомобилей, и, по-моему, четверть машин будет электрическими. Пока это крупноузловая сборка, но постепенно будем налаживать своё производство комплектующих. И года через 3 выйдем на собственную платформу.
Поликлиника на новый лад
— Сергей Семёнович, можете подвести промежуточные итоги программы «Моя поликлиника»? Что уже сделано, что в этом году будет сделано? Замеряете ли вы отношение людей к походам в поликлинику, как оно меняется?
— Для нас поликлиники — это фронт-офис нашего здравоохранения, и люди туда привыкли ходить, это часть их жизни. В поликлинику водят детей, ходят родители, бабушки и дедушки.
Раньше они были разобщены, из районной поликлиники поехать в диагностический центр было непросто. Сейчас это единая двухуровневая среда.
Есть головные поликлиники, где есть МРТ, КТ, узкие специалисты, и есть районные поликлиники, которые обслуживают тех, кто пришёл по простым вопросам, с обычными, несложными заболеваниями.
Сначала было много недовольных изменениями, но сейчас приходим к тому, что система стала работать лучше.
Затем мы создали новый стандарт и начали под него реорганизовывать поликлиники. Начиная от внешнего облика, логистики, сервиса, отношения, комплектации оборудованием и специалистами.
Я не ожидаю, что у нас навсегда возникнет удовлетворённость услугами здравоохранения. На каком-то этапе — да, но через год все привыкнут, уровень требовательности повысится. И это очень хорошо, что нас постоянно двигает вперёд запрос москвичей.
Оказалось, что половина поликлиник находится в старых зданиях, морально и физически устаревших, — что-то подкрашивать там не имело смысла. И мы приняли обязательства все эти поликлиники реконструировать. Причём так, что, кроме фундамента, практически ничего от старого не остаётся.
Мы создали механизм, по которому в среднем нужно 9 месяцев для полной реконструкции поликлиники — с оснащением, сервисом. За 2 года мы сделаем 200 поликлиник. 70 закончили в прошлом году, остальные — в этом.
К этому добавляется цифровизация медицины: появляется система накопления больших данных, цифровая медицинская карта — все данные анализов КТ, МРТ, рентгена загружаются туда, ведётся история болезни. На основе больших данных искусственным интеллектом задаётся система подсказок врачу, ставится предварительный диагноз.
Конечно, за врачом всегда будет принятие решения, он несёт ответственность за пациента, но в помощь ему создаётся такая невидимая, но очень важная система, без которой прорыва в здравоохранении не совершим.
Люди, с которыми я встречаюсь в поликлиниках после их реконструкции, очень довольны. Некоторым пришлось больше года ждать открытия районных поликлиник, но я ни разу не слышал, что кто-то шумел по этому поводу, высказывал недовольство. Конечно, я понимаю, что это непросто, но всё равно конечный результат того стоит.
— В регистратурах теперь даже улыбаются, если вопросы задаёшь, — раньше такое было немыслимо...
— Сейчас в регистратуре стоят работники многофункциональных центров «Мои документы» (МФЦ). В них нам удалось, несмотря на то что там тоже огромный поток людей (каждый день около 70 тыс. москвичей обращаются в МФЦ), создать благожелательную атмосферу.
В поликлиниках сложнее, потому что туда приходят больные люди с желанием выйти оттуда здоровыми. И хоть за границей, хоть у нас, всё равно люди считают, что врачи уделяют им недостаточно внимания, не так дали таблетку, не туда посмотрели.
Я не ожидаю, что у нас навсегда возникнет удовлетворённость услугами здравоохранения. На каком-то этапе — да, но через год все привыкнут, уровень требовательности повысится. И это очень хорошо, что нас постоянно двигает вперёд запрос москвичей.
Заботимся о каждом районе Москвы
— Насколько москвичи довольны жизнью в мегаполисе, зависит и от качественной городской среды. Какие ключевые проекты по благоустройству сделаны в прошлом году и чего ждать в этом?
— Сложно все эти проекты разделить на более или менее важные. Например, в прошлом году мы завершили крупные проекты «Кусково» и «Покровское-Стрешнево». Но, если спросить человека, который не живёт рядом с ними и которому сделали красивый двор, он скажет, что ему двор важнее. Мы заботимся, чтобы все районы Москвы развивались и были благоустроенными — это в том числе территории школ, детсадов, поликлиник, пространства вокруг транспортных узлов, небольшие скверики, дворы.
Мне часто задают вопрос: когда вы закончите благоустройство? Да никогда не закончим, потому что это часть нашей жизни. Мы всё продолжим — и благоустраивать улицы, и парки, и скверы, и дворы. Из крупных проектов — «Яузу» продолжим, я думаю, что ещё пару крупных участков сделаем. Воробьёвскую набережную благоустроим, там как раз завершены основные работы по созданию горнолыжного кластера, также завершим благоустройство Ленинского проспекта.
— Мы видим, что делается очень много для сохранения историко-культурного наследия. Вы не могли бы подробнее об этом рассказать?
— Поразительно, но нас постоянно упрекают в том, что мы какие-то памятники разрушили или снесли. Но ситуация обратная — объём реставрации историко-культурного наследия в Москве просто беспрецедентный. Никогда ни в нашей стране, ни во Франции, ни в Великобритании, ни тем более в США — нигде, ни в одном городе мира такого объёма реставрационных работ за такой короткий промежуток времени не проводилось. Мы реставрировали около 2 тыс. объектов. Это просто астрономические цифры. Это же научная реставрация, сложнейшие работы. 40% памятников находилось в опасном состоянии, сейчас лишь 6% зданий требуют особого внимания. Самое интересное, что город финансирует и ведёт реставрацию только трети объектов, а остальное — это инвестиции частных владельцев и ведомств. Почему они это делают? Потому что город начал требовать от них, прописал понятные правила и систему наказаний, вплоть до изъятия этих объектов по суду.
А ещё очень важно, чтобы восстановленные здания были не за заборами. Приведу в пример Варварку. Мы собрали всех инвесторов, чтобы они одновременно закончили реставрационные работы, приняли решение о сносе всех заборов. Приезжаем в «Зарядье», где уже на финише работы. Смотрю: возводится кирпичная стена, построена уже на 1,5 м над землёй. Я говорю: «Это что такое?» Мне отвечают: «Это стена вокруг церквей, памятников». На это я сказал: «Даю сутки, чтобы бульдозером всё снести. А вы рядом стойте и помогайте мусор выносить. Либо пишите заявление и увольняйтесь, кто причастен к этой истории». И вот сейчас это открытое пространство, горожане любуются, радуются.
Улучшаем город вместе
— Как развиваются электронные жалобные сервисы? Анализируются самые топовые запросы, а потом на их основе создаются цифровые сервисы?
— Это не жалобы, это совместный контроль жителей за состоянием города. Горожане, которые зарегистрированы на портале «Наш город», — это наши добровольные инспекторы, мы рассматриваем их как помощников. Это наш с вами город.
Одно из самых больших опасений было, что мы увязнем с переселением, что люди будут судиться, что им не понравятся новые дома. Но сегодня практически никто с нами не судится.
Кстати, вы жалуетесь на то, что уже профинансировано либо вами, либо городом. Например, если во дворе лежит куча мусора, эксплуатирующая организация уже получила деньги на его уборку. Если есть яма на дороге, то ГБУ «Автомобильные дороги» отвечает за то, чтобы не было этих ям. Чтобы пожаловаться, не надо писать письма. Вы должны выбрать из обширного перечня вариантов нужный, поставить галочку, и через 3–4 дня всё исправят. Это в электронном виде обрабатывается, контролируется, доводится до исполнителя. Если кому-то захотелось сделать фотошоп, вы сфотографировали, послали снимок. Мы получаем вторую фотографию — следует выговор, получаем третью фотографию — увольнение с работы.
Реновация идет по плану
— Миллион человек в результате реализации программы реновации получат новое жильё. И уже первые 100 тыс. живут в современных квартирах, а некоторые локти кусают, что не воспользовались этой возможностью. Можно ли подвести итоги прошедшей пятилетки?
— Надо эти 5 лет разложить по полочкам. 5 лет тому назад был принят федеральный закон о реновации жилищного фонда. После этого закона необходимо было издать кучу подзаконных актов, потом провести опросы жителей, определиться с объёмом. И по каждому району, где есть эти дома, должна была быть создана градостроительная документация, новый градостроительный проект, проект планировки территорий. И вот эту программу (реальную программу с проектами планировок и т. д.) мы получили всего 1,5 года назад. То есть реально программе 1,5 года. После этого началась системная работа.
Тогда мы опубликовали у себя на сайте примерные сроки реализации этой программы по годам, по пятилеткам. В настоящее время мы переселили 100 тыс., и этот первый этап был самый сложный. Сначала в районе находили одну точку и строили дом. Потом туда переселяли 3 пятиэтажки, на их месте строили не один дом, а два. Потом переселяли 6 пятиэтажек, на месте 6 строили 3 больших дома. Это цепная реакция. Длительный процесс. Он начинается с небольших объёмов, потом нарастает и нарастает. За ближайшие 3 года переселим уже 200 тыс., потом переселим ещё 300 тыс., потом полмиллиона. Это нарастающая динамика.
И мы ни на йоту не отстаём. Одно из самых больших опасений было, что мы увязнем с переселением, что люди будут судиться, что им не понравятся новые дома. Но сегодня практически никто с нами не судится, 1–2 человека, и то они не столько судятся, сколько затягивают процесс. Почему? Как правило, они в Лондоне живут, ещё где-то, в другом регионе. Просто инвесторы. Остальные люди в основном очень быстро переезжают и довольны своим жильём. И это, конечно, даёт нам возможность выполнять график. Я приезжаю в районы, хожу, смотрю. Казалось бы, дом по реновации должен быть серенький, а он красивее всех ближайших домов, его издали видно. Поэтому все свои обязательства по реновации мы выполняем.
И должен на прощание сказать, что, может быть, мы не построили каких-то гигантских архитектурных памятников за это время, но мы постарались, чтобы Москва стала моложе. Мы старались провести реновацию во всех сферах нашей жизни: и в благоустройстве, и в рекламе, и в здравоохранении, и в образовании, и в памятниках культуры, и в транспорте, и в спорте. В такие сроки мало кому это удавалось. И в результате изменилось само отношение к городу жителей, они поверили в эти изменения, больше стали любить и гордиться Москвой.
