«Маленький русский и маленькие картины»? Карл Брюллов до и после «Помпеи»

220 лет назад, 23 декабря 1799 г., в Санкт-Петербурге в семье француза и немки родился русский, которому суждено будет попасть на знаменитый памятник «Тысячелетие России». Его фигура на этом монументе расположена в нижнем ярусе, в секторе «Писатели и художники». Найти его довольно просто: несмотря на название сектора, он там единственный художник в компании писателей и композиторов. Имя его — Карл Брюллов.

Вообще-то, там есть ещё и Ломоносов. Но Михайло Васильевич, при всём к нему уважении, обозначен в этом ярусе так: «Поэт, учёный, художник». То есть человек, более близкий к писателям, чем к живописцам. И, значит, Брюллов на этом памятнике всё-таки в гордом одиночестве.

Говоря по совести, скульптор Михаил Микешин, автор памятника, несколько польстил своему собрату по искусству. Карл Павлович Брюллов у него — статный красавец с тонкими чертами лица. В реальности всё было скорее наоборот. Вот каким увидел Брюллова русский писатель Дмитрий Григорович, одно время обучавшийся в Академии художеств: «Наружность его не имела ничего внушительного. Он был маленького роста, толстый, с выдающимся животом, на коротеньких ножках. Серые глазки его, окруженные припухшими красными веками, смотрели насмешливо. Лоб его, совершенно прямой, отвесный, украшался белокурыми кудрями. Он постоянно носил серую коротенькую жакетку, придававшую его круглой маленькой фигуре довольно комический вид».

Однако Григорович тут же сам себя одёргивает: «Но при виде его я замирал, руки мои холодели, язык прилипал к гортани… Всё казалось в нём прекрасным, даже величественным; многие уверяли, что наружность Брюллова, особенно голова с её кудрями, близко напоминает по своему характеру Зевеса Олимпийского».

Это очень точное наблюдение. Григорович видел Брюллова в 1840 году. Можно ручаться, что десятью годами ранее сторонний наблюдатель не увидел бы во внешности художника никакого величия. Может быть, даже посмеялся бы над толстеньким комичным человечком.

Водораздел приходится на 1833 год. Именно тогда Карл Брюллов представил публике своё полотно «Последний день Помпеи». Это был триумф русского искусства и личный триумф художника. Начиная с этого момента если и отмечали его невысокий рост, то всегда с оговорками на манер Григоровича. Просто «маленьким» художника больше не называл никто и никогда.

А ведь сравнительно недавно, уже в процессе работы над монументальным полотном, Брюллова называли именно так. Видимо, позабыв, что начальству и дуракам половину работы не показывают, Брюллов имел неосторожность пригласить в свою мастерскую признанного лидера итальянской академической живописи, прославленного Винченцо Камуччини. И тот, посмотрев эскизы будущей картины, оставил любопытный отзыв. Отзыв, который прекрасно характеризовал не только личное отношение мэтра к Брюллову, но и отношение европейцев к русской живописи вообще: «Тема требует огромного полотна, но на огромном полотне пропадёт то хорошее, что есть в эскизах. Карл мыслит небольшими холстами… Маленькому русскому пристало писать маленькие картины… Колоссальное произведение по плечу кому-нибудь покрупнее!»

То, что было потом, разнесло эти то ли завистливые, а то ли попросту глупые рассуждения в клочья. Слухи о масштабном полотне, над которым «маленький русский» работает в Риме, всё-таки просачивались. Дошли они и до настоящей, неподдельной звезды того времени: романиста Вальтера Скотта. Его популярность в те годы можно было сравнить, наверное, только с популярностью группы The Beatles полтора века спустя.

И вот этот человек, ещё не оправившийся от инсульта, предпринимает путешествие в Италию для реабилитации. Он отлично понимает, что это его последнее путешествие, что дни его сочтены. И потому не тратит время понапрасну. Приехав в Рим, он оставляет без внимания Колизей, Собор св. Петра и прочие туристические объекты. Просит только одного: чтобы его пустили посмотреть на ещё не законченное полотно русского. Тот сначала отказывает. Но к Брюллову приходит целая делегация английских художников и просит за своего соотечественника. И вот наконец Вальтер Скотт перед «Последним днём...».

«Он просидел неподвижно перед картиной целое утро. Весь смысл, всю подноготную понял!» - так потом вспоминал художник визит звезды. Поднявшись, Скотт подошёл к Брюллову, пожал ему обе руки и сказал: «Я ожидал увидеть исторический роман. Но увидел целую эпопею».

Но были люди, с которыми Брюллов, уже сам тогда ставший звездой, добивался встречи. И наводил справки: можно ли ему, художнику, познакомиться с Пушкиным? Один из посредников пишет Александру Сергеевичу так: «Известен он сейчас всему Миру и Риму. Тебя он понимает и удивляется равнодушию русских относительно тебя. Очень желает с тобой познакомиться и попросил у меня к тебе рекомендательного письма. Каково тебе покажется, что он боялся к тебе быть, не упредив тебя?»

Оказалось, что можно. Что поэт сам давно хочет свести с Брюлловым знакомство.

Они встречаются в 1836 г. в Москве. О том, насколько поэт и художник подходили друг другу и что могло бы вырасти из их сотрудничества, говорит один забавный случай. «У них шёл оживлённый разговор, что писать из русской истории. Поэт говорил о многих сюжетах из истории Петра Великого. Карл Павлович слушал с почтительным вниманием. Когда Пушкин закончил, Брюллов сказал: „Я думаю, вот какой сюжет просится под кисть“, — и начал объяснять кратко, ярко, с увлечением поэта, так что Пушкин завертелся и ответил, что он ничего подобного лучше не слышал и что он видит картину, писанную перед собою». Каков это был сюжет и что обсуждали Брюллов с Пушкиным, так и осталось неизвестным.

Известно другое. 25 января 1837 г. Брюллов обещает Пушкину приступить к работе над его портретом буквально через пару дней. Но именно через пару дней состоялась последняя дуэль Пушкина. Шедевр остался ненаписанным.