Мистическая роль
Ольга Шаблинская, «АиФ»: Евгений Владимирович, широкой публике вы всё же известны в первую очередь не как театральный педагог, а как актёр, сыгравший роль прорицателя, гипнотизёра, телепата Вольфа Мессинга. Как вы относитесь к этой работе?
Евгений Князев: Играть Вольфа Мессинга было очень интересно. Основная его профессия – артист оригинального жанра, как он сам себя называл. Но это был человек, который мог предвидеть, предчувствовать, помогать. Бог его знает, что это такое, – дар или проклятие. Про тех, кто обладает сверхъестественными способностями, силой, говорят: пока они помогают людям бескорыстно, они даром продолжают владеть. Но если они начинают делать что-то в корыстных целях, обогащаться, способности у них исчезают. Такое говорили и про Джуну: как только она стала зарабатывать на своём таланте, у неё появилось много бед в жизни…
- Вам не страшно было вживаться в такую мистическую роль? Тем более что на съёмках сериала погиб актёр, игравший молодого Мессинга.
– В мистику я не верю. Мистическое – это просто-напросто неизвестное, то, чего мы не знаем. А верю я в предназначение свыше, в то, что не нами определяется, кем мы будем. От тебя зависит только то, каким ты человеком будешь – в большей степени хорошим или в большей степени плохим.
Самое главное – стараться жить по нравственным законам. Тогда будет легче и тебе, и окружающим. Не напрасно говорят, когда учат актёрской профессии: актёром ты можешь быть всяким – и хорошим, и плохим, а вот главное, чтобы ты был человеком хорошим! Потому что профессия наша всё-таки предполагает, что ты несёшь что-то светлое, за чем зритель придёт на тебя смотреть либо в кинотеатр, либо в театр.
Нести добро
- Евгений Владимирович, меня так удивило, как вы перед нашим интервью по-хозяйски сказали рабочему: «Отпили фанеру»… Неужели ректор «Щуки», известный артист разбирается в ремонтных делах?
– Ну, во‑первых, я окончил Горный институт, факультет тяжёлого машиностроения. Во‑вторых, у меня есть собственный дом, а в семействе – одни женщины, поэтому мне нужно отвечать за всё.
В‑третьих, у меня закваска крестьянская. Мы с родителями жили в собственном доме в селе под Ясной Поляной. Когда я родился, прошло только 10 лет после окончания войны, жили люди трудно. Всё приходилось делать самим, доставалось и взрослым, и детям. Я обожал ковыряться вместе с отцом по хозяйству. И потом, во взрослой жизни, любил делать что-то руками.
- А что изменила известность в вашей жизни? Вот идёте вы, например, по Арбату, где находится родной Театр Вахтангова…
– Когда иду по Арбату, я здороваюсь со всеми. Меня здесь почти все знают. А когда нахожусь в других городах, то люди здороваются со мной, кто-то подходит: «Спасибо за ваши роли». Я никогда не говорю высокомерно: «Да отстаньте вы от меня!» Наоборот: «Пожалуйста вам большое, мне очень приятно».
- Как-то нестандартно вы размышляете, в то время как многие молодые актёры зазвездились, говорят, что устали от внимания на улицах…
– Я рос, работая в Театре Вахтангова. И настоящие звёзды нашего театра были до такой степени скромны, интеллигентны. Никогда, ни на каких гастролях я не слышал от этих людей, чтобы они были недовольны номером или ещё чем-то. Нужно пример с них брать, а не с тех небольших выскочек, которые портят образ нашей актёрской профессии. Наверное, они думают, что у нас Голливуд и что мы создаём такое искусство высочайшее, которое востребовано во всём мире. Но они же ошибаются. (Улыбается.)
Родители и дети
- Ваши дочери Анастасия и Александра – студентки ГИТИСа. Насколько я знаю, многие годы девочки бились за вашу любовь и безумно ревновали…
– Родители одинаково любят и того и другого ребёнка. Но дети разные бывают, одному требуется мягкое обращение, другому – чуть построже. Вообще же эта тема гораздо глубже. У нас в театре есть спектакль «И дольше века длится день», в котором мой персонаж говорит: «Куда бы мы ни шли, куда бы мы ни ехали, мы идём и едем за нашими детьми, а дети идут и едут от нас в противоположную сторону, каждый день всё дальше и дальше, и никогда нам с ними не встретиться. Что делать, если с детьми можно только прощаться?».
И у меня на всю жизнь остаётся чувство неловкости, что мы от них, от родителей, отрываемся. А потом, когда мы оторвёмся от них, то оказывается, что никого ближе и роднее их нет. Я с огромным чувством благодарности отношусь к своим родителям и надеюсь, что когда-нибудь получу это по отношению к себе – при жизни или позже.
