О том, почему Юрий Антонов не пишет новых песен, как его перепутали с Макаревичем, что за совместный бизнес он «замутил» с Петром Подгородецким, сколько сегодня стоит текст для хита, почему рэперы поют о деньгах и наркотиках, — об этом и многом другом в интервью АиФ.ru рассказал поэт-песенник Владимир Ильичёв, на чьи стихи поют песни Ирина Аллегрова, Филипп Киркоров, Стас Михайлов, Жасмин, Валерий Леонтьев, Ярослав Сумишевский, Наргиз, Любовь Успенская, Григорий Лепс и многие другие артисты.
Владимир Полупанов, АиФ.ru: Володя, начнем с главного: что такое, по- твоему, сегодня — песенный хит?
Владимир Ильичев: Александр Градский сказал мне как-то, что если песенный текст хорошо читается без музыки, это и есть первый признак хита. Все лучшие песни советского периода уникальны и хороши собой, прежде всего, с точки зрения поэзии. С ним сложно не согласиться.
— Но сегодня хитами становятся песни, в которых вообще нет поэзии, лишь одна хуковая (хитовая) фраза, на которой всё и держится.
— Увы, так и есть. Когда песня строится на одной-двух хуковых фразах, это спекуляция и оболванивание публики. Рэперы сегодня, видимо, поэтому и стараются, чтобы в их песнях сложно было разобрать слова, произносят их как бы в нос, без артикуляции. Всё потому, что не хватает словарного запаса.
— Почему в текстах песен рэперов преобладает тема секса, денег и наркотиков?
— Я ознакомился с их биографиями. В основном это ребята из бедных семей, которые мечтали стать мажорами. Они поют о том, чего им в жизни не хватало, чего не было. Есть исключения, типа Тимати, который из состоятельной семьи. Но таких мало.
Если говорить о сегодняшних хитах, то от стандарта песни, который был задан в советское время, ничего не осталось. На мой взгляд, хороша та песня, в которой рассказана история, есть драматургия, а не та, где одни ассоциации и оборванные фразы. А в современных песнях сплошь и рядом — одна фраза оторвана от другой. Главное, чтобы были модные слова: «смс», «Инстаграм», «сториз» с шипящими или звонкими согласными. Тексты большинства современных песен похожи на барабанную дробь. Качает и ладно. А какой в них смысл — неважно, его там вообще может не быть.
— Сколько сегодня стоит хороший текст песни?
— В свое время у Ильи Резника хороший текст стоил 25 тыс евро. Потом цены стали падать. Лет 7 назад хороший текст стоил уже 5 тыс. долларов.
— Но эти времена прошли.
— Увы. Сегодня хороший текст, в среднем, стоит 100 тысяч рублей. И конкуренция выросла в разы. Артистов, покупающих песни за приличные деньги мало, а поэтов, предлагающих свои услуги на песенном рынке, намного больше. Раньше исполнители бегали за авторами, теперь авторы за артистами.
— Все ли песни на твои стихи, доходят до слушателя?
— Некоторые лежат годами. Артисты как делают? Чтобы понравившиеся песни не попали к конкурентам, они покупают их, «кладут в холодильник» и «замораживают» на какое-то время. Стас Михайлов купил 14 песен с моими текстами. Из них 6 в эфире, 8 ждут своего часа. У Лепса лежит 6 моих песен, 2 в эфире. «Падаем» с моим текстом Гриша отдал Александру Панайотову. Алла Пугачева 4 песни купила, 2 законсервировала.
— Как часто артисты переделывают готовые песни под себя?
— Бывает. С Леонтьевым случилась такая история. Я написал текст песни «Моё оружие — любовь». «Музыка классная , а текст надо переделать , - сказал артист. — Всё, что мне в нём нравится, это фраза „Мое оружие любовь“». За три дня я полностью переписал текст, и песня пошла в ротацию. С Лаймой Вайкуле тоже переделывали текст, но спустя две недели пришлось «реставрировать» изначальный вариант. Ей все время казалось, что склонять нужно не так, а по-другому. Чтобы не обидеть артистку, пришлось всё время ссылаться на словарь Ожегова.
Иногда артисты сами не знают, чего хотят. Интуитивно чувствуют, но объяснить не могут.
— Ко мне иногда обращаются неизвестные широкой аудитории авторы песен с просьбой передать их артистам. Я это делаю, но без всякой надежды, что на эти песни обратят внимание. Или артисты обращают внимания на таких авторов?
— Не всегда артисты слушают то, что им присылают. Тут как повезет. Надо еще попасть в настроение. Но есть такие примеры. Григорию Лепсу гармонист Дмитрий Митькин из Рассказово Тамбовской области прислал на электронную почту несколько песен, наигранных на баяне. Одна из них стала настоящим хитом — «Я поднимаю руки». Неизвестный автор из Украины Антон Пустовой отправил нескольким артистам песню «Цвет настроения синий», в результате её спел Филипп Киркоров.
— Думаю, 90% песен в мире написано на тему любви. Не надоедает писать об одном и том же?
— Меня артисты часто просят: «Можешь написать о любви без слова „любовь“». Вот и стараюсь. В последних текстах у меня вообще нет слова любовь. Всем надоело слово «любовь» и фраза «я сошла с ума».
— А какие еще существуют распространенные штампы в песнях?
— Их много — «стекла», «небеса«, обязательно, «без тебя» или «с тобой». Чтобы создать в тексте определенный уровень напряжения, авторы часто используют слова «вены» и «осколки».
— Похоже, Лепсу в какой-то момент надоело петь о любви. «Я тебя не люблю, это я так решил», — спел он, и песня с этой фразой запомнилась, застряла в голове, потому что она не про любовь, а про то, что человек разлюбил.
— У нас на эстраде два человека с отрицательной частицей «не» — Лепс и Аллегрова. Поэтому у них и дуэт появился «Я тебе не верю». Ирина Аллегрова просит меня всё время: «Главное, чтобы в песне была частица «не». Слушатель должен считать мысль певицы: я всё сама. У Лепса то же самое: я без тебя смогу, ты мне не нужна. Он всё время превозносит мужское эго.
— А легче все-таки написать про счастливую или несчастную любовь? Люди же чаще реагируют на негативные информацию, нежели на позитив.
— Эпоха несчастной любви прошла. О ней сейчас уже мало кто поёт. Группа «Мираж», Таня Буланова этим грешили — в их песнях были бесконечные женские страдания, спетые под танцевальные ритмы. Сейчас на песенном рынке существует тренд — только позитивная любовь. «Сопливую» песню на радио просто не возьмут. Она должна быть про счастливую любовь, хорошую жизнь, про то, что всё вокруг просто зашибись. Есть такой запрос. Народ и так в депрессии, особенно сейчас, во время пандемии.
— За время весенне-летнего карантина была написана масса песен на тему коронавируса и изоляции. Я спросил у Евгения Гришковца, правильно ли это, писать песни на эту тему? Он мне ответил: «Мы эти песни спустя время не захотим переслушивать». Были ли у тебя позывы написать текст со словами «пандемия», «изоляция», «коронавирус»?
— Были предложения от многих исполнителей написать что-то общее на эту тему, но услышав кучу песен о пандемии очень низкого уровня, мне не захотелось участвовать в этой истерии. Дело в том, что большинство авторов откровенно ориентировались на социальный хайп! Они, как бы затрагивая проблему всемирной трагедии, продвигали себя. Единицы тех, кому удалось по-настоящему достучаться до сердец слушателей и медиков, в частности.
— Почему у нас во время застолий, когда людям, хорошо, звучат в основном грустные песни? «Ой, мороз, мороз», «Черный ворон», «Там, где клен шумит» и далее по списку.
— Грусть и характер обычно объединяют. В беде мы самый сильный народ в мире. А когда нам хорошо, мы эту силу проявить не можем. К тому же Россия преимущественно женская страна. Несладкая доля русских женщин — это вообще отдельная тема. Мы больше всё-таки грустим. Сами прыгаем через барьеры и рвы, когда можно обойти, падаем и сами себя в этом обвиняем. Таков наш характер.
— На твой взгляд, какие из песен, написанных сегодня, проживут десятки лет?
— У меня ощущение, что мы только идём к песням, которые останутся с нами надолго. Даже очень сильные произведения, которые, казалось бы, должны жить долго, смывает потоком. Они не успевают застревать в памяти. Песенная культура переживает смутные время ещё и потому, что ключевые фигуры в поп-музыке (Земфира и др.) ушли в негативно-черную энергетику: «Хочешь, я убью соседей?», «Но у тебя СПИД, и значит, мы умрем и т.д. В своей статье в «МК» Татьяна Федоткина (МК) точно подметила, что нет более разрушительной фигуры для нашей эстрады, чем Земфира.
— Но у Земфиры не все песни депрессивные. К тому же она — невероятно яркое дарование.
— Да, яркая. Но я не вижу в ней света. Поймать публику на депрессии проще, чем на радости.
— Ты пришел в профессиональную песенную поэзию лет 10 назад. Почему так поздно?
— Накапливал багаж, занимаясь другими вещами. Работал продюсером журналов «Мир звезд», «Мужской взгляд», на телеканалах М1, Music Box, ТВЦ. В 90-е у меня была фирма, которая занималась рекламой и производством афишных плакатов, календарей с изображением артистов. Позже с известным каратистом Тадеушем Касьяновым мы выпускали пособия по рукопашному бою. С Мариной Влади сделали фильм о Высоцком «Постскриптум» для Первого канала. В общем, сочинение песен (а их у меня более 500) до какого-то времени было моим хобби. А поэтическим толчком послужило знакомство с семьей Макаревича — Андреем, его родителями Инной Марковной, Вадимом Григорьевичем. Наши мамы работали вместе и приятельствовали. Постепенно и мы с Андреем стали общаться.
Первый раз я побывал дома у Макаревичей в 1977 году. Тогда ещё «Машина времени» не была широко известна. Мы вместе с мамой Андрея ездили на первые концерты группы в разные города — Питер, Минск, Ярославль. Андрей меня просил: «Володя, приезжай один. Маму не таскай. Здесь девчонок полно. Куда мне их девать после концерта?» Мама у Андрея была строгих правил. Бывая в центре, я частенько заезжал на обед к Инне Марковне. Помню, как-то, будучи у неё в гостях, решил спеть под фортепьяно песню «Свеча», сильно подражая Андрею. Он тогда жил с первой женой Еленой Фесуненко (дочерью журналиста Игоря Фесуненко) в соседней однокомнатной квартире. Самого Андрея не было дома. И Лена, его жена, услышав мое пение, постучала в стену и позвала: «Андрей, иди домой обедать». Перепутала.
— Вы с Макаревичем были друзьями?
— Каждый, кто говорит, что он его друг, таковым не является. У Андрея свой богатый внутренний мир, он человек, который внутри себя, и ему никто не нужен, по сути.
В какой-то момент мы очень тесно общались с Петром Подгородецким, (клавишник «Машины Времени» с 1979 по 1982 гг. и с 1990 по 1999 гг.). Мы с даже решили делать совместный бизнес. Сначала придумали телевизионную компанию. И даже попёрлись на встречу к Владу Листьеву, предлагали сделать музыкальный канал «Хит-ТВ». Своих денег у нас не было, поэтому мы очень рассчитывали на помощь Листьева. Мы изложили ему свою идею, а через неделю Влада убили. Потом мы с Петей решили делать другой бизнес — закупали шпроты из Эстонии и продавали их на Тишинском рынке.
— Весной этого года я встретил тебя дома у Юрия Антонова. Во что-то конкретное это вылилось? А то Юрий Михайлович давно грозится написать что-нибудь новое, но воз и ныне там.
— Я часто посылаю ему свои работы. Он очень строгий судья. Редкая похвала от него — это высшая награда. Недавно я отправил ему ещё один новый текст, который ему очень понравился. Конечно, я надеюсь, что мы когда-нибудь что-то сотворим! Для меня огромная честь стать однажды соавтором такого гениального композитора. Наша дружба максимально открытая -делимся новостями, идеями, говорим о футболе и политике. Юрий Михайлович перенес операцию на колене, но, несмотря на болячки и возраст, он настоящий боец! 23 февраля этого года он завёл себе, наконец, Инстаграм. Сначала у него там были гуси, утки, кошки, собаки, он в снегу, он на лужайке, фото с концертов. Но постепенно стал выкладывать свои песни. Этим он очень интересен своей публике. Увы, сегодня популярность человека оценивают по количеству признанных людей «в друзьях» в твоем Инстаграм.
Юрий Михайлович меня поддерживает во всех начинаниях, в том числе и в вопросе подготовки моего творческого вечера на серьезной площадке с участием звезд, без которых невозможно представить нашу эстраду. Очень хочется, чтобы компания «PROSTO» продюсера Александра Запорожца справилась с этой задачей. Времена нынче сложные, но небезнадежные.
