Денис Клявер стал знаменитым в составе группы «Чай вдвоем» не только как музыкант, но и как образец мачо и идеального мужчины. Потом он и его напарник Стас Костюшкин начали сольные карьеры, но группа была настолько популярной, что о ней продолжали говорить, ее песни продолжали помнить. И вот этой осенью музыканты решили снова работать вместе, на радость многочисленным фанатам.
Дуэт «Чай вдвоем» станет почетным гостем юбилейного пятого сезона популярного вокального шоу «Ну-ка, все вместе!» (с 8 сентября, телеканал «Россия»). А мы поговорили с Денисом и о его карьере, и о воспитании детей, и о его знаменитом отце — всенародно любимом актере Илье Олейникове.
«Никто не отменял удачу»
Елена Садкова, aif.ru: — Денис, вы откроете своим выступлением один из выпусков шоу и присоединитесь к «сотне» жюри. А как вы вообще относитесь к музыкальным конкурсам? Есть ли объективный критерий оценки таланта?
Денис Клявер: — Вот в этом-то и вся сложность — оценка у каждого своя. Понятно, что есть какие-то профессиональные вещи, о которых можно судить. Например, интонация, умение держать зал... А дальше все очень субъективно. Кому-то надо из штанов выпрыгивать и волосы, извините, на попе рвать, чтобы создать драйв на сцене, а кому-то, с учетом его подачи, внешности, энергии, можно просто стоять и вроде ничего не делать, но при этом буквально завораживать зал. Когда я сижу в жюри, каждый человек, выходящий на сцену, вызывает у меня невероятное уважение, потому что я хорошо помню, с чего начинал сам.
По сравнению с тем, что делают ребята, которые выходят сегодня на сцену проекта, у меня тогда это были жалкие потуги. Мой пример скорее для тех, у кого, может быть, данные вокальные минимальные, но есть очень большое желание стать артистом. Но к желанию обязательно должны прилагаться огромное трудолюбие и какая-то внутренняя чуйка. Ну, и никто, конечно, не отменял удачу. Вот с таким набором можно добиться больших успехов.
— А вы как себя чувствовали, когда сами были конкурсантом?
— Мои конкурсы были как раз со Стасом в дуэте «Чай вдвоем». Первым был конкурс композиторов Виктора Резника в 1995 году. Мне тогда было всего-то двадцать лет. И мы заняли третье место с песней собственного сочинения. А потом был исполнительский конкурс «Ялта — Москва. Транзит», где мы перепевали чужие песни. Жюри обращало внимание прежде всего на индивидуальность артиста. Мне кажется, это нам и помогло тогда занять первое место. Мы были, безусловно, индивидуальны. Один я туда никогда бы даже не вышел, я тогда не дотягивал до уровня, и это было бы, конечно, просто очень смешно.
«Какой же я гениальный»
— Участие в «Ялта — Москва. Транзит» действительно поспособствовало вашей карьере и послужило ее стартом?
— Конечно! Только представьте — в стране всего четыре телевизионных канала, пять радиостанций и единственный творческий конкурс — это «Юрмала», который в 1990-е стал называться «Ялта — Москва. Транзит». И, безусловно, внимание со стороны зрителей было огромным. Причем тогда это была не только Россия, это было все постсоветское пространство, все страны СНГ, около 350 млн человек! Поэтому популярность у нас была просто сумасшедшая тогда. Правда, актуальной она была недолго, ведь мы попросту не знали, что с ней делать. Представляете, ты никто, и вдруг ты стал всем — тебя все любят, обожают. Сразу появляются мысли: «Какой же я гениальный, как же я сам себя недооценивал». Хотя это бред, конечно.
— Потом пришло отрезвление?
— Ровно через две недели все восторги со стороны жюри закончились. Как только мы вступили с ними на «одну поляну», перешли на уровень конкурентности с ними, то все уже стало совсем по-другому (смеется). Более того, мы и сами не знали, что делать, — у нас не было ни жанра, ни стиля, опыта и профессионализма не хватало. Надо бы песни записывать, они точно бы зашли, но... песен не было. Поэтому начали мы громко, а потом уже учились у всех на глазах в течение шести лет, пока пеня «Ласковая моя» не бомбанула.
— Да, она «из каждого утюга» звучала!
— Но прошло шесть лет! А те шесть лет, это не сейчас... Тогда это была целая пропасть. Менялось все — поколения, страна, даже менталитет — настоящие жернова! С другой стороны, наверное, для нас это была проверка на прочность. Все-таки то, что мы со Стасом сумели пройти это, и помогло нам потом в наших сольных карьерах.
«Обучение в бою»
— Ваш дуэт долго и успешно выступал в программах с Михаилом Шуфутинским. Но у вас разные жанры, разная стилистика. Почему именно он так проникся к вам?
— Так совпало... Михаил Захарович в 1995 году просто «разрывал» стадионы. Он и сейчас «разорвет», думаю. Невероятно профессиональный человек, который еще в Советском Союзе был руководителем «Лейся песня»... Когда он вернулся из Америки и почувствовал любовь со стороны зрителя, то никогда не позволял себе даже немного халтурить — у него всегда были большие концерты «живьем», с музыкантами, с шоу-балетом.
В тот период у него было много концертов. И он, увидев нас на конкурсе, пригласил наш дуэт к себе в программу. Это были наши первые стадионные концерты. Обучение в бою, как говорится. Вы правильно заметили, жанр Михаила Захаровича и наш — разные. Но от этого нам было только интереснее, ведь надо было покорить его публику. Признаюсь, поначалу это было сложно. На первых концертах народ пытался заниматься своими делами, пойти в туалет, ведь на сцене какие-то неизвестные ребята. Но надо отдать должное, Михаил Захарович нас всегда очень тепло представлял, как родных детей. И люди из уважения к нему начинали смотреть на нас с интересом. Буквально за пару концертов мы адаптировались и поняли, что необходимо еще включать режим конферанса, общаться. Так что благодаря первым концертам у Михаила Захаровича мы обрели еще и навык ведущих.
— Вы же сами себе писали песни!
— По большому счету, даже мировой опыт показывает, известными становятся группы, которые пишут собственный материал. А потом уже они могут интегрировать и чужие. Это настоящая химия, при этом очень личная и уникальная. Понимая себя изнутри, слышишь и то, что происходит снаружи, сравниваешь и в итоге находишь то, что отзывается и в тебе, и в аудитории. И вот тогда ты становишься такой один-единственный. А задача любого артиста — быть единственным.
«Нам невероятно везло»
— Группе «Чай вдвоем» это удалось.
— Нам, нашему дуэту, конечно, просто невероятно повезло. Это счастливое стечение обстоятельств для нас. Я не кокетничаю. Надо знать себе цену, но при этом постоянно самосовершенствоваться. Например, мне, когда стал работать сольно, уже было неинтересно просто написать хитовую песню, мне хотелось повысить градус и по тексту, и по музыке, и по исполнению. Я прекрасно понимал, что существует стереотип «Чая вдвоем», поэтому то, что я начинаю делать сольно, не может быть сразу понятно людям. И я совершенно спокойно двигался к своему новому звучанию, осознавая, что меня сразу, может быть, и не поймут. Гнул свою линию и сейчас пришел к тому, к чему стремился: на мой взгляд — стал исполнителем, который может существовать вне жанра — могу петь и поп-музыку, и рок... И для меня это очень важно.
— А как вы относитесь к детским телеконкурсам?
— Это невероятно сильное испытание! Если со взрослыми я могу как-то поговорить, дать какие-то советы, высказать свое мнение, может быть, даже немного в резковатой, но уважительной форме, то детей, считаю, надо постоянно хвалить, вне зависимости ни от чего. Ребенок вышел на сцену — уже надо хвалить. Должна быть не критика, а только добрые поступательные советы. Необходимо объяснить ребенку — несмотря на то, что сейчас он не смог выиграть, это только начало, его победы впереди, а если он победил, то это все равно только начало, и почивать на лаврах не стоит. И из каждого конкурса, в котором участвует, ребенок должен черпать что-то. Так же, как и в спортивных соревнованиях, что-то не дотянул, значит, надо доработать. Но спорт и сцена — это все-таки разные вещи. В спорте ты с тренером, а на сцене со зрителем. Поэтому считаю, что все эти детские телепроекты — очень большое испытание, и своих детей всегда дистанцировал от всех этих историй. Но скажу честно, никто из моих детей и не рвется в музыку. А у меня их трое, и все они очень музыкальные (смеется).
«У меня был ступор»
— А вы в детстве мечтали стать артистом, музыкантом?
— Я всегда очень стремился к сцене. Но мне не хватало смелости. Очень хорошо помню свое первое выступление в школе — в шестом классе я пел песню на 8-е марта. Вышел и... впал в ступор. При том, что дома-то я пел. Слава богу, тогда не было никакого буллинга по отношению ко мне, мне не писали в соцсетях гадости, потому что соцсетей не было. Дети ведь вообще жестоки по отношению друг к другу. Одно дело два-три человека тебе какую-то глупость скажут, другое дело в интернете... Даже сейчас, ведь я уже взрослый, давно сложившийся психологически артист, но все равно напишут какую-нибудь гадость, и, пусть на полсекунды, но меня это царапает. А что уж говорить про ребенка? Он только начинает, у него есть желание, но он, конечно, в себе еще не уверен, не реализован. Поэтому я к детским конкурсам довольно скептически отношусь. Но есть дети, которые не могут без этого жить, это их кислород, воздух. И, если вы видите, что ваш ребенок очень хочет, то вы, как наставник, должны стать его психотерапевтом. Вплоть до контроля его соцсетей. А как иначе? Это невероятно большая нагрузка для ребенка, которая может привести к травмам. Им же все неудачи кажутся катастрофой.
— Своего старшего сына Тимофея вы поддержали в его желании стать актером...
— Ну, послушайте, ему скоро 22 года будет. Он взрослый пацан, чемпион мира по тхэквондо среди юниоров. Понимаете, быть актером — это одна история, а музыкантом-исполнителем — другая. Актер существует в киноистории, выполняет задачу, поставленную режиссером, сценаристом. А музыкант — одиночка, по сути, он открыт... Представляете? Это невероятно сложно. И потом, это осознанный выбор Тимофея. И я вижу его потенциал, самое главное — он его тоже чувствует и развивается профессионально.
— Вот вы сказали, никто из ваших троих детей не хочет петь. Но Даниэль пока в начальной школе, может, еще передумает и решится...
— Посмотрим... Дочка вот в художественной академии. Она художник. Причем странно... У нее и я — музыкант, и мама — потрясающая композитор и певица, яркая личность (Эвелин — дочь Дениса и певицы Евы Польны — прим.). Ну, вот не хочет она. Но у дочери безусловный художественный талант, конечно. Она очень здорово рисует и чувствует то, чем занимается, всеми фибрами своей души.
— С такими папой и мамой, может быть, хочется, наоборот, проявиться в чем-то своем?
— Да, наверное. У меня тоже был такой момент с отцом. Мне хотелось доказать, прежде всего папе, что я тоже чего-то могу и чего-то стою. Причем со стороны отца на меня вообще никогда не было никакого давления. Никогда. Видимо, это гены, и сцена — это мое призвание. Сегодня я уже могу так сказать.
«Часто менял школы»
— У вашего младшего Даниэля начался учебный год. Для родителей школа — это испытание. А сын охотно туда идет?
— Для меня это не испытание, это нормальная череда событий. Да и для него, думаю, тоже. Он ходит уже несколько лет в одну и ту же школу, слава богу. Так что сейчас он готов, соскучился по ребятам, но придется, конечно, входить в график после летнего разгильдяйства. А вот у меня в детстве с этим было сложно, так как я очень часто менял школы в связи с разными обстоятельствами. Меня никто не выгонял, просто так получалось. Начинал ходить в школу в Пушкине, где жил с бабушкой и дедушкой. Потом родители получили квартиру, и я перешел в другую школу. Потом перевелись в третью, потому что предыдущая была восьмилеткой, а я перешел в десятилетку. Потом у нас в районе тоже построили десятилетку, и я вернулся туда. В общем, ничего интересного, к сожалению, для журналистов.
— Я бы и не подумала, что вас могли выгонять из школ, вы ведь само воплощение интеллигентности на сцене.
— Ну, я, конечно, разгильдяй, но прекрасно понимающий, как и где надо себя вести. Могу сказать совершенно точно, я очень воспитанный человек, спасибо родителям. Но при этом достаточно жесткий, и порой могу быть жестче, чем любой, скажем так, разволновавшийся таксист. Но, выходя на сцену, мне кажется, надо все-таки нести культуру. Я стараюсь. Примером для меня были родители. Но ничего не симулирую, каким вы меня видите, такой я и есть. Может быть, на сцене это бывает слегка утрированно. Но совсем немножко.
— У вас даже подросткового бунта не было?
— Ну, может, немного. Раньше мне казалось, что был, а сейчас понимаю, что нет. Все было очень мягко и вяленько.
— Это вы, глядя на современных детей, такие эпитеты для своего бунта подобрали?
— Нет! Дети всегда одинаковые. Между прочим, дети сейчас даже мягче и нежнее, чем мы были. И сравнивать нас — дело неблагодарное. У нас было одно время, у них совсем другое. Дети — всегда заложники обстоятельств. Взрослые-то люди заложники, а уж дети тем более. Сейчас дети еще очень разговорчивые, тем более плюрализм мнений... Поэтому у нас с Даниэлем постоянные дискуссии. Но мне кажется, что какая-то авторитетность со стороны родителей должна присутствовать. Если мама и папа что-то сказали, то не надо расщеплять это эмоционально-психологически. Но при этом к ребенку надо всегда относиться так же, как и ко взрослому человеку, и его мнение так же ценно, как и ваше.
— А Даниэль понимает, что папа — звезда?
— Не знаю. Да я и никак не проецирую это ни в коем случае. Он просто понимает, что папа человек, который его любит, и человек, который занимается творчеством. Звезда — это не про нас (смеется).
«Не рассказывал, чей я сын»
— Вы как-то рассказывали, что, когда были в пионерском лагере, скрывали ото всех, что ваш папа — тот самый Илья Олейников.
— Да. Причем на тот период он был еще не так, мягко говоря, популярен, как во времена программы «Городок». Все равно для меня отец всегда был, безусловно, ярчайшим артистом, даже несмотря на то, что тогда был не настолько реализован. Да, я не рассказывал всем, что я его сын. Но только потому, что у меня было какое-то внутреннее желание, чтобы меня самого воспринимали как индивидуальность, как личность, не привязывая к этому папины заслуги. Не знаю почему... Это было в 9−10 лет. Я тоже позже задумывался об этом, так как прекрасно помню это свое состояние — во мне все роилось, клубилось, развивалось. И замечу, папа меня никогда не принижал и даже не критиковал.
— Ну, вот потому я и спросила про Даниэля...
— Известность родителей накладывает на детей порой огромную ответственность. Он должен понимать это и в каких-то моментах стараться вести себя мудрее, чем сверстники. Прилично (смеется). Но мы с ним конкретно об этом не разговаривали. Он все сам понимает, как я думаю, и на людях ведет себя очень хорошо. Дома, конечно, он себе может что-то позволить, какое-нибудь хулиганство. Но это все возрастное, разрулим. Главное, чтобы мне и маме терпения хватило.
— Понимаю, что нельзя сравнивать ваши чувства и чувства зрителей, но нам всем, конечно, не хватает вашего папы. Сейчас в стране бум сериалов и кино. Как думаете, сегодня Илья Львович был бы понятен, востребован?
— Конечно, безусловно! Не то слово... Он как раз тогда, когда ушел 10 лет назад, уже подошел к невероятной востребованности там, где еще не реализовал себя, — в кино, в театре. Но вот так распорядилась судьба... Что же теперь поделаешь. Но, слава богу, что огромное количество программ «Городок» до сих пор актуальны и смотрятся на одном дыхании. Их дети смотрят! Это лишнее доказательство, что там все по-настоящему и о настоящем.
Я воспитан, понятно, на папе с Юрой (Юрий Стоянов — авт.) и на наших уникальных сатириках — Карцеве, Ильченко, Жванецком и так далее. Поэтому несколько предвзято отношусь к сегодняшнему фривольному юмору. При этом я его не исключаю, главное, чтобы такой юмор не превалировал. На данный момент похожая ситуация в музыке. Ведь это же профессия. Три года назад модно было хайповое музло пилить. А сейчас пришло время, когда нужны песни. А песен-то нет. Потому что, чтобы написать мелодию, надо иметь образование. Я не говорю, что диджейская культура — это плохо. Это тоже классно, это отдельный жанр. Но он не может быть во главе угла.
«Чай вдвоем» — это жанр
— «Чай вдвоем» снова вместе, снова на сцене. Признайтесь, вы ради шутки сказали, что объединились сейчас, так как не знали, с кем сделать коллаборацию, и решили друг с другом?
— Нет, почему? Мы вернули коллектив. Он на сегодняшний день снова уже существует. И мы пришли на «Ну-ка, все вместе!», по большому счету, чтобы выступить. Мы выпустили сингл, и он сейчас прекрасно идет во всех хит-парадах. «Чай вдвоем» — это даже уже не столько коллектив, сколько жанр. На этих песнях все-таки многие выросли, и мне безумно приятно, что они прошли через десятилетия. Даже не буду скромничать. Сегодня те песни так же актуальны, как и двадцать лет назад. Это классно!
— Ну, ваши песни про любовь, а это тема вечная.
— Поэтому мы и вернули их в том числе. Сегодня, когда уже у каждого из нас есть стопроцентная сольная реализованность, можно легко было вернуть и «Чай вдвоем». Так что теперь одно другому вообще не мешает. Получается, мы будем существовать и сольно, и дуэтом.
— Значит, вопреки всем слухам после вашего расставания, вы продолжали общаться со Стасом по-дружески?
— Ну, мы какое-то время не общались со Стасиком. Но и никакими врагами мы не были. Отдыхали друг от друга... Мы же 17 лет были вместе! Ну, послушайте... Это был же уже передоз.
«Бог дал тело — береги его»
— Как вы поддерживаете такую феноменальную физическую форму? Люди ради такого убиваются на диетах и в спортзале. Вы тоже?
— Мне, во-первых, повезло. У меня конституция от родителей. Во-вторых, воспитание и раннее занятие спортом. Ну, и мой нарциссизм мне помог, желание стать очень красивым привело меня в зал (смеется). Смех смехом, но на самом деле благодаря «качалке» все и зародилось с 15 лет — правильное питание, режим, отказ от алкоголя и сигарет. А наш гастрольный график — перелеты, переезды — это и так большая нагрузка, вы же понимаете. А если ты еще и не спишь, ешь непонятно что, бухаешь, куришь и не занимаешься спортом, то это, безусловно, отражается и на здоровье, и на внешнем виде. И потом, пусть это будет такой хороший пример для людей. Возраст — это вообще ни о чем. Надо себя, по-хорошему, любить, бережно относиться к своему телу. Как говорят: бог дал тебе тело, береги его. Я не хожу каждый день в зал. Но за счет того, что занимаюсь с 15 лет и живу в определенном рационе, то позволяю себе не пахать на тренажерах. Есть такое понятие — метаболизм. Вот он у меня раскачен и настроен правильно, поэтому и живет дальше в таком алгоритме. А я могу и похулиганить — выпить, поесть чего-нибудь жирненького иногда. Зато на следующий день уже соберусь и схожу в зальчик. Все очень просто.
— Вы как-то говорили, что у вас зал даже дома есть.
— Да, потому что тренировки — это уже необходимость. Прежде всего, эмоциональная. Потому что, когда вы занимаетесь кардионагрузкой, у вас повышается уровень тестостерона и вообще настроение, усиливается кровообращение — сразу все становится повеселее и пободрее. Это очень хороший антикризисный и антивозрастной прием.
— А правильное питание вся ваша семья поддерживает?
— Да, конечно, мы все стараемся: и супруга, и я. И мама у меня на здоровом питании. С ребенком вот только сложнее, со всякими вкусными вредностями... Но старший Тимофей тоже очень ответственно относится к своему здоровью. Занимается спортом, качается, прекрасно понимает, что вредно, что нет. Все идет из семьи.
— А с психологическими нагрузками и стрессом как справляетесь?
— Очень просто: все, что я делаю, я делаю в удовольствие. Пылесошу, мою машину, пишу песни, траву кошу... С дураками просто не общаюсь, вот и все. А если приходится, то просто не погружаюсь глубоко. Не принимаю все близко к сердцу, не стараюсь понравиться каждому, не падаю в обморок от любой критики, пишу песни, которые нравятся мне. И даже если они не стали сегодня мегахитами, я все равно в момент, когда писал их, кайфанул.
«Не люблю одиночество»
— У вас в соцсетях много фото с собаками. Все ваши?
— Да, у меня хаски и два французских бульдога. Это все из детства... Я очень люблю животных, но у меня их не было в детстве, потому что у меня была астма. А теперь живу за городом и есть возможность завести собак... И вообще, я взрослый (смеется). Недавно купил сам себе собаку, увидел в соцсетях, поехал и купил. Его зовут Каспер, это французский бульдог, а его друг Изюм у нас появился раньше. Теперь у нас два хороших хулигана-француза.
— А почему выбор пал на французов?
— Случайно. Иришкиной (Ирина Клявер — жена Дениса — прим.) дочке молодой человек подарил французика — Изюма. А поскольку она девушка взрослая, постоянно в разъездах, то она отдала его нам. И я наконец-то понял, почему все, у кого есть французские бульдоги, начинают сходить от них с ума. Это уникальная порода. Они как люди. У них невероятная эмпатия. Я стою у двери, а они уже смотрят на меня в окно и хотят зацеловать. Хаски Лею мы взяли из приюта. Она живет в вольере, ведь хаски — это же, в общем-то, уличные собаки. Тоже хорошие и замечательные. Это была идея супруги. Она увидела и забрала. Я, понятно, был не против. У нас еще и кошечка есть, и кормушки для птиц по участку развешаны.
— А идеальный отдых — это что для вас?
— Это, кстати, не связано с местонахождением, скорее, с окружением и с моим состоянием на данный момент. Если это физическая усталость — это одно, если психологическое переутомление — другое. А вот одиночество точно не люблю. Одного дня одиночества мне хватает, потом я просто не могу.
