На днях прозвучала мысль ссылать в Магадан «релокантов» — людей, покинувших Россию после начала СВО и наговоривших в адрес страны и россиян массу гадостей. Часть из них планирует вернуться в Россию. Известный шансонье Михаил Шуфутинский в беседе с aif.ru предложил не рассматривать жизнь в Магадане как наказание. По мнению музыканта, который прожил в этом городе 3,5 года в 70-е, Магадан хоть и суровый край, но всегда был прибежищем необычных, интересных людей.
Ресторан «Северный»
— До работы с ВИА «Лейся, песня», которая началась в 1975-м, я 3,5 года прожил в Магадане — с 1971-го по 1974-й. Ненадолго уезжал на Камчатку, немного времени провёл в Москве, Сочи, на Кавказе и снова вернулся в Магадан.
С одной стороны, этот край стал прибежищем для тех, кто бежал от центральной власти, а с другой — для тех, кого туда ссылали порой на вечное поселение. И люди жили там всю оставшуюся жизнь, привыкая к месту. Из века в век Дальний Восток и Север становились для людей малой родиной. Я оказался там тоже не просто так. В 1972-м в СССР должен был приехать Никсон, и власть начала охоту на тунеядцев, спекулянтов, фарцовщиков, студентов, которые проявляли либеральные взгляды. Часть людей из Москвы выселяли за 101-й километр, а часть оказывалась на Колыме. В этот период и я оказался «неугоден». Я окончил учебу и по распределению должен был поехать в Минусинский театр помощником дирижера. Выяснилось, что это не театр вовсе, а ДК, при котором существовал самодеятельный оркестр. Что это значило? Образно говоря, кто-то должен был писать ноты, а я раздавать их музыкантам. Я отказался, заявив, что с такой работой не справлюсь.
Мы создали квартет с замечательной джазовой певицей Лолой Хомянц и отправились на гастроли по всему СССР. С ней я впервые и попал в Магадан, где были большой рыбный и торговый порты, золотые прииски. Рестораны гудели. И музыканты, которые там работали, были достаточно профессиональными и прогрессивными. Я познакомился с людьми, которые стали меня уговаривать: «Приезжай к нам работать, у нас рестораны открываются. Тут и рыбаки, и моряки дальнего плавания, и старатели. Все гуляют, денег не считают. К тому же здесь спокойно по сравнению с Москвой и Ленинградом». Я оставил свои координаты и вдруг получил приглашение в один из старейших ресторанов города «Северный» — любимое место старателей и моряков. После промывочного сезона и путины в Магадане они начинали гулять так, что их надолго затягивали кабаки, часто они прогуливали всё заработанное.
Я собрал в Москве небольшой оркестрик и приехал на работу в «Северный». Перед этим одолжил денег, купил аппаратуру — усилитель, колонки и т. д. Да, были небольшие трудности. Во-первых, не было своего жилья. Мы сняли временно однокомнатную квартиру на пятерых и жили какое-то время все в одной комнате, спали на раскладушках. Во-вторых, в Москве мы были джазовыми музыкантами и играли инструментальную музыку, которая в Магадане не была нужна. Нам пришлось перестраиваться. В тетрадки мы переписывали тексты песен, которые брали у местных музыкантов. Это были песни Зацепина, Высоцкого, Вертинского, Аркадия Северного и т. д.
«А нам всё равно»
Когда с путины приходили корабли, рестораны наполнялись моряками и рыбаками. Часто у них между собой были песенные «батлы», они соревновались друг с другом, особенно подвыпив. Были такие случаи. Подходит человек и делает заказ, мы объявляем: «От моряков БМРТ (Большой морозильный рыболовный траулер — Ред.) „Чавыча“ для СРТ (средний рыболовный траулер — Ред.) „Ола“ исполняется песня „Корабли постоят...“». С подтекстом, мол, ваши корабли, ребята, постоят, а мы пойдем на путину. Следом мы получали заказ от других ребят: «От СРТ „Ола“ в качестве ответа БМРТ „Чавыча“ звучит песня „А нам всё равно“». Так они подкалывали друг друга. Старательские артели делали то же самое. Во время путины и промывки золота эти работяги скучали по такому песенному беспределу.
Единственное, там были запрещены песни с негативной коннотацией: «На Колыме, где тундра и тайга кругом», «Будь проклята ты, Колыма» («Ванинский порт» — Ред.), «Таганка» и т. д. А я эти песни впитал с молоком матери. Когда я был ребенком, у нас была дача в подмосковной Салтыковке, и папа со своими друзьями-студентами пел эти песни. В Магадане мы их редко пели. Недалеко от города в поселке Весёлый были лагеря. И в рестораны часто заходили милиционеры, которые работали на этой зоне. Вот они эти песни заказывали. Из инструментальных произведений просили иногда только «Полонез Огинского» и «Свадебный марш Мендельсона», которые знали все.
В этом городе среди музыкантов были и харьковчане, и одесситы. И все зарабатывали очень приличные деньги. Зарплата в ресторане была средней, но зато были хорошие чаевые. Особенно тратить эти деньги было не на что. Поэтому у нас скапливались большие суммы. И когда я приехал в Москву, сразу купил однокомнатную квартиру и автомобиль «Москвич».
«Это не было ссылкой»
Я не воспринимал работу в Магадане как ссылку. Мы поехали по своей инициативе. И оттуда всегда можно было уехать. Условия там, конечно, были далеко не тепличными, не как в привычной уютной Москве. Но это компенсировалось знакомствами с массой приятных и интересных людей. Одним из таких стало знакомство со знаменитым шансонье Вадимом Алексеевичем Козиным, который был сослан в Магадан и прожил там остаток жизни почти безвылазно. Один из местных авторитетов отвез нас к нему домой. Козин радушно нас принял. Он жил в пятиэтажке недалеко от музыкального театра, где иногда выступал. Он нам сыграл и спел несколько своих песен. Поинтересовался, где мы играем. И когда услышал, что в ресторане «Северный», рассказал, что тоже начинал с ресторанов в Москве. Он рассказал нам, что в концертных залах тогда выступали только филармонические музыканты, а остальные — по ресторанам. Кстати, Козин был большим патриотом русского Севера. Он написал и спел такие песни, как: «Магаданская сторонка, магаданский вечерок», «А я влюблен в бульвары Магадана» и т. д. Слышал, что ему все-таки разрешили отправиться на гастроли. На его концертах творился такой ажиотаж, что когда он доехал до Красноярска, его отправили обратно в Магадан по приказу министра культуры Фурцевой. И больше из этого города никогда не выезжал. Забегая вперед, скажу, что после того, как в начале 90-х я вернулся из Америки в Россию, я оказался на гастролях в Магадане. Мы выступали в одной программе с Кобзоном, по отделению. И мы с Иосифом Давыдовичем отправились в гости к Козину, которому тогда было почти 90 лет. Он меня вспомнил, что было совершенно неожиданно. В тот приезд Кобзон подарил ему рояль красного цвета. К концу жизни Козина помиловали и даже дали однокомнатную квартиру, помимо той, в которой он жил до этого. У меня даже есть фото с того памятного вечера.
В Магадане было много творческой интеллигенции. Например, в какой-то момент там оказался диссидент Андрей Амальрик (журналист, писатель, драматург — Ред.). Местные люди, зная, что его провезут этапом через Магадан, вышли чуть ли не на демонстрацию. Местные власти устроили его творческую встречу, на которой он прочитал лекцию. Я на нее не попал, потому что это была суббота, а мы как раз работали в ресторане.
«Куриный бульон»
Там же я познакомился с авторитетным человеком по кличке Куриный бульон. Он работал дворником у ресторана «Северный». Как выяснилось позже, он был шпионом советской и английской разведок. Его вычислили, осудили и сослали в Магадан. Когда ресторан открывался в 12 часов дня, он приходил туда и заказывал куриный бульон. Его так и прозвали. Я сейчас не могу вспомнить его имя. Однажды местный авторитет Жора Караулов привел меня к нему домой. И я был поражен, когда увидел богатую библиотеку в основном философского содержания в двухкомнатной квартирке Куриного бульона недалеко от ресторана «Приморский». У него была красивая тонконогая собака — белая в черных пятнах — такая же породистая, как он сам. Он с упоением рассказывал нам о своих заграничных приключениях. Про шпионаж ему говорить было нельзя, но он очень интересно рассказывал про Лондон, Париж. Таких интересных людей, о которых можно было писать книги, было много. Среди них встречались и простые работяги, старатели, которые пускались во все тяжкие, иногда даже не попадая в аэропорт до тех пор, пока их не оберут до нитки официанты и картежники. Некоторые артели сдавали в сезон по 500-600 кг. А иногда и до тонны золота. И зарабатывали очень хорошо — 5-6 тысяч рублей за сезон. Тогда это были большие деньги!
Но бывали и страшные случаи. Иногда небольшую артель (из 5-6 человек) находили мертвой. Перед тем, как им надо было сдавать золото, их грабили. Мы про такое слышали. Еще я там познакомился с человеком по имени Хазрет Совмен (экс-президент Республики Адыгея), которого все звали просто Сашей. Тогда он был председателем одной артели и был очень известным в городе человеком, а позже даже книгу написал о Колыме. Он много помогал людям, которые оказались в беде. Находил бедолагам жилье, помогал деньгами и работой.
«На Севере многому учишься»
Бывали случаи, что зимой люди селились в коллекторах, где было тепло. Можно было увидеть такую картину, как в центре города открывается люк, и оттуда вылезают бомжи. Случалось, что они все тонули или сваривались заживо, когда где-то прорывало трубу.
На Севере многому учишься. У меня был такой случай. Я был любимцем некоторых крутых ребят. И как-то они сидели в ресторане за столом, выпивали, гуляли. А мы играли и пели. Среди них был один мой хороший товарищ. В перерыве я спустился со сцены и подошел к их столу. Разговор за столом сразу смолк. Я говорю: «Привет, Костя». А он мне отвечает: «Ты чего пришел? Тебя звали?» Меня холодный пот прошиб. Я на всю жизнь запомнил — когда тебя не приглашают к столу, ты не должен подходить. Это северный закон, определенный кодекс отношений между людьми. Вот что такое северный характер. Мы приобретали там знания и жизненный опыт, которые нигде нельзя было приобрести, кроме этих суровых мест.
Помимо всего, там очень необычная и по-своему красивая природа! А когда приходили суда краболовов, рыбаки сходили на берег с огромными мешками живых крабов и продавали их прямо в центре города, у универмага «Восход». Краба можно было купить за 3 рубля. Они были такого размера, что двумя руками не обнимешь. Помню, как-то принес домой гигантского краба, и мой маленький сын Дэвид бегал за ним по комнате. А потом мы варили в ведрах этих крабов, залитых кипятком. Крабы, кижуч, икра — все можно было купить легко и свободно за копейки. При этом килограмм огурцов мог стоить 50-60 рублей. За эти деньги можно было снять комнату на целый месяц.
«Многие просто испугались»
Хочу в финале сказать несколько слов про людей, которые плохо высказываются о нашей стране. С одной стороны, их можно попробовать понять. Многие просто испугались. Малодушие, конечно, позорное качество. Но если кто-то из этих людей принципиально не поливает грязью Россию, можно пойти навстречу и попробовать их простить. Когда-то ведь и Александр Вертинский вернулся в СССР и многие другие — те, кто высказывался против политической позиции страны.
И это притча во языцех, что Магадан — что-то неприглядное. На самом деле это романтический край. Находясь на гастролях в Магадане несколько лет тому назад, я был несколько разочарован тем, что не застал там прежних знакомых, там появилась новая формация людей. Всё по-другому. Может, я испытал такое чувство, потому что стал сильно старше. Город стал иным, там нет былой романтики. Нужно понимать и ценить то, что Колыма сыграла огромную роль в истории нашей страны. Возвращающихся не надо пугать Колымой. Они не нашли себя за границей, не почувствовали то, чего там искали. Не увидели «золотого» Запада, который представлялся им на расстоянии. А может, они снова испугались и хотят вернуться потому, что им там тяжко. Я бы не стал их ссылать.
Но за клевету нужно наказывать. Кстати, когда я уехал в Америку, я не клеветал на Советский Союз, хотя мне здесь тоже не всё нравилось. Мне лично сегодня никуда не хочется уезжать из России. Я даже концерты за границей стараюсь не делать. Потому что меня смущает отношение к россиянам, которое есть на Западе. Я с ним не согласен. Я здесь родился, люблю Москву, мой родной город, мою страну. Во многих странах сегодня поднимает голову нацизм, идет его реабилитация. Та страна, которая это приветствует, для меня враг!
Уехавшие не понимают, что оторвали себя от своей земли. Ничего хорошего там, куда они уехали, их не ждет. Примитивные люди будут примитивно работать, может, в такси, может, на других работах за небольшую плату. А те, кто поумнее и чуть образованнее, рано или поздно поймут, что пытались уехать от самих себя. Но от самого себя не убежишь. Я точно никуда не собираюсь. У меня здесь семья, работа, мой зритель, мой народ. Я для него пою, я ему нужен, как бы пафосно это ни звучало. Пока я пою для людей, до тех пор я жив и счастлив!
