190 лет назад, 11 февраля 1829 г. в Тегеране был зверски убит русский посол. Принадлежность его останков смогли установить только по чудом сохранившейся кисти левой руки, на которой не двигался мизинец – именно сюда получил некогда ранение на дуэли Александр Сергеевич Грибоедов.
Отношение к его памяти в России всегда колебалось между почтительным и восторженным, с течением времени всё больше приближаясь к последнему. Это было отлично видно на вечере, посвящённом Грибоедову, что прошёл в пресс-центре редакции «АиФ» на Мясницкой. Выбор места, кстати, очевиден – именно здесь, в усадьбе своего друга Степана Бегичева, Александр Сергеевич писал комедию «Горе от ума», обессмертившую его имя.
Впрочем, собравшиеся, среди которых видное место занимали дипломаты, тактично напоминали и о том, что успехи поэта на поприще международных отношений как минимум не уступают его блистательным стихам.
«Урод ума»
Разумеется, всерьёз «растаскивать» Грибоедова между лагерями поэтов и дипломатов никто не собирается. Всем очевидно, что он – наше общее достояние. Но вопрос: «Кем же он всё-таки был? К чему у него больше лежала душа?» не может не волновать, и постоянно возникает.
Возможно, ответ на него будет парадоксальным, но зато не обидит никого. Душой он желал третьего пути. Отчасти связанного и с литературой, и с дипломатией, и, тем не менее, иного. Быть может, гораздо более масштабного и высокого.
Современники, в том числе не очень-то расположенные к Грибоедову, как главное его качество отмечали, прежде всего, ум. Отзыв Пушкина: «Это один из самых умных людей в России», известен, пожалуй, всем. Декабрист Александр Бестужев, на допросе о принадлежности Грибоедова к тайному обществу, вынужден был признать: «В члены общества я его не принимал, потому что он меня умнее». Николай Муравьёв-Карский, Кавказский наместник, а в годы жизни Грибоедова – прямой его конкурент по дипломатической карьере, не мог скрыть невольного восхищения: «Образование и ум его необыкновенны». Но, всех превзошёл, пожалуй, гусар-поэт Денис Давыдов, выразившийся хлёстко, кратко и по существу: «Мало людей более мне по сердцу, как этот урод ума, чувства, познаний и дарования!»
Первоначальное значение слова «урод» тогда ещё не совсем забыли, так что никакого оскорбления здесь нет. «Урод» — то есть уродившийся на славу, отмеченный Божьей благодатью.
Это был глубокий, аналитический ум настоящего учёного. Каковым Грибоедов должен был и хотел бы стать. В 10 лет поступить на словесное отделение Московского университета и спустя три года получить степень кандидата — это о чём-то говорит. Хотя и не обо всём, потому что спустя два года он со степенью кандидата права заканчивает этико-политическое отделение философского факультета. Однако и тут достигнутым не удовлетворяется, и остаётся в университете для изучения математики и естественных наук.
Дерзкий хулиган?
Но то, что было потом, разом перечеркнуло в сознании окружающих все те надежды, которые возлагались на молодого Грибоедова. Во всяком случае, в Москве, о чём он с горечью пишет: «Все тамошние помнят во мне Сашу, милого ребёнка, который много повесничал, наконец к чему-то годен, определён в миссию…». Горечь искренняя. Художества Грибоедова, служившего во время Отечественной войны в гусарском полку, стали притчей во языцех. Теперь о нём вспоминали не как о юном учёном, а как о корнете, способном въехать верхом на коне в залу, где проходит бал. Или как о гусаре, который во время католической мессы пробрался в костёл, сел за орган и принялся играть «Камаринскую». Словом, дерзкий хулиган с претензиями. К тому же дуэлянт. То, что служит в Коллегии иностранных дел — невелика заслуга. Какой-то губернский секретарь, то есть в переводе на военные чины — тот же корнет.
Служить не рад
А продвижение в чинах под большим вопросом, поскольку склонности к службе он не питает: «Да погибнет день, в который я облёкся мундиром Иностранной коллегии!». Грибоедову настолько всё равно, что он в самом начале карьеры допускает ошибку, которая потом стоила ему жизни. При определении места работы видный дипломат и крупный функционер Александр Стурдза рекомендовал ему вовсе не Иран: «Я предложил ему на выбор должность чиновника в Филадельфии и в Тегеране. Мне бы хотелось, чтобы он предпочёл Америку Персии…» Ясно, что зимой 1829 г. Грибоедов точно предпочёл бы оказаться в США, а не в гуще разъярённых исламских фанатиков. Но и десятью годами ранее в Персию ему не хотелось: «Как я ни отнекиваюсь, ничего не помогает. Третьего дня был у министра и объявил ему, что решусь, да и то не наверное, как если мне дадут два чина тотчас по назначении в Тегеран». То есть продвинут сразу на несколько ступеней по карьерной лестнице.
Никакого продвижения ему, конечно, не дают. И он впрягается в лямку фактически из-под палки. Но, как часто бывает с умными людьми, обременёнными совестью, даже нелюбимую работу Грибоедов делает отменно. И она его постепенно затягивает. Настолько, что его недоброжелатель, Николай Муравьёв-Карский, скажет: «Он заменял нам там единым своим лицом двадцатитысячную армию».
Подобный человек представляет собой реальную опасность для бюрократического аппарата. Потому что он может заменить «единым своим лицом» не только пару дивизий солдат, но и многочисленную свору чиновников и «эффективных менеджеров». И чем выше его должность, тем больше эта бесполезная свора.
В чине статского советника, то есть человека из высшего звена номенклатуры, Грибоедов уже был опасен. Но он метил ещё выше.
«Усыновлённый Россией»
Ослеплённые блеском комедии «Горе от ума», мы редко замечаем другие произведения Грибоедова. А Грибоедова-аналитика, можно сказать, не знаем вовсе. Между тем, его «Проект Российской Закавказской компании» достоин того, чтобы его изучали как пример геополитического мышления. Он предлагал быструю и бескровную интеграцию Кавказа в Российскую империю. Согласно его мнению, туда следовало принести не колониальную войну, а мир, лучший, чем был до этого: «Ничто не скрепит так твердо и нераздельно уз, соединяющих россиян с их согражданами по сю сторону Кавказа, как преследование взаимных и общих выгод… Кавказ — это край, усыновлённый Россией». Проект был детально разработан в плане развития сельского хозяйства, промышленности и торговли. Жители должны были стать согражданами не только по паспорту, но и по сути: «Сперва корысть заохотит многих из них и более познавать… Исчезнет чувство лености, равнодушия к наукам и искусствам. Бесплодное, всему вредящее своелюбие уступит место порывам благороднейшим. Исчезнет мелкая суетность, ревность, жажда к непозволительным прибыткам…».
Проект был представлен в 1828 г. Его отклонили. Возможно, Грибоедов, вернувшись из Тегерана в Россию, смог бы его продавить. Но вернуться ему было уже не суждено.
