Первым фильмом основного конкурса 32-го «Кинотавра» стал «День мертвых» Виктора Рыжакова. Театральный режиссер, лауреат Золотой маски и художественный руководитель театра «Современник» поставил свой дебютный фильм, но по пьесе драматурга Алексея Еньшина. Сюжет картины на первый взгляд не слишком сложный: сын (Александр Паль) раз в году на своей машине отвозит мать (Агриппина Стеклова) на несколько кладбищ, где похоронены их родственники. Но на этот раз поездка оказывается не настолько рутинной, как в предыдущие годы — у них есть, что сказать друг другу, и есть, что понять друг о друге. После премьеры АиФ.ru поговорил с Виктором Рыжаковым о его кинодебюте, выборе формы повествования, значении марки автомобиля и о том, что такое смерть.
Игорь Карев, АиФ.ru: — Расскажите, почему вы решили снять этот фильм? Ведь вы много лет проработали в театре, у вас не очень большая фильмография, да и та в основном актерская...
Виктор Рыжаков: — Фильмография, согласен, совсем скромная. На этом поле я, скорее, наблюдатель-ученик, часто помогал кому-то из друзей, участвовал в их проектах в разных качествах, как в фильме «Кислород» Ивана Вырыпаева... Присутствие в нём — результат нашей долгой совместной театральной работы. Но я ещё и бесконечно активный «потребитель» кино.... в той или иной степени этот переход из пространства театра в пространство кино, наверное, закономерная случайность, при том вполне естественная. Кино расширяет и сознание, и возможности жизни любого человека, позволяет ему постоянно менять свою оптику, свой взгляд на повседневную реальность. После работы над фильмом возвращаешься в театр будто бы обнулённым, с другими «внутренними глазами». Думаю, театра без кино или кино без театра вообще не существует — это одна огромная территория, конечно же, с совершенно разными технологиями, но всё-таки одна. Невероятный опыт работы со специалистами в постпродакшне, и, конечно же, удивительное дело — монтаж. А операторское искусство вообще дело богов. Мне очень хотелось бы научиться что-то делать своими руками...
— Фильм поставлен по пьесе, которую проще реализовать языком кино?
— Это отличный театральный текст. Уральский драматург Алексей Еньшин владеет особенным «человеческим» языком, способным передать жизнь живых, непридуманных людей. Уверен, что какой-то театр уже работает с этой пьесой. Мой роман с текстом случился после прочтения, а конкретные мысли о работе появились уже после одной из театральных лабораторий в Петербурге, где текст читали молодой актёр и опытная актриса. Именно тогда я и увидел эту пьесу как будто другими глазами и как-то забеспокоился.
— И тогда же решили снять кино?
— Нет, тогда речь не шла о фильме или спектакле, просто стал разглядывать эту жизненную ситуацию, в которой оказались герои пьесы, и она начала жить у меня внутри уже своей, отдельной жизнью. А в условиях свалившейся на мир пандемии всё сложилось так, что пьеса почему-то превратилась в сценарий для какого-то еще неведомого мне фильма. Словом, не было бы счастья, да несчастье помогло.
— Есть шанс, что вы поставите эту пьесу в театре?
— Думаю, вряд ли. Пока не возникало желания перемещать реализованную театральную историю в кино, как и превращать собранный фильм в спектакль. Наш спектакль «Солнечная линия» с Андреем Бурковским и Юлией Пересильд уже снят как фильм, но это произошло без моего участия. Эту картину снимал серьезный кинорежиссер, который не видел нашего спектакля и работал по собственному желанию и ощущениям от текста. Была возможность мне сделать это самому, но почему-то не возникало такой необходимости, внутренней потребности что ли. Все, что нам хотелось с артистами, мы реализовали в пространстве театра и театральным языком. Для такой киноистории был бы необходим уже не только серьезный опыт работы в кино, но и совсем новый, какой-то особенный импульс, такой, какой случился у меня с «Днём мертвых». Мне вдруг стало необходимо поместить эту историю в совершенно новое пространство, попробовать раздвинуть рамки привычной реальности, в которой проживают и путешествуют мои герои на автомобиле... да и автомобиль превратить в ещё одно важное «действующее лицо».
— А что особенного в этом автомобиле?
— Этот старенький Мерседес 1983 года выпуска как будто часть особенной мечты нашего героя. Старый-старый, но настоящий, особенной красоты и какой-то надежности автомобиль, который иногда почему-то не заводится. В нем есть что-то из нашего прошлого, из совершенно иной реальности. Неслучайно в течение двух дней путешествия вся дорожная жизнь героев и их бесконечное общение друг с другом проходят здесь, в этой машине. Быть может, именно эта особенная машина позволяет совершить не путешествие во времени, но путешествие вглубь своего собственного сердца?
— Можно ли назвать «День мертвых» роуд-муви?
— Думаю, что сегодня я не смогу каким-то одним привычным словом определить жанр картины, но есть одно важное для меня слово — «путешествие». Но путешествие не в смысле загородной прогулки или поездки к морю, а путешествие в свои внутренние человеческие пространства, в которых как раз-таки случается всё самое важное и сокровенное. И возможно, это «путешествие длиною в жизнь». «День мертвых» — это фильм-путешествие, какой-то необычный и важный отрезок жизни героев, который проходит между миром живых и миром мертвых.
— Аналогии с мексиканским «Днем мертвых» сознательные?
— В самых разных частях Земли есть праздники и особые ритуалы, посвященные поминовению ушедших из жизни, их отличие друг от друга заключается, пожалуй, только в формальной части. Нам показалось важным стереть эти границы — культурные, географические, человеческие. Новое поколение ищет свою эстетику общения со смертью и попадает в карнавальное действо, подражая традициям другой культуры. По приданию именно в этот день мертвые встречаются с живыми. Отличия оказываются только внешними — одежда, язык, способы прощания, украшения, подношения. Где-то танцуют и поют, надевают маски и красят лица, но суть одна и та же — в этот день ты можешь что-то изменить, в этот день ты можешь вновь обрести эту потерянную связь, ощутить присутствие этого тонкого мира.
— Тема смерти немного табу, считается, что о ней напрямую говорить нельзя...
— Эти запреты мы сами себе придумываем. На самом деле о смерти, равно как и о жизни, мы думаем и говорим ежедневно, чаще просто другими словами, а наш страх мешает нам понять, что никакой смерти вовсе не существует. Мы можем бесконечно разговаривать с человеком, которого нет рядом, спрашивать у него совета, видеть этого человека во снах. Ведь никто никуда не уходит, а остается где-то рядом, просто переходит в иное качество. Именно поэтому присутствие погибшего брата Саши в картине очевидно и выражено нами специально безыскусным способом — съёмкой с рук на «живую» камеру. В этот день он здесь, рядом с матерью и братом с самого утра... Ожидает чего-то, то приближается, то вновь отлетает.... Живые, дрожащие руки оператора с этим очень естественно справляются.
