У коренного петербуржца Александра Галибина долго не было своего дома. Коммуналки, съемные квартиры, переезды с места на место… Только к 48 годам артист наконец обрел дом, о котором мечтал.
Александр: Каким он должен быть, мы с Иришкой (жена Александра Галибина — актриса Ирина Савицкова, — Ред.) придумали давно. Хотели непременно мансарду.
Ирина: Тогда мы могли только мечтать: в Питере мансарды строили мало.
Александр: Наш дом старый, но после капремонта появилась возможность надстроить еще один этаж. Несколько семей, имеющих теперь квартиры в мансарде, выступили инвесторами. Правда, для этого нужно было получить разрешение всех жильцов. Затем строители поставили маячки, чтобы дом не перекосило, провели замеры грунта, грунтовых вод и только потом, согласно техническим документациям, начали строить мансарду.
Когда мы наконец въехали в свой дом, он не был достроен: не было ни дверей, ни мебели. Вообще ничего! Кроме того, Ирочка была на девятом месяце беременности, через неделю я отвез ее в больницу. А спустя еще неделю родилась Ксюша (в 2014-м у супругов появился на свет сын Василий. — Авт.) Она росла, и вместе с ней рос дом. Строился второй этаж, обустраивалась кухня, делались полы, перила, двери, клалась плитка, завозилась мебель… К сожалению, все легло на плечи Иры.
Александр Галибин: Самые лучшие подарки к дню рождения мне сделала жена: родила сына и дочь pic.twitter.com/WpyD8EwQCz
— Fernando (@sukre_76) 26 сентября 2015 г.
Ирина: Это же был наш долгожданный дом!
— Но ремонт — это всегда пыль, грязь. А у вас был грудной ребенок…
— Все можно преодолеть, когда понимаешь, что это не навсегда. Да, здесь кругом лежали коробки, на кухню было не пройти. Но мы ведь знали: разберем — и будет хорошо.
Александр: Времени, правда, катастрофически не хватало. Второй этаж долго не был обустроен, не приведен в порядок мой архив. Но потихоньку вещи занимали положенные им места, расставлялись на полках книги…
Икона хранилась в диване, и ее доставали раз в год, на Пасху
— А каким был дом ваших родителей?
— Мама с папой долгое время жили в коммуналках. В комнате на Лабораторной улице, куда меня привезли из роддома, я прожил до 7 лет. Оттуда пошел в детский сад, в школу. Когда обо мне снимали передачу к юбилею, я впервые за много лет там побывал… Оказалось, все соседи живы! Все были дома! Я думал, это сон. Возникло странное ощущение. В детстве квартира представлялась огромной, на самом деле она небольшая, с маленьким коридором. Хотя я учился там ездить на велосипеде…
Вторая коммуналка, где жили три семьи, была на Малой Охте. Никогда не забуду фикус, который стоял в комнате и в который я иногда… простите, писал. Идти в туалет по коридору было страшно. В результате цветок погиб. Мама переживала. Но только спустя много лет я рассказал ей, почему умер фикус.
Родители жили просто. Антиквариата не было. Разве что передававшиеся по наследству иконы. Когда мы с Ирочкой венчались, нас благословляли иконой Казанской Божьей Матери, которой венчались мои бабушка и прабабушка. От вещей, которые в качестве военных трофеев привез дед, почти ничего не осталось. В детстве меня ругали за разбитые чашки из немецкого фарфора, а я не понимал их ценности. Теперь очень люблю старую мебель. В нашем доме ее немного, только необходимое. Но это живые предметы, они дышат.
— Икона в годы вашего детства висела на видном месте?
— Нет, она была спрятана в диване и доставалась только на Пасху. Один раз в году. Меня крестила бабушка, мы ходили с ней в храм, и крестик все время висел в изголовье. Но, когда бабушка умерла, он вдруг потерялся. Только спустя очень много лет я снова стал носить его. К слову, когда я с родителями переехал на Малую Охту, то частенько с мальчишками бегал через мост в Александро-Невскую Лавру. Тогда это было просто охраняемое кладбище, а не музейный некрополь, и мы ночью жгли там костры, пекли картошку. Я даже помню фамилии людей, у могилок которых мы сидели, помню, как нас гоняла милиция… Словом, мы бывали в Лавре, заходили в храм. Но тогда это была, конечно, бессознательная акция. Никто из нас и молиться-то не умел…
— Меняя квартиры, перевозили с собой мебель, любимые предметы?
— Я не люблю, когда в доме очень много вещей. Не привязываюсь к ним материально. И расстаюсь с ними безболезненно. Нет такого, знаете, крестьянского чувства: «Это мое и будет моим всегда». Речь, конечно, не о реликвиях, передающихся из рода в род. Таких предметов, кроме иконы, у меня нет. Но некоторыми вещами, безусловно, дорожу. В основном это книги: прижизненное издание Лермонтова, юбилейное — на смерть Пушкина, старые пьесы, журналы…
Переезжая на очередную арендованную квартиру, я всегда обустраивал ее по-своему. Так было и когда женился в первый раз (в том браке родилась моя старшая дочь Маша), и потом. Никогда не нанимал рабочих. Сам красил, клеил, стругал, сколачивал… А еще был замечательный период, когда я больше полугода снимался в Москве в фильме «Муж и дочь Тамары Александровны». Наша группа поселилась в старом доме у метро «Смоленская» (теперь на этом месте огромный офисный центр). Все жильцы выехали, а мы там снимали картину, жили, готовили, принимали друзей. Постепенно квартира обросла вещами с московских помоек: старыми диванами, креслами, столами, стульями. Мы покрасили стены, я их разрисовал. Комната у меня была метров 35, потолки — 3,70. И в этих условиях почему-то захотелось изобразить на стене картину Страшного суда.
Предложение он сделал в аэропорту, через стекло…
— А как вы встретились с Ириной?
Александр: — Много лет судьба сводила нас, а мы все никак не могли сойтись. Видимо, должно было пройти время, чтобы Ирочка поступила в аспирантуру и пришла на мой мастер-класс в театральном институте. Она опоздала, я уже начал читать. И ей пришлось сесть на единственное свободное место: мое. А я увидел ее…
— И все?
Ирина: — Нет, тогда мы просто встретились…
Александр: — Да, все! Что там говорить! Все! Дальше нужно было только решить технические вопросы: развестись ей, мне… Я понял все сразу. Думаю, она тоже.
Ирина: — Все, конечно, было не так просто. Мы постоянно расставались, виделись раз в два-три месяца. В Новый год, например, Саша приехал из Финляндии 31 декабря, а первого января уже уехал обратно.
Александр: — Я тогда выпускал спектакль за спектаклем: в Германии, в Петербурге, в Риге, в Финляндии, снова в Петербурге… Ирочка приезжала ко мне…
Ирина: — Нет, тогда я еще к тебе не приезжала… Но однажды благодаря тому, что я поехала в Америку, мы смогли встретиться в аэропорту Хельсинки.
Александр: — Я улетал в Японию, Ирочка — в Америку. Мы созвонились…
Ирина: — Нет, все было не так… Улетая в Америку, я знала, что в тот же день Саша летит в Японию, и оставила на таможне записку, что буду там через три недели.
Александр: — А, да, да! Ирочка сказала кому-то, что придет такой-то человек, попросила передать записку. И мне ее передали!
Ирина: — Но через три недели Сашу не пустили ко мне, потому что я находилась в нейтральной зоне.
Александр: — Мы общались через стекло.
Ирина: — И через стекло Саша сделал мне предложение.
Александр: — Писал записки и показывал ей.
Ирина: — Я читала, таким же образом отвечала…
Александр: — И плакала… А я купил фотоаппарат и все это снимал…
Ирина: — Это был 1999 год. Потом мы стали жить вместе, обвенчались в Федоровском Государевом Соборе…
Александр: — И только затем расписались.
Ирина: — Хотели обвенчаться и сразу пожениться, но тогда нужно было бы сдать паспорта. А мы выпускали в Петербурге спектакль и через четыре дня улетали в Новосибирск (Александр Галибин три года работал главным режиссером в местном театре «Глобус». — Авт.) Для загса просто не осталось времени. Хотя мы и понимали, что пойдем туда.
— Для вас это было важно?
Ирина: — Мне кажется, Саша даже настаивал на этом. Да, Саш? Скажи честно. Он считал, ему так будет спокойнее.
Александр: — Как пожилой человек, воспитанный в традициях социалистического реализма, я знал, что регистрация необходима. Если хотите, это знак семьи.
Ирина: — И наш отъезд в Сибирь сыграл свою роль.
Александр: — Я бы даже сказал, решающую. Не станешь ведь каждому объяснять, что мы знакомы 10 лет и что со мной приехала не просто актриса, с которой я живу, а законная жена.
Ирина: — Мы прожили в Новосибирске полгода, когда началась эпопея с заменой паспортов. Полетели в Петербург. И заодно решили расписаться.
Александр: — Все произошло само собой.
Ирина: — Заведующая районного загса пошла нам навстречу и просто поставила в новые паспорта штампы о регистрации брака. Вышла и говорит: «Ну вот, теперь вы женаты». А там люди месяцами в очередях стоят…
Для женщины карьера — это дом и семья
— Александр Владимирович, почему вы вообще согласились возглавить новосибирский театр?
— Я работаю там, где нужен. И мы с Ирочкой сделали в Новосибирске очень много. Я поставил 6 спектаклей, она играла в театре.
— Решиться уехать на три года за тридевять земель молодой актрисе было, наверное, непросто, ведь ее карьера в Петербурге только начиналась… Могло случиться так, что Ирина не согласилась бы поехать с вами?
— Я так не думаю. Тогда зачем быть вместе? Ира! (Зовет жену из другой комнаты. — Авт.) Могла ты не поехать со мной за тридевять земель?
Ирина: — Такая ситуация невозможна изначально. Зачем тогда семья?
Александр: — Конечно, это было для Иры серьезным поступком…
Ирина: — Нет, Саша, я так не думала… Живя в Петербурге, мы практически все время находились на расстоянии друг от друга. Саша работал, постоянно уезжал на месяц-два. Я играла в театре, преподавала в институте и могла вырваться к нему максимум на неделю за два-три месяца. Ну и зачем так жить? Мучиться, страдать, что ты далеко от любимого? Для женщины это немыслимая ситуация, когда нет дома, семьи, не для кого приготовить, создать уют… Поэтому, когда Саша сказал, что есть возможность поехать на три года в Новосибирск, я задала только один вопрос: «Ну ты хотя бы оттуда не будешь уезжать?» Он ответил: «Мы будем вместе». Вообще для женщины карьера — это дом и семья.
Мы жили в квартире, которую сами выбрали. Там была мебель, которая нам нравилась. Первым делом я купила шторы, скатерти (чтобы придать пространству цвет), вазы, цветы. Расставила привезенные из Петербурга любимые книги, фотографии, какие-то предметы интерьера. И все! Дом стал нашим. Звучала любимая музыка, горели свечи. Камина, правда, не было… К слову, без него мы наш питерский дом даже не рассматривали. Нам и нравилась-то мансарда в большей степени потому, что там была возможность устроить камин. И Саша сделал такую планировку, чтобы он оказался в центре жилья.
Но в Новосибирске поначалу все было непросто. Представьте: чистая ситуация. Как в пробирке. Никого не знаешь…
Александр: — Просто белый лист бумаги!
Ирина: — Помню, первый раз пошла на рынок. Купила судака, выловленного в Оби (Саша очень любит рыбу). А на обратном пути… заблудилась. Не знала точного адреса и никак не могла вернуться.
Александр: — Ездила по кольцу на трамвае с огромной еще живой рыбой…
Ирина: — Новый район, сам Новосибирск — город молодой, ему всего 100 лет… Все дома похожи. Я — в ужасе…
Александр: — До ночи ездила! Я пришел домой — ее нет. И где искать, неизвестно.
Ирина: — Первое время такие истории происходили чуть ли не каждый день. Я даже стала их записывать. При этом у нас не было там ничего, кроме работы. Это был период «творческого запоя». Саша выпускал спектакли, и не только в Новосибирске. Я играла в театре, раз в неделю преподавала речь в Красноярском институте…
Александр: — Ира была введена в репертуар, причем играла не только главные роли, но и плохую сестру Золушки — в 43 «елках» в течение 10 дней!..
Ирина: — У нас были редкие выходные, мы приходили домой только спать. И спустя 2,5 года я поняла, что постоянно жить с такими нагрузками очень тяжело.
Александр: — Мы не рассчитывали, что останемся там, хотя в конце третьего года мне предложили организовать в Новосибирске театральный институт. Я отказался. Мы стали собираться домой, когда появился другой вариант: войти в Александринский театр главным режиссером. Проработал там два года. Потом случился перерыв, и довольно долго я думал, каким путем идти дальше. К счастью, потом начался новый интересный период: я снимался у Егора Кончаловского и Константина Худякова, в сериале. Написал сценарий и готовился сам снимать… Спасибо Глебу Анатольевичу Панфилову, который вернул мне желание работать в кино. В течение многих лет его не было вообще. Я перестал болеть актерством…
— После ролей императора Николая II и булгаковского Мастера стало сложнее выбрать достойную работу?
— Нет. Была бы интересная тема…
— Мастер сильно вас измотал?
Александр: — Сильно… Роли-то как таковой нет. Мастер — это иллюзия. Он лишен прав, стерт как личность не только творчески, но и физически. И его эта ситуация устраивает. А как играть такого человека? Помогла моя предыдущая работа: роль сумасшедшего в картине Кирилла Серебренникова «Рагин»…
Ирина: — Со съемок «Мастера...» Саша приходил выпотрошенный.
Александр: — Я был просто никакой. И Ира все терпела.
Ирина: — С радостью! Мне приятно было помочь. Иногда Саша нуждался просто в покое, и тогда я должна была что-то придумать, чтобы занять чем-то Ксюшу. Ребенок требует постоянного внимания, ему не скажешь: «Сейчас не трогай папу». В то же время необходимо так воспитывать дочь, чтобы она уважала папин труд…
В другой раз Саше необходимо было выспаться. И он спал двое суток подряд. А после съемок на морозе, когда его поливали из брандспойтов, я знала, что нужно приготовить горячую ванну и досыта накормить…
Александр: — Как-то пришла мама, села вот здесь на кухне и спрашивает: «Ну, Сашенька, что ты сейчас делаешь? Расскажи, что за роль. Тяжело тебе?..» — «Да, мам, непросто. Я играю сумасшедшего». «Сумасшедшего? — переспросила она. — Ну тогда я спокойна. С этой ролью ты справишься».
Олег Меньшиков: «Нам только кажется, что мы живём в свободном мире» 
Михаил Пореченков: «Ритм работы, который был задан, меня изменил» 
«Народный мужик России». Личная драма Яна Арлазорова 
Отец-молодец. Новая жизнь актёра Игоря Петренко 
Влюбчивый трудоголик. Что погубило актера Андрея Краско? 
