Хабенский, перезагрузка. Рецензия на новую версию моноспектакля «Контрабас»

Почему «всё же»? Потому что Хабенский ещё несколько лет назад предлагал худруку МХТ Олегу Табакову такой спектакль сделать. Но Палыч (как Табакова за глаза зовут в театре) разрешения не давал. Почему, остаётся только догадываться. То ли ждал, пока публика образуется (в прямом смысле этого слова — Табаков последовательно вводит в репертуар всё более сложные спектакли, требующие от зрителя умения не только вовремя смеяться, но и умения слушать и размышлять над услышанным и увиденным); то ли ждал, пока Хабенский нарастит «артистических мускулов». И — дождался!

Моноспектакль — жанр опаснейший: мало кому из актёров под силу в одиночку удерживать огромный зал на протяжении двух часов. Хабенскому, как выяснилось, под силу, хотя ещё несколько лет назад он спокойно позволял тому же Пореченкову «перетягивать одеяло на себя» в «Гамлете» или «Белой гвардии». Но в «Контрабасе» выходит совсем другой Хабенский — тонкий, чуткий и сильный одновременно.

Да, режиссёр Черепанов время от времени даёт возможность Хабенскому передохнуть, «спрятаться» то за игрой ни пиле или бутылках, то за трюками с патефоном, футляром от контрабаса, туалетной бумагой или рогатым шлемом викинга. Но после этих передышек Хабенский обрушивает на зрителя такую лавину эмоций, спрятаться от которой невозможно — можно только барахтаться: в откровениях героя и собственных воспоминаниях, которые совесть, потревоженная, услужливо подбрасывает тебе.

«Контрабас» — спектакль, трудный не только для актёра, но и для зрителя. Два часа монолога. Два часа душевного стриптиза, признаний в самом стыдном и самом сокровенном. Контрабасист, служащий госоркестра, речь свою начинает с «осанны» контрабасу как самому главному инструменту, если не в истории музыки, то в оркестре уж точно. Но постепенно эта музыковедческая лекция превращается в пронзительнейшую исповедь. Исповедь маленького человека, который очень хотел быть большим, а оказался — пустым местом, придатком к этому огромному неуклюжему монстру.

Да, «Контрабас» в Москве уже играли — в «Сатириконе». У Константина Райкина это одна из лучших театральных работ. Но Райкин и Хабенский играют про разное. Райкин — это ужас и мерзость бесталанного, завистливого, закомплексованного человека, который ненавидит и свой инструмент, и свой оркестр, и весь мир. После «Контрабаса» Райкина хочется прийти и первым делом помыться, чтобы смыть с себя эту липкую паутину зависти, которая, кажется, перетекла на тебя со сцены. А Хабенский играет про жалость к маленькому человеку, который так хотел любви и славы, но не получил ни того, ни другого — переоценил себя, таланта не хватило. И теперь, взъерошенный, в пиджаке явно ему не по росту, а после и просто в майке, он мечется по сцене: то пластинку поставит, то за смычок схватится. И — говорит, говорит, говорит… О любви к певице, которая его не замечает, о кошмарнейшем одиночестве, о невозможности лечь в постель с женщиной — «потому что этот (кивок в сторону контрабаса) опять всё испортит.

Даже если запереть его в ванной, он всё равно будет главенствовать. Какая уж тут любовь…» И — блестящие вставные номера, спектакли в спектакле: Хабенский блистательно пародирует пафосные речи музыкальных критиков.

Но финал — финал будет светлым. Рассказывать не буду — иначе вы, подготовленные, не сможете пережить тех эмоций, которые пережить надо. Хотя бы сидя в театральном кресле.