«Я не склонен обвинять кино и книжки в каких-либо проблемах. Каждый человек имеет выбор: он выбирает, какое кино смотреть, какие книжки читать и на каких сайтах в интернете сидеть», — сказал в беседе с «АиФ» режиссёр Валерий Тодоровский, чей триллер «Гипноз» недавно вышел на экраны страны.
Гипнозу не поддался
Валентина Оберемко, «АиФ»: — Валерий Петрович, вы же всегда фильмы снимали про реальную жизнь и про людей в ней. А тут вдруг — гипноз! Почему?
Валерий Тодоровский: — Как-то в детстве я попал в лабораторию гипнолога профессора Владимира Райкова, очень известного в Москве человека. У меня тогда была лёгкая форма клаустрофобии, я пугался замкнутых пространств, мне страшно было ехать в лифте или оставаться одному дома. Поэтому мама отвела меня на сеанс гипноза. Сначала Райков пытался меня лечить. Потом выяснилось, что я не поддаюсь: не все люди гипнабельны. Я, например, оказался к этому непригоден и жалел об этом. Мне казалось, что если бы я был загипнотизирован, то мог бы достичь чего-то особого.
Но я видел людей, которые поддаются гипнозу очень сильно. Это поразительно! А с профессором мы потом сдружились, я стал периодически приходить на его занятия. Смотрел, как он работает, как гипнотизирует людей. Эти встречи произвели на меня огромное впечатление, которое сохранилось на долгие годы. Как-то я вспомнил эту историю и понял, что хочу снять об этом фильм. Но фильм не про меня, а про мои наблюдения за миром, о попытке глобально менять, переделывать людей, править. Ведь наша жизнь состоит из манипулирования, манипуляций, нескончаемых попыток влиять друг на друга, попыток заставить человека видеть реальность так, как хотят другие.
Вопрос к каждому: готов лично он, вы или я быть манипулируемым? И до какой степени мы готовы, чтобы нами манипулировали? Я стараюсь быть минимально подверженным манипуляциям, потому что уверен, что править никогда никого не нужно. Всю мою сознательную жизнь кто-то пытался проникнуть в мои мозги и меня изменить. Это были советская власть, детский сад, школа, система. И в современной действительности тоже были такие попытки. Где границы, куда можно залезать, а куда нельзя? И где границы, в которых есть мы, настоящие мы, а где начинается уже влияние на нас, размывание нашей идентичности? Проблема в том, что подавляющее большинство людей не сопротивляются попыткам навязать им чужое мнение. Напротив, они счастливо и охотно плывут по течению и даже просят судьбу, чтобы возник кто-то, кто даст им новую реальность, скажет, как им думать, как жить и как понимать этот мир. Некоторые живут как птички, не замечая ничего. Они взрослые, но маленькие, они так и не выросли.
А человек, который начинает сильно задумываться о том, как устроен мир, сразу же становится несчастным. Так что зачастую, чтобы быть счастливым, надо стараться поменьше думать и замечать.
— Возможно, современный человек огромную часть времени проживает в виртуальной реальности, в иллюзорном мире, поэтому так и не взрослеет?
— Не думаю, что наш сегодняшний мир иллюзорен, вполне себе реальный мир. Другой вопрос, что нам иногда стараются навязать чью-то картину мира, убедить нас в том, что наша личная картина иллюзорна. Я всю жизнь пытаюсь прислушиваться к себе, доверять себе, а не другим, чтобы отличать иллюзию от реальности.
— Но всё же наше общество стало более инфантильным?
— Думаю, да. Это связано с желанием людей жить комфортно, закрывшись в свою скорлупку. Вытесняя эту реальность, человек находит для себя гармонию, но эта гармония искусственная, фальшивая. Да, он счастлив в этой своей скорлупке, но это счастье может в любой момент рухнуть. Кроме того, иногда такое счастье может граничить с идиотизмом.
Пруст и «Три поросёнка»
— Раньше говорили, что 20-летние очень инфантильны, теперь инфантильными называют 30—40-летних людей. Почему?
— Наверное, потому, что от человека всё меньше и меньше требуется принимать самостоятельных решений. Когда ты оказываешься в мире, где просто надо следовать неким правилам, идти по прочерченным кем-то дорожкам, ты остаёшься ребёнком и в 40 лет. Человек взрослеет в тот момент, когда начинает принимать решения, чаще всего — тяжёлые, не всегда счастливые, иногда — непопулярные, после которых ему становится только хуже.
— А вы когда повзрослели?
— Думаю, я повзрослел довольно рано. Я очень много ездил с родителями, мы переезжали из одного города в другой. Я переходил из одной школы в другую. В 10 лет целый год мне пришлось прожить в интернате, а это то место, где быстро взрослеешь. Так что уже годам к 12–13 я не был инфантильным ребёнком.
— А вам не кажется, что и культура «приложила руку» к тому, что люди становятся инфантильными?
— Нет, каждый имеет выбор: какое кино смотреть, какие книжки читать, на каких сайтах в интернете сидеть. Поэтому, когда мне говорят, что этот фильм портит людей, я не верю. Точно так же, как я не верю, что фильм может кого-то приподнять или открыть дверь в новую жизнь. Есть просто общечеловеческое желание меньше напрягаться. Ведь то, какую книжку читать, — это тоже принятие решения. Человек сам решает, почитать Марселя Пруста или «Трёх поросят». Если он хочет «Трёх поросят» читать до старости, он и проживёт эту примитивную жизнь.
— Вы сказали, что никого никогда не надо править. Может, всё-таки такое инфантильное мышление править нужно?
— Вопрос один: кто возьмёт на себя смелость? Кто тот человек, которому можно доверить такое занятие? Я бы за такое не взялся.
— Во-первых, из-за нехватки времени я не успевал воспитывать своих детей, во-вторых, я им почти никогда ничего не запрещал. Я из тех родителей, кто считает, что всё запретное со временем становится сильно привлекательным. У меня двое детей уже совсем взрослые, им говорить и запрещать что-то уже слишком поздно. А моя младшая дочь Зоя, которой 11 лет, всё смотрит, читает, имеет доступ абсолютно ко всему. И, вы знаете, пока с ней всё в порядке, с её пониманием — что хорошо, что плохо, что можно, чего нельзя.
— Главный герой вашего фильма «Гипноз» — мальчик-подросток: сложный возраст и для детей, и для родителей. Для вас это время было сложным?
— Думаю, я был достаточно лёгким подростком, без вопиющего тяжёлого протеста — для него просто не было поводов. Родителям со мной повезло — и мне с ними, я не стал для них большой проблемой. Подростковый возраст своих детей я пережил тоже достаточно спокойно. Я всегда старался с ними дружить и слишком не воспитывать. Может, поэтому у них и не было сильного кризиса переходного возраста.
