Соперник Бога. Работы Врубеля вызывали раздражение, страх и ненависть

165 лет назад, 17 марта 1856 г., неподалёку от Тар­ских ворот Омской крепости в семье офицера родился мальчик, запись о крещении которого впоследствии войдёт в реестр особо ценных исторических документов.

Крестили младенца с именем Михаил. Фамилия – Врубель. Художник, который, по общему мнению, «занимает в истории русского искусства уникальное место». Государственная Третья­ковская галерея, анонсируя его выставку, которая откроется в ноябре, выступила с заявлением: «Выставка Михаила Александровича Врубеля станет важнейшим событием года». С этим нельзя не согласиться, а Третьяковка к тому же обладает самым крупным собранием работ художника.

Третьяков против?

Вот только произошло это против воли основателя галереи Павла Третьякова. Единственная работа Врубеля, попавшая в собрание Третьякова при жизни знаменитого коллекцио­нера, оказалась там случайно. Более того – она вообще случайно уцелела. Акварельный эскиз «Хождение по водам» был спасён другом Врубеля, художником Константином Коровиным. Автор намеревался его изрезать и выбросить. Коровин выкупил эскиз и почти насильно всучил его Третьякову.

Павел Михайлович в своём завещании настаивал: «Нахожу неполезным и нежелательным для дела, чтобы художественная галерея пополнялась художест­венными предметами после моей смерти». К счастью, волю покойного сумели обойти, и Попечительский совет продолжил покупать работы со­временных художников. Однако даже тогда Врубель вызывал опасения. Председатель совета, пейзажист Илья Остроухов, не хотел покупать одну из самых извест­ных его картин. «Демон поверженный» казался ему слишком мрачным и сомнительным с художественной точки зрения. Положение спасла дочь Третьякова Александра Боткина, заявив: ­«Папа ­Врубеля не боялся».

Боялся Павел Михайлович Врубеля или нет, утверждать затруднительно. Точно извест­но только то, что этот художник был ему неприятен. Лишь в конце жизни Третьяков слегка оттаял и сказал: «Да, раньше я его не понимал». Но счёл нужным добавить: «Уж очень это как-то по-другому…»

Страх и ненависть

А вот другие боялись и не стеснялись в этом признаваться. Например, московский городской голова Константин Рукавишников, посетивший Савву Мамонтова в его доме, где знаменитый меценат предоставил Врубелю мастер­скую: «Что это такое у вас? Что за странные картины, жуть берёт… Я, знаете ли, даже, признаться, забыл, зачем к вам приехал…»

Непонимание и страх, как известно, порождают агрессию, которая часто принимает форму травли. Что это такое, Врубель испытал сполна. Вот как писал об этом Константин Коровин: «Он был злобно гоним. Его великий талант травили и поносили, и звали тёмные силы непонимания его растоптать, уничтожить и не дать ему жить. Пресса отличалась в первых рядах этого странного гонения совершенно не повинного ни в чём человека».

Это чистая правда. Первая же попытка Врубеля по-настоящему заявить о себе как о художнике высшей лиги окончилась со странным результатом. В 1891 г. было задумано юбилейное издание произведений Лермонтова, приуроченное к 50-летию его гибели. Для иллюстрирования отобрали 18 мастеров – Репин, Шишкин, Айвазовский… и Врубель, «до сей поры совершенно неизвестный широкой публике». Возможно, именно поэтому ему достался самый скромный гонорар – всего лишь 800 руб. за 5 больших и 13 малых иллюстраций. А также шквал издёвок и насмешек: «Врубель – это грубость, карикатурность, уродливость, нелепость!»

Любовь Блок-Менделеева, дочь знаменитого химика и жена гениального поэта, вспоминала о первом явлении художника так: «Врубелевские рисунки к «Демону» меня пронзили. Но они-то как раз и служили главным аттракционом, когда моя просвещённая мама показывала не менее культурным своим приятельницам эти новые иллюстрации к Лермонтову. Смеху и тупым шуткам, которые неизменно, неуклонно порождало всякое проявление нового, конца не было…»

Чужой для всех

Следующий заход Врубель предпринял в 1896 г. К тому моменту положение его несколько упрочилось – в Москве он получал вполне достойные, хотя и не очень частые заказы, в основном касающиеся декора зданий. Но для статуса «настоящего художника» этого было мало. Он пробует пробиться на выставку передвижников с двумя работами. Одну вообще не допускают к экспозиции. Другую со скрипом выставляют, но лучше от этого не стало – в прессе её осмеивают. И вот наконец ему предоставляется отличный шанс. Всероссийская нижегородская выставка. Покровитель Врубеля, Савва Мамонтов, передаёт ему заказ на два монументальных панно. В кратчайший срок художник создаёт два шедевра – гигантские полотна «Принцесса Грёза» и «Микула Селянинович».

И разражается грандиозный скандал. Теперь на Врубеля обрушиваются и справа и слева. Справа – представители «Большого Искусства»: «Художники Академии и другие взбесились, как черти. Приехало специальное жюри из Академии, смотрели панно и картоны, которые вызвали ожесточённую ругань, ненависть и что-то звериное в жюри…»

Слева Врубеля атаковал Максим Горький, написав пять очерков, где лихо расправляется сначала с панно, а потом и со всеми остальными известными ему произведениями художника: «Общий фон «Прин­цессы Грёзы» напоминает о цвете протёртого картофеля и моркови… Жёлто-грязный Микула с деревянным лицом пашет коричневых оттенков камни… Врубель пишет деревянные картины, плохо подражая в них византийской иконописи, и, иллюстрируя одно из юбилейных изданий Лермонтова, приделывает Демону каменные крылья, а на обложке либретто «Гензеля и Греты» рисует карикатуры двух идиотов вместо поэтической ­парочки брата и сестры».

В 1898 г. ситуацию несколько выправило объединение «Мир искусства» – более-менее регулярно работы Врубеля стали появляться лишь на выставках, которые устраивал Сергей Дягилев. Но и там Врубель вызывал сомнения. Вот что рассказывал художник Евгений Лансере: «Хорошо помню первое впечатление нашего кружка (Бенуа, Бакст, Сомов и я), когда мы впервые увидели ре­продукции врубелевского панно на темы из «Фауста». Оно было определённо отрицательное».

Разгадка при смерти

Почему же работы Врубеля вызывали такой шквал раздражения и ненависти? Ближе прочих к разгадке подошёл Николай Рерих: «Высокая радость есть у Врубеля. Радость, близкая лишь сильнейшим. Середина никогда не примирится с его вещами. Середина долго дрожит после картин Врубеля».

Страх перед силой – ­пожалуй, это многое объясняет. Природа силы Врубеля стала ясна слишком поздно, когда повредился его рассудок и художник медленно умирал в психиатрической клинике. Свидетельствует его лечащий врач Фёдор Усольцев: «Я считаю, что его творчест­во не только вполне нормально, но так могуче и прочно, что даже ужасная болезнь не могла его разрушить. Он знал природу, понимал её краски и умел их передавать, но он не был рабом её, а скорее ­соперником».

Бросить вызов природе и её Творцу. Самому стать творцом вровень с Богом – вот что вызывало раздражение окружающих. А страх вызывало то, что у Врубеля это… получалось. Вот что говорил поэт Валерий Брюсов, портрет которого стал одной из последних работ художника: «Передо мной стоял я сам… Минутами мне казалось, что я смотрю в зеркало. Временами я терял различие – где я подлинный: тот, который позирует и сейчас уедет, или другой, на полотне, который останется вместе с безумным и гениальным художником…»