«Дело было в Пенькове», «На семи ветрах», «Герой нашего времени», «Доживём до понедельника», «А зори здесь тихие...», «Белый Бим Чёрное ухо»... Кинофильмы режиссера Станислава Ростоцкого давно вошли в золотой фонд советского кино, прежде всего потому, что в них есть правда жизни.
И сам Ростоцкий, и значительная часть съемочных групп, работавших над его военными фильмами, была из фронтовиков. Станислав Иосифович, родившийся 21 апреля 1922 г., на фронте оказался в 1943, «сбежав» на линию фронта из части, стоявшей в запасе. Оператор, фотограф, пиротехник — все они тоже были когда-то солдатами. «На съемках Ростоцкий нам рассказывал, как он лежал под танком, который его переехал, как потерял ногу, как его вытащила медсестра, как у него отняли оружие — чтобы не дай бог не застрелился от отчаяния из-за таких тяжелейших ранений. Но в его рассказах были и любовь, и шутки, и юмор. Он вспоминал, как они делились последним кусочком хлеба», — вспоминала актриса Ирина Шевчук об атмосфере на съёмках картины «А зори здесь тихие...»
«Вырезать срочно!»
Меж тем, съемочный процесс у знаменитого режиссера порой шёл, как вспоминают его актеры, мучительно тяжело. Ростоцкий бесконечно сомневался, тех ли он выбрал на главные роли, и легко менял «коней на переправе», ставя нового артиста вместо уже утвержденного.
Народная артистка РСФСР Лариса Лужина рассказывала «АиФ», что на съемках военной драмы «На семи ветрах» между ней и Ростоцким возник конфликт: «Режиссёр увидел, что роль у меня, молоденькой актрисы, не получается. И испугался — ведь от главной героини зависит успех всего фильма. Он начал смотреть других актрис. Для меня это была трагедия, я представляла, замирая от ужаса: если Ростоцкий снимет меня с роли, я уже не смогу вернуться во ВГИК. Это же позорище! Как я буду смотреть в глаза своим учителям и сокурсникам? Не смогу вернуться даже домой — мне будет стыдно перед подругами и мамой. Благо, что я училась у прекрасных, неравнодушных педагогов — Сергея Герасимова и Тамары Макаровой. Когда они узнали о нашем назревшем кризисе, позаботились о своей студентке. Тамара Федоровна и Сергей Аполинарьевич приехали и сказали Ростоцкому: „Лариса учится только на первом курсе института. Это ещё сырой материал, глина. Всё в твоих руках. Ты должен лепить из неё скульптуру“. Только благодаря им он меня всё-таки оставил в ленте».
В недавнем интервью «АиФ» Лариса Лужина призналась: «Ростоцкий был очень интересный человек, в него можно было влюбиться. Обаятельный, рассказчик хороший, умный, начитанный, эрудированный. Он настолько много знал! Ростоцкий на съемках очень хорошо показывал артистам, мог на репетициях проиграть твою сцену так, что одно удовольствие было смотреть. А вот сам играть не мог, ну вот совершенно! Когда работали над фильмом „На семи ветрах“, в один день нужно было снять небольшой эпизод, а занятый в нём актёр не приехал. И Ростоцкий решил: дай-ка я сам надену генеральскую форму, сыграю. Да и текста там было не очень много. Он снялся, потом посмотрел: „Кошмар! Какой ужас!“ Когда Ростоцкий сам оказывался перед камерой — становился весь зажатый, каменный, деревянный. Ни обаяния, ничего — все куда-то исчезало сразу. Будучи профессионалом, он сразу увидел, что этот его эпизод — полный провал. Сказал: „Нет, вырезать срочно, не надо даже вставлять эту сцену в картину“.
А ещё Станислав Иосифович был тем режиссёром, который непременно должен влюбляться в героиню. Жена Нина Меньшикова все эти влюблённости ему прощала. Она мудрая женщина — он любил-то только ее! На съемках — именно влюбленности. А с ней — настоящие чувства, семья, любимый сын, который был свет в окне — Андрюша. У них у обоих Андрей был самое дорогое, что только есть на свете. Ростоцкий и Меньшикова всю жизнь прожили вместе. К сожалению, Андрей ушел из жизни вскоре после отца, а Нина Евгеньевна — лет через 6-7 после Станислава Иосифовича и Андрюши».
«У тебя и швабра заиграет!»
Одной из вершин творчества режиссера стал фильм «А зори здесь тихие...» Елена Драпеко, исполнившая роль Лизы Бричкиной в этой ленте, рассказывала «АиФ»: «Мы, героини, не получили за этот фильм ничего. Все призы достались только старшине Васькову — актеру Андрею Мартынову. Поначалу Ростоцкий с роли Лизы Бричкиной меня снял. У писателя Бориса Васильева в его повести было написано: румяная деревенская деваха, кровь с молоком, решительная. А я была бледная, худенькая, прозрачная девочка из интеллигентной ленинградской семьи. Играла на скрипочке, походка — в третьей позиции, как обучили в балетных кружках. Ростоцкий начал меня отодвигать на задние ряды, в массовку. Стал искать другую актрису. Пересмотрели всех. Но никто не соответствовал образу. В итоге жена сказала Ростоцкому: „Если ты режиссёр, то у тебя и швабра заиграет. А внешность у Драпеко такая, что за неё надо отдельные деньги платить“. Режиссёр стал со мной работать как с актрисой. Мне поменяли грим, сделали вологодские скулы, веснушки, выработали походку, пластику, говор. И примерно через месяц моя Лиза стала походить на то, что потом увидел зритель.
У Ростоцкого была шикарная команда. Очень многое во время съёмок зависит не только от режиссера, артистов, но и от бутафора, костюмера, художников, редакторов. Какие гримеры были на фильме фантастические! Художники. Они что угодно из тебя могли сделать — хочешь красавицу, хочешь кикимору. Из простушки — королеву. Это сейчас есть специальные машины для производства грима, наклейки, а они всё вручную делали.
Для натурных съёмок мы уехали в киноэкспедицию. Отъехали километров 60 от гостиницы, и помощник гримера вдруг заплакала — ящик с гримом забыла. А мы едем в лес! В магазин не сбегаешь — нужное докупить. И старый гримёр Смирнов разрисовал нас карандашами, которые нашлись в наших сумочках. Представляете, взял и отретушировал лицо. Режиссёр про это даже не узнал — мы не выдали, иначе бы девчонку-гримёра выгнали сразу. И я сейчас смотрю на артистку Ольгу Остроумову в „А зори здесь тихие...“ в этой сцене. Она там такая красавица!»
«Повезу его в Париж»
«Когда мы снимали „Зори“, было совершенно невозможно представить, что картину ждёт такой успех, — продолжает Елена Драпеко. — Помню, едем со съёмок грязные, комарами покусанные, усталые, как собаки, а Ростоцкий говорит: „Вот погодите, закончим фильм, повезут его в Париж. Представляешь, Ленка, объявляют: „Элен Драпеко, Советский Союз“. И выходишь ты в длинном платье“. Мы с девчонками-актрисами ржем, чуть не падаем от смеха — никак у нас Париж не вязался с той грязищей, в которой снимали „А зори здесь тихие“. А потом меня действительно отправили во Францию на кинофестиваль. Станислав Ростоцкий перед поездкой во Францию позвонил Николаю Трофимовичу и велел за мной приглядывать, чтобы меня там не обижали как самую молоденькую».
У Ирины Шевчук, сыгравшей Риту Осянину, путь к роли тоже был таким же сложным, как и у Драпеко. «Нас с Олей Остроумовой последними утверждали, — рассказывала по ТВ актриса. — Ассистенты по актерам предлагали Ростоцкому, чтобы роль Женьки сыграла именно я. Когда я вошла к нему, он сказал: „Ну и пигалица! Какая же это Женька? Хочешь у нас летом в массовке посниматься, в зенитном батальоне?“ Я ответила: „Нет, спасибо, я лучше к маме с папой“. Шла и рыдала, а в голове крутились мысли: „Никогда ничего общего с этим человеком я иметь не буду. Этого хама больше никогда в жизни видеть не хочу“. У меня была огромная обида на Ростоцкого».
В итоге на Женьку утвердили Остроумову — Ростоцкий её снимал в фильме «Доживем до понедельника».
Потом Ростоцкого убедили посмотреть Шевчук повторно на роль Риты Осяниной. Девушка была так обижена, что ее чуть ли не силой привели на студию Горького. Но, как бы плохо ни начинались отношения Станислава Ростоцкого с его актерами, потом он становился им близким другом. В одном телеинтервью Ирина Шевчук призналась: «Ростоцкий научил нас верить в себя, научил себя правильно вести в обществе, красиво одеваться. Он был неравнодушным человеком. Он полюбил нас, всех девчонок фильма, и до конца жизни поддерживал».
Станислав Ростоцкий ушёл из жизни скоропостижно. В августе 2001 года он ехал на своей машине в Выборг на кинофестиваль, где был президентом. Резко заболело сердце. Станислав Иосифович съехал на обочину. Жена позвонила в неотложку. Как сказал потом главный врач Выборгской станции «скорой медицинской помощи», знаменитого кинематографиста «скорее всего, можно было спасти, если бы у бригады интенсивной терапии был дефибриллятор, который работает от бортовой сети автомобиля». Но его под рукой у медиков не оказалось...
