Легендарный директор легендарной Таганки Николай Дупак 5 октября отмечает вековой юбилей.
Его жизнь — роскошный сценарий. Он окончил Ростовское театральное училище, где его одногруппником был Сергей Бондарчук. Дебют Дупака в театре состоялся в 1933 г., а первую роль в кино он получил в 1941-м у самого Александра Довженко — роль Андрия в картине «Тарас Бульба». Но те съёмки оборвала война. Он ушёл на фронт, служил в кавалерии, участвовал в Сталинградской битве.
Однако война не убила в Николае Лукьяновиче желание служить искусству. Дупак снялся более чем в 60 фильмах, среди которых «Вечный зов», «Бумбараш», «Служили два товарища» и «Капитан Немо». А ещё четверть века он был директором самого посещаемого и культового театра Москвы — Театра на Таганке.
Трижды раненный и списанный подчистую инвалид войны лихо водил машину до 99 лет. Его женой была дочь комдива Чапаева. Ему Владимир Высоцкий посвятил стихи, а Марина Влади называла его ангелом-хранителем. За 100 прожитых лет историй у Дупака накопились тысячи.
Как с Бондарчуком раздружился
В тот год, когда я поступал в Ростовское театральное училище, конкурс на курс к Завадскому был человек 300. Меня зачислили. Для нас снимали комнаты в частном секторе. Помню, ко мне подошёл Серёжа Бондарчук со словами: «О, великое искусство, давай с тобой объединяться в одной комнате. Ты — артист Таганрогского театра, я — артист Ейского театра». Так началась наша студенческая дружба.
Бондарчук был интересный мальчик. Сергей курил, а сигарет не хватало, вернее, не хватало денег на них. Он мог предложить: «Мыкола, пошли погуляем». То есть пойти на автобусную остановку и пособирать валяющиеся там окурки. Дома он это всё шелушил, подогревал на печке, цигарки крутил и курил. Вот такая была жизнь!
Наша дружба закончилась в ту минуту, когда я, счастливый, сказал ему, что Довженко утвердил меня на роль Андрия в картине «Тарас Бульба». Это оборотная сторона нашей актёрской профессии...
Как любовь потерял
Первый раз я женился в 1939 г. Моей женой стала Алла Ванновская, дочь знаменитого ростовского артиста Юрия Ванновского, очень красивая и очень талантливая. У неё была своя отдельная комнатка, мы там баловались, ну и набаловались... Молодые же были, вместо крови кипяток кипел в жилах.
Нас разлучила война. Меня забрали на фронт, Алла получала деньги как жена фронтовика. Но в какой-то момент письма от неё перестали приходить. Я страшно переживал — война же полыхала, Ростовский театр, где она служила, был эвакуирован в Чапаевск. Так получилось, что я попал в госпиталь в этот же город. Как только немного стал приходить в себя после тяжёлого ранения, решил разыскать свою Аллу.
Одна нога волочилась плетью, но я на костылях пополз в сторону театра. Приковылял. Меня спрашивают:
— Эй, солдатик, что ты хотел?
— Жену свою увидеть, — гордо отвечаю я.
— А кто твоя жена?
— Актриса Алла Ванновская, — так же гордо продолжаю.
— Тю! Так у неё же муж есть, — ответили мне.
Это был сильнейший стресс, самое первое настоящее предательство в жизни. От переживаний у меня подскочила температура, несколько дней в горячке метался. И на все оставшиеся годы страницу своей жизни по имени «Алла Ванновская» я заклеил суперклеем. Никогда больше её судьбой не интересовался и только относительно недавно случайно услышал, что первую жену Армена Джигарханяна звали Алла Ванновская... Хотел спросить Армена, но сперва постеснялся, а потом подумал: а стоит ли? Ведь жизнь-то почти уже прожита.
(Первая жена Армена Джигарханяна — Алла Ванновская — была на 15 лет старше мужа. Служила артисткой Ереванского русского драматического театра. В 1965 г. она родила Армену Борисовичу дочку Лену. Вскоре после родов у Аллы проявилось тяжёлое психическое расстройство... Джигарханян забрал годовалую дочку и уехал в Москву, а Алла в итоге скончалась в психиатрической больнице. Не менее трагично завершилась жизнь и их общей дочери Елены. — Прим. авт.).
Как стал зятем Чапаева
С его младшей дочерью Верой я познакомился благодаря моему фронтовому командиру Евгению Коркусу. Как-то мы с ним случайно встретились в Москве, он и говорит: «Слухай, Мыкола, я иду к своему другу — пошли вместе». Ну пошли. Другом оказался сын Чапаева. Мы пешком поднялись на четвёртый этаж — лифта не было, угловой дом в Столешниковом переулке, трёхкомнатная квартира...
Так я оказался в доме у Чапаевых, там и увидел Веру Васильевну. Милая девочка невысокого роста, такое довольно уникальное лицо. На семь лет старше меня. На тот момент она была замужем за каким-то железнодорожным начальником.
Вера Васильевна была образованным человеком, окончила Литинститут. В общем, одна встреча, другая — и завертелось колесо... Когда её муж об этом узнал, устроил скандал и бросил её.
Его давно раздражала тёща Пелагея Ефимовна — вернее, её психическая болезнь. Я, сам много перестрадавший в жизни, к недугу своей тёщи отнёсся терпимо. Думаете, легко 20 лет прожить в одном доме с психически больным человеком? Пелагея Ефимовна понимала это и отвечала мне симпатией и теплотой. Её в Гражданскую белые мучили сильно, видимо, это и повлияло. Она могла встать ночью, налить воды в ванну и перестирать все шубы. Или весь пол водой залить. Часто повторяла: «Я за мир, за мир...» Всё войны боялась.
К ней часто чапаевцы в гости приезжали. Хочу заметить, что чапаевцы очень не любили все эти анекдоты про Василия Ивановича. Они говорили, что их любимый комдив был морально чистым человеком, не пил и не курил. Он был человеком трудной судьбы. Первая жена Чапаева прокляла его, назвала антихристом и уехала с офицером-колчаковцем, оставив ему детей. Пелагея Ефимовна была второй официальной женой комдива. После гибели Василия Ивановича она замуж больше не выходила. Подняла на ноги всех его детей. Сама Вера отца и не помнила совсем: маленькая была, когда он погиб.
С Верой мы прожили 20 лет. Я ушёл от Чапаевых с одним чемоданом, всё им оставил. Причина — Вера Васильевна была тяжело больна и не могла родить ребёнка. После моего ухода она прожила ещё четыре года. Я делал всё возможное: в больницы устраивал, договаривался с лучшими врачами. Потому что чувствовал вину перед ней.
Как Высоцкого трудоустраивал...
Юрий Петрович Любимов категорически не хотел брать на работу Володю Высоцкого. Говорил: «Зачем нам ещё один алкоголик нужен?» Мне Высоцкого порекомендовала его однокурсница Тая Додина. Она просила дать ему шанс, говорила, что он очень талантливый человек. Нашла такие слова, которые меня тронули, и я пригласил Высоцкого на прослушивание. Он пришёл, показал Челкаша. Вроде не очень. Любимов сухо так: «Спасибо». Тогда Высоцкий попросил разрешения спеть. Взял гитару и спел три песни. Любимов его спросил: «А чьи это слова?» Володя ответил, что слова его. На том и расстались.
Я убедил Любимова взять его на три месяца по договору. Получится — прекрасно, не получится — не судьба. Тогда мы ставили спектакль по «Герою нашего времени» к юбилею Лермонтова. Высоцкому дали крошечную рольку штабс-капитана. Там нужно было сказать одну фразу: «Натура — дура, судьба — индейка, а жизнь — копейка. Ну и дурак же ты, братец». Он сделал всё просто гениально и остался в театре.
А вот когда я предложил Любимову Володю Высоцкого на роль Гамлета, тот вышел из себя. Кричал: «Николай Лукьянович, не смеши! Ну какой из него Гамлет?!» В это время рядом оказался поэт Константин Симонов. Послушал и говорит: «По-моему, это интересно, я бы Высоцкого попробовал на эту роль». «Чёрт с вами, пробуйте...» — махнул рукой Любимов. Я репетировал с Высоцким, Глаголев — с Филатовым, а Любимов — с Золотухиным. Когда стали смотреть, то сразу стало понятно, что Володя всех положил на лопатки!
Нет, Золотухин мог играть. И Филатов мог. Но Высоцкий такую взял высоту! Такую ноту, что его уже никто не переплюнет. Вот так он и сыграл эту бессмертную роль.
Каким он был, мой Высоцкий? Володя был бесконечно добрым и безотказным человеком, всегда приходил на помощь. А как он помогал мне как директору с бесконечными стройками и ремонтами — словами не передать. Один его концерт открывал десятки дверей... Помню, шёл очередной съезд партии, наш театр принимает делегации коммунистов из 23 стран мира. Перед спектаклем прибегает моя помощница и говорит: «Спектакль не может состояться. Высоцкий на ногах не стоит...» Я бегом в гримёрку к Володе, а он лыка не вяжет. Мол, Николай Лукьянович, простите... Я ему, как пацану, зарядил пару подзатыльников. «Ты с ума сошёл? — кричу. — Политбюро в зале!» В ответ мычание. Говорю ему: «Ты сейчас со мной выходишь на сцену, твоя задача — просто постоять несколько минут с опущенной головой. Всё остальное сделаю я. Скажу, что, к великому сожалению, спектакль состояться не может — артист Высоцкий потерял напрочь голос. Ты делай извиняющиеся жесты — только не упади в зрительный зал».
Я вышел к публике, сказал про голос и добавил, что у меня есть два предложения: вернуть деньги или показать спектакль через три дня. Зал встал и оглушил нас аплодисментами. Билеты не сдал ни один. После этого я посадил Высоцкого в машину и отправил к знакомым врачам, которые не раз вытаскивали его с того света. Через три дня зал был полон, а Володя блестяще отыграл спектакль.
«Почему Высоцкому всё сходит с рук? Почему ему всё прощается?» Такие вопросы я слышал в театре постоянно. И, честно говоря, порой не знал, что отвечать. Помню, на гастролях в Ленинграде, когда у Высоцкого случился очередной запой, труппа почти единогласно проголосовала за его увольнение из театра. Были замены, были очень тяжёлые разговоры — всё было.
А ещё он мог подойти ко мне и сказать: «Николай Лукьянович, отпусти на три дня. Надо в Магадан слетать, золотодобытчики за концерт десять тысяч платят». Как я мог его не отпустить? Машина «Волга» тогда стоила меньше, чем ему платили за одно выступление. Мне таких денег никто в жизни не предлагал, а ему платили. Он возвращался, шёл в комиссионку, покупал Марине Влади кулон за шесть тысяч и был при этом абсолютно счастлив. Я тоже был счастлив от осознания, что имею отношение к его мужицкой и человеческой радости. Да, многих злило, что он позволял себе определённые вещи. Володя прекрасно понимал, что болен, но есть вещи совершенно дьявольские, которые так глубоко и прочно сидят в человеке, что никакая медицина, никакие старания не могут их оттуда вытащить. Он плакал. Хотел от всего этого избавиться, но дьявол его не отпустил.
У пьянки обычно бывает две причины — это неудача или суперудача. Думаю, Володя не справился со второй проблемой.
...и хоронил
О смерти Володи Высоцкого я узнал от театрального художника Давида Боровского — он мне позвонил и сообщил эту страшную весть. Организацией похорон Высоцкого занимался я как директор театра. Удалось договориться о месте захоронения и на Ваганьковском кладбище, и на Новодевичьем. Но Марина Влади и мама Володи Нина Максимовна возражали против Новодевичьего. Тогда ведь это кладбище было как отдел ЦК КПСС: вход только по паспортам и пропускам. Володю любил народ, а кто бы пустил народ к нему на Новодевичье?.. Поэтому остановились на Ваганьковском.
На похоронах Володи власти страшно боялись бунта. В день прощания с ним меня в 8 утра пригласил к себе первый секретарь Московского горкома партии Виктор Гришин. Выразил соболезнования и спросил: «Как вы собираетесь организовывать похороны Высоцкого?» Я сказал, что будет панихида в театре, она продлится несколько часов. «Учтите одно: надо похоронить до захода солнца. Потому что примета есть такая...» — с нажимом сказал Гришин.
Во время прощания с Володей случилась драка в моём кабинете. Сцепились Юрий Любимов и Глинский, работник аппарата «хозяина Москвы» Гришина. Глинский всё время торопил: «Заканчивайте, заканчивайте прощание!» Но людская очередь к гробу Высоцкого стояла от самого Кремля. Любимов сказал, что будем прощаться до последнего человека из этой очереди. Глинский торопил. Любимов не выдержал: «Твою-то мать!..» И понеслось... За грудки друг друга похватали и давай мутузить. Еле разнял...
А ещё кагэбэшников была тьма в тот день в театре. Один из них меня строгим шёпотом предупредил, чтобы на кладбище не было никаких речей. Повторяю, власти страшно боялись бунта.
Я счёл это бестактным. Думаю: «Мыкола, ты фронтовик. Чего тебе этих м...в бояться? Грех же будет, если мы Володю закопаем, не сказав ему последнее слово». Короче, я решился и высказал у его гроба всё, что было на душе. Помню свои последние слова: «Володя, царство тебе небесное и земное!» После этого мы закрыли крышку гроба и опустили в землю.
Сердце часто просит побывать у его могилы. Сяду в машину — и на Ваганьково. Постою, помолчу, подумаю... И когда хоронили кого-то из коллег и близких, я к Володиной могиле подходил. Там лежит хорошая небесная труппа: Лёня Филатов, Гриша Чухрай, Петя Глебов. Все — мои близкие друзья.
А если честно... Хоть моя жизнь и подходит к столетию, я её до конца так и не понял.Прощание с бардом. Похороны Владимира Высоцкого
Прощание с бардом. Похороны Владимира Высоцкого
