Почему такие перекосы? Почему нам никак не удаётся ликвидировать диспропорции в экономике? «АиФ» обсудил это с завотделом Института мировой экономики и международных отношений РАН Яковом Миркиным.
Вперёд черепашьими темпами
Алексей Макурин, «АиФ»: Яков Моисеевич, что вас больше всего поражает в современной российской экономике?
Яков Миркин: Мы ей мешаем, а она всё равно работает. Мы измучили её закрытием десятков тысяч заводов, перекроили насквозь. Сделали из универсальной сырьевую. Четверть века растаскиваем по офшорам. Потеряли сотни научных школ. Замучили кризисами, а теперь ещё и санкциями. А она всё живёт как сложнейшая технологическая система. Но при этом мы все чувствуем, как последние 4–5 лет падают доходы. Похоже на торфяник: сверху покойно, внизу тлеет.
– Как сочетаются достижения и антидостижения нашей промышленности?
– Россия – богатейшая страна. Мы занимаем первые места в мире по производству алмазов, нефти, природного газа, алюминия, титана, платины, золота, экспорту вооружений. Санкции заставили больше заниматься своим хозяйством. Зерно, яйца, птица, свинина, молочные продукты, лекарства – везде быстрый рост за 5 лет. Это пример того, как экономика отвечает живым ростом, если государство вместо того, чтобы гнобить отрасль, создаёт ей нормальные условия.
Не случилось и того, чего все боялись в 2014 г. Вместо физического падения экспорта нефти, газа, напротив, подъём. Плюс с 2016 г. стали выше мировые цены на сырьё. На нас снова обрушился валютный дождь. Стало спокойнее. Россия по-прежнему 6-я экономика мира по паритету покупательной способности ВВП (то есть ВВП, который учитывает различия между ценами в разных странах).
Но риски будущего остаются. Мы можем перестать быть 6-й экономикой. Мировое хозяйство растёт со скоростью 3,7% в год, азиатские страны – ещё быстрее. В США прогнозируется 2,9% роста за 2019 г. А у нас в лучшем случае – 1,5–1,6%. Россия – черепаха в сравнении с конкурентами.
Особенно сильно удручает, что мы находимся на 95–96-м месте в мире по ожидаемой продолжительности жизни. Ведь главный показатель успешности экономики – это сколько лет мы живём, наше благосостояние. Доля текущих расходов на здравоохранение в ВВП – 118-е место в мире. Доля государственных расходов на образование – 88-е место в мире. Сбережения есть только у одной трети населения.
Выборочные успехи
– Какие отрасли до сих пор не смогли восстановиться после краха 90-х гг.?
– В нашем хозяйстве образовались огромные пустоты. Мы форсируем развитие оборонной промышленности, но в месяц выпускаем всего 100 металлорежущих станков. Мы принимаем программы модернизации дорог, но в месяц делаем всего 50 бульдозеров! У нас в удручающем состоянии общественный транспорт, но в месяц выпускается только 10 троллейбусов.
В 2018 г. в России построено 1,8 млн шт. автотранспортных средств, включая легковые автомобили. Но посчитайте, сколько кузовов для них мы сделали сами? По данным Росстата, только 0,26 млн шт. А двигателей? 0,36 млн шт. Остальное – импорт.
Мы потеряли экономику простых вещей: по официальной статистике, в год выпускается 1 пиджак на 70 мужчин, 1 кофемолка на 1500 семей, 1 бюстгальтер на 9 женщин! Или вот «достижение»: 500 штук детских колясок и 23 тыс. зонтов в год (по одному зонту на 6 с лишним тысяч человек). Доля импорта в лёгкой промышленности, по разным оценкам, 65–80%. В обувной – 75–80%. Покупаем за рубежом 80% товаров для детей, 70% лекарств, 80% медицинских изделий. К тому же то, что считается «отечественным», во многом делается на импортном оборудовании из иностранных компонентов.
– Но зонтиков тем не менее в 2018 г. выпущено на 50% больше, чем годом раньше. Может быть, это появление новой зоны роста?
– Наш рост – выборочный. Он идёт там, где государство искусственно создаёт «нормальные рыночные условия»: делает ниже налоги, дешевле кредиты, больше оказывает бюджетной поддержки. В самый разгар кризиса был сверхбыстрый рост в оборонно-промышленном комплексе: 8–10–15%. А потом денежный поток, идущий в отрасль, уменьшился, и она в 2017–2018 гг. резко замедлилась.
И всё время трясёт. В 2017 г. сделано 177 тыс. люстр, в 2018 г. – 141 тыс. шт. Падение на 20%. С какой стати? Разве потребность в светильниках стала снижаться? Разве 1 люстра на 1000 человек, живущих в России, это много?
Или бум в производстве спецодежды: только в 2018 г. рост на 20%. Кто покупатели? Армия? Силовые структуры? Не только. Крупнейшие российские компании переодевают свой персонал в форменные спецовки, отказавшись от импорта. Но что будет, когда все переоденутся? Поэтому не стоит обольщаться взлётами на отдельных участках. Нужно изо дня в день вести работу по заполнению внутренних ниш, где пока не заметен отечественный производитель.
– А что с высокотехнологичной продукцией?
– Колоссальное отставание в гражданских секторах. Вычислительной техники выпускаем на 4,2 долл. на человека. Закупаем электронные компоненты в Малайзии, по-прежнему считая её бедной страной. А она не бедная и скоро перегонит не только Россию, как и Китай, по ключевому показателю благосостояния – номинальному ВВП на душу населения. По данным МВФ, у нас этот показатель за 2018 г. – 11 327 долл., а в Малайзии – 10 942 долл. Её темпы роста – 4,7% в год.
– Но, введя санкции, Запад ограничил доступ российских компаний к самым передовым технологиям.
– Да, самый большой санкционный риск – не отстать, не увеличить технологический разрыв, не законсервировать сырьевую модель хозяйства. В добыче сырья заняты только 10–15 млн человек. А все 146,8 млн граждан России заслуживают большой универсальной экономики, умеющей всё. Тогда каждый в ней найдёт место по таланту и сумеет хорошо зарабатывать.
Лагерь старателей или мастерская?
– Что мешает нашей промышленности делать не только миллион автомобилей, но и миллион детских колясок? Ведь спрос на коляски не меньше.
– Причины простые. Пока производить в России дороже, чем импортировать. Более высокие кредитные ставки, более тяжёлые налоги и административные издержки, бремя коррупции (это тоже затраты) – всё ведёт к росту цен. Долгие годы слишком крепкий рубль поощрял импорт и подавлял всё отечественное. Мешает огосударствление экономики, сосредоточение производства в крупнейших компаниях, у которых меньше гибкости, инновационности и опять – выше цены. И, думаете, у нас подавлена инфляция? Рост цен в промышленности в 2018 г. – 12%.
– Стоит ли добиваться того, чтобы большинство потребительских товаров производилось внутри страны? Какой в этом смысл, если за рубежом делают дешевле и лучше?
– Никто не говорит о «большинстве товаров». Речь о великом перекосе, когда целой стране становится выгодным только сырьё, а всё умелое, технологичное или даже самое простое, но требующее приложения рук, становится дороже и хуже, чем за границей.
Мы должны покупать за границей лучшее, но при этом быть одной из мастерских мира. А кто мы сейчас? Лагерь старателей, покупающих всё готовое по заоблачным ценам? Это плохой выбор для умного, талантливого народа, сумевшего удержать одну восьмую суши мира. Сырьевая страна никогда не выйдет на продолжительность жизни 80+ и на уровень благосостояния, сопоставимый с развитыми странами.
