Один из лучших виолончелистов России Борис Андрианов рассказал aif.ru, от чего может вылечить классическая музыка, зачем он ездит в глушь и как относятся к нему западные коллеги.
Татьяна Уланова, aif.ru: Борис, вы учились в Германии, жили в Америке. Некоторые ваши коллеги в прошлом году уехали из России, а вы остались и колесите по деревням…
Борис Андрианов: Концерты в отдалённых местах страны я давал и раньше – и сейчас продолжаю делать то, что делал. Главное – у меня родились две дочери: одной 2,3 года, другой 7 месяцев (от первого брака у Бориса сын Пётр. – Ред.). Их появление на свет перекрыло всё остальное. Именно это сейчас многое определяет в моей жизни. Мы дома, и здесь у них есть всё, что нужно. Да, время нынче трудное. Но я надеюсь, мы снова сможем слушать музыку лучших исполнителей. Везде. Наш дом – наша планета. И музыка должна звучать повсюду. Всегда.
– Прежде вы очень много гастролировали за границей. Что сейчас с контрактами?
– Продолжаю ездить с концертами. За редким исключением в мире по-прежнему относятся к русским музыкантам и к русской музыке с уважением. Случается, что люди кого-то запрещают, просто чтобы выслужиться. Сегодняшняя обстановка многих привела в стрессовое состояние. В такой ситуации люди не всегда способны вести себя адекватно. А некоторые музыканты, может, и готовы приехать к нам. Но…
– …боятся?
– Боятся ответной реакции на родине. Хотя есть и те, кто не приезжает по идеологическим соображениям.
– И как вы в своих проектах обходитесь без западных звёзд?
– Импортозамещение нам в помощь. Все фестивали продолжают работу – мы играем с российскими коллегами. К счастью, в стране много хороших музыкантов. По качеству исполнения мы всё равно на высочайшем уровне.
Влюбить в классику
– Вы говорили, что классику слушают лишь 4–5% людей. Большая часть их, скорее всего, живут в мегаполисах. А вы мотаетесь порой на край земли, где народ, возможно, не отличает виолончель от контрабаса.
– Академическая музыка – искусство немассовое. И для того, чтобы полюбить её, нужно пройти некий жизненный путь. Один из наших фестивалей – «Музыкальная экспедиция» – как раз и заточен на выступления для людей в их пространстве: маленьких городах, посёлках, деревнях. Мы ставим сцену на улице и играем для тех, кто, может, действительно никогда не слышал классической музыки. И тут неважно, насколько привлекательны эти места для туристов.
Однажды в Няндоме мы с коллегами – скрипачом Никитой Борисоглебским и пианистом Лукасом Генюшасом – гуляли по городу. Вдруг навстречу – поддатый дядечка: «Купите часы за 300 рублей». Мы даём ему 500, часы не берё приглашаем на концерт.
– Пришёл?
– А то! Сидел, слушал, а после концерта подошёл ко мне и пообещал бросить пить. Говорил: «Это был космос – таких эмоций не испытывал никогда». А ведь программа, которую мы играли, была не из лёгких… Я много путешествую, в том числе на автомобиле, и вижу, сколько мест в стране, где, кроме условных «дачного» и «дорожного» радио, нет ничего. Я не говорю, что шансон и поп-культура – плохо. Речь о другом. Если человек не придёт специально на концерт, он классику нигде не услышит. Поэтому к выбору репертуара и исполнителей для таких слушателей я отношусь очень серьёзно. Ведь если мы плохо справимся со своей задачей, первый же их поход на концерт может стать последним.
Несостоявшийся спекулянт
– Ваша мама – пианистка, папа – альтист. А вы из духа противоречия, что ли, выбрали виолончель?
– Говорят, когда Вадима Репина привели на баян, места закончились и его отдали на скрипку. Моя же мама хотела, чтобы я занимался на оркестровом инструменте – на той же скрипке. На дворе был 1983 год. За границу выезжали немногие, а оркестры гастролировали. Попав в приличный коллектив, можно было не вылезать из поездок – покупать джинсы, дублёнки, мохер… Ходил даже анекдот: «Мы едем в Японию, – говорит дирижёр. – Покупаем там аппаратуру, в Италии продаем её и покупаем джинсы, а в Чехословакии меняем их на хрусталь». Музыкант спрашивает: «Инструмент с собой брать?» Люди неплохо зарабатывали. Мне тоже светила участь спекулянта. Но знакомый педагог сказал маме, что у меня руки скорее виолончельные, чем скрипичные. А потом настали другие времена.
– Что ж педагог не сказал, что придётся таскать на себе 7 кг?
– Да, сплошной дискомфорт… Чтобы было повеселее, я в Голландии попросил художника раскрасить футляр. Может, поэтому, как сказал мой педагог Давид Герингас, виолончелисты очень дружны: у всех одна беда – таскать на спине громоздкий тяжёлый ящик. Наверное, инструмент формирует и характер – мы не язвы. Однако для игры нужны ещё и физические силы. Полгода назад я травмировал палец («шёл, упал, очнулся – гипс», больше ничего не скажу, кроме того, что руки надо беречь) и только-только вернулся к полноценному музицированию. Пока не играл, исчезли мозоли, ослабли мышцы. Потом долго приводил в порядок палец, чтобы он стал сильным, как прежде.
Как лыжи играть помогают
– Свободного времени у вас немного, но вы бегаете. И на лыжах ходите…
– И пешие походы люблю, и по реке сплавляться. Но бег, плавание и лыжи заряжают. Зимой они у меня всегда в машине. В путешествии могу остановиться и покататься. Кстати, если заниматься правильно, помогает и в музыке. Координация, свобода движений, естественность – главный залог хорошего звука и отличных результатов в игре на инструменте. Цикличные движения в спорте и цикличность движений смычком очень похожи.
– Обыватели из всех виолончелистов знают в основном Ростроповича – да и то скорее по его поступкам…
– Ростропович – величайший музыкант. Он обладал не только исполнительским даром, но и удивительными человеческими качествами. Уверен: чем бы он ни занимался – стал бы великим. Подумать только: получить ордена и звания всех стран мира, бывать на приёмах всех королей! Причина ведь не только в гениальной игре, но и в обаянии, харизме. В масштабе личности! Даже если бы он стал трактористом – то великим! Но нам, виолончелистам, повезло, что он всё-таки стал не трактористом. И что добрую сотню произведений композиторы написали для него.
– Вы с успехом выступали на конкурсе Ростроповича. Довелось пообщаться?
– Познакомились мы в Москве на приёме в посольстве. А на следующий день мама договорилась, чтобы я поиграл у Ростроповича дома, в Брюсовом переулке. Из того небольшого урока я, к сожалению, ничего не запомнил. Позже мы встретились на конкурсе, на ужине я сидел между Ростроповичем и моим педагогом Герингасом. И вот этот разговор, полный мудрых мыслей, оказался незабываемым.
