Певец, композитор, пианист, Народный артист РФ Дмитрий Маликов в интервью aif.ru рассказал об отношениях с Ветлицкой, предстоящем юбилее отца, бизнесе дочери Стефании, переживаниях за младшего сына Марка и 35-летии творческой деятельности, которое артист отметит большим концертом в Зеленом театре ВДНХ 24 июня.
Владимир Полупанов, aif.ru: Дима, что у тебя хорошего?
Дмитрий Маликов: Недавно получил премию RU.TV за вклад в развитие музыкального бизнеса. В прошлом году выпустил два инструментальных альбома, за последний год снял пару клипов на песни «Ночное такси» и «Мы еще встретимся». На днях вышла совсем свежая песня «Волшебная моя», клипа на нее нет (ограничился концертной съемкой из клуба «1930»). 24 июня в Зеленом театре ВДНХ у меня будет большой концерт к 35-летию творческой деятельности. В этой связи я активничаю — хожу на интервью, общаюсь. За время пандемии мы немного отвыкли от живого общения, привыкли в онлайн всё делать. В футбол и большой теннис играю. Сейчас никто больших планов не строит. Все живут сегодняшним днём.
— А напомни, как всё начиналось 35 лет назад?
— 24 июня 1988 года я впервые вышел на сцену на открытии Дворца Молодежи в Москве, а на следующий день выступил на «Звуковой дорожке». У меня тогда было всего три песни — «Ты моей никогда не будешь», «Лунный сон» и «Смятение». На концерте в Зеленом театре спою всё лучшее, что было создано за эти годы. Хочется, чтобы это был танцевальный формат с ностальгической составляющей. Песен за эти годы много написал. На рояле почти не буду играть.
— Почему?
— Формат такого концерта на летней площадке — более песенный. Это, скорее, дискотека. Кстати, в 1988-м после выступлений в Москве в конце июня я уехал в Евпаторию на гастроли, где мы выступали в течение двух недель в формате дискотеки в таком составе: Сергей Пенкин, Сергей Крылов, «Ласковый май», «Мираж» и я.
— «Ласковый май» с Шатуновым?
— Не помню, что это был за состав, но Шатунова не было. А «Мираж» был с Наташей Ветлицкой. Тогда я с ней и познакомился. Мне было 18 лет, Крым, романтИк.
— У вас с Натальей сразу всё закрутилось?
— Почти сразу.
— Поддерживаешь с ней отношения сегодня?
— Она выступала на моём юбилейном концерте в 2020-м. Тогда Наташа планировала возвращаться на сцену, дала по этому поводу противоречивое интервью Андрею Малахову. А за полгода до этого попросила разрешения на использование песни «Душа», которую я для нее написал. «Конечно, без проблем, — сказал я. — Но у меня есть просьба — будешь в Москве, выступи у меня на юбилее с этой песней». И она ее спела. Мне было тогда не до общения. И ей тоже. А потом, к сожалению, началась пандемия. И все её планы по возвращению на сцену нарушились. Она живет в Испании. Мы несколько раз переписывались. На этом всё общение и закончилось.
— Какой самый драматичный период был в твоей творческой биографии?
— Когда перестало получаться каждый год писать хиты. В 92-м я вдруг перестал собирать стадионы (и дворцы спорта).
— Вдруг?
— Да, вдруг. Я их три года подряд собирал совершенно спокойно. Мы могли в одном Челябинске продать за две недели восемь дворцов спорта подряд. С понедельника по четверг я занимался в консерватории. А в пятницу утром или четверг вечером улетал на гастроли. В пятницу — два концерта, и по три в субботу и воскресенье. А в понедельник возвращался на занятия. Мне было 19 лет, и всё это было несложно. Почти всю страну так объехал. Тогда было несколько таких гастролеров, среди которых, безусловно, рокеры, а из поп-артистов — Женя Белоусов, «Ласковый май», «Мираж», Владимир Пресняков и я. В 92-м году появилась группа «Кар-мэн», и вся наша романтическая поп-обойма отошла в тень. Помню, приезжаю в Даугавпилс, выхожу на сцену, а там зал на тысячу мест — те же восемь концертов подряд. Аншлаги. Но залы уже стали гораздо меньше.
— Переживал?
— Не сильно. В тот момент я познакомился с Леной (моей нынешней супругой). Александр Прошкин пригласил меня в кино сниматься («Увидеть Париж и умереть» — прим. ред.). Началась эра ночных клубов, казино, корпоративов. Я начал как будто с чистого листа. Новые песни снова стали появляться. Так продолжалось до 2005-го. А потом, возможно, менялись мода, что-то в настройках в головах людей. Пишешь-пишешь песни, но хитами они не становятся. Видимо, и сам я немного подустал от такой музыки и сбавил обороты. А в этом деле нужно быть постоянно в тонусе — менять команды, искать новое.
Поэтому с 2007-го года я стал больше заниматься инструментальной музыкой (проект «Пианомания» — прим. ред.). У меня была идея — сейчас понимаю, что утопическая — сделать хитом жанр инструментальной музыки. Мне много чего удалось на этом пути. Но все равно это более узкая аудитория. Условно говоря, один-два раза в год я с фортепианной музыкой соберу зал в Доме музыки. Но не более. А ещё я сделал детский музыкальный спектакль «Перевернуть игру», в котором сам выступаю. На портале Тикетлэнд спектакль имеет высокий рейтинг. Наверно, потому, что такого детского контента мало. Он несёт не только развлекательную, но еще и воспитательную функцию.
— У тебя был период, когда ты совсем отошел от поп-песен?
— Я пытался отойти, но не получилось.
— Потому что спрос на поп-музыку выше, чем на инструментальную?
— Будем говорить откровенно — с песнями легче добиться успеха. Аудитория больше. И с финансовой точки зрения это интереснее. Но всё это надо делать искренне, с душой и открытым сердцем. Если думать о чем-то меркантильном, всё сразу заканчивается. Хотя молодёжь думает о деньгах и даже не скрывает этого.
— Подозреваю, что нынешний фон не способствует творчеству. Или умеешь абстрагироваться?
— Абстрагироваться очень трудно. Каждый из нас находит успокоение кто в работе, кто в семье. Я считаю, в такое время больше нужно заниматься гуманитарными вопросами — помогать людям. Хотя это и отвлекает сильно.
— Кому и какую помощь ты оказываешь, если это не секрет, конечно?
— Нуждающимся. Очень много просьб с разных сторон. Многие поклонники попадают в сложные ситуации. По возможности, надо помогать. У меня есть благотворительный фонд — мы детям помогаем много лет.
— А выступить на передовой, перед ранеными бойцами в госпиталях не зовут?
— На передовую, мне кажется, никого не зовут из артистов. Но выступить в госпитале перед ранеными всегда готов.
— На тему того, что происходит, твои коллеги не очень любят говорить. Но читатели вправе знать, с кем вы, мастера поп-культуры?
— Со своей страной, со своим народом. С кем ещё можно быть вместе в это время? Есть базовые понятия — Родина, люди. У меня нет за рубежом никакой недвижимости. Я никогда ничего там не покупал.
— И даже не думал?!
— Нет. Одно дело поехать отдохнуть куда-то, другое дело жить там. Недвижимость за рубежом — лишнее обременение. И надобности никакой в этом нет. Я не собирался и не собираюсь никуда уезжать.
— Ты много лет подряд ездил отдыхать на итальянский курорт Форте-деи-Марми, где собирался весь цвет российского шоу-бизнеса. Сегодня не ездишь?
— Если сильно хочется, туда можно поехать и сейчас. Но желания нет. Меня какие-то ограничения и лишения не пугают. Мы с тобой, родившись в 70-м, застали советское время, которое не было богатым на развлечения и поездки за рубеж. Поэтому я готов к тому, что жизнь меняется, и может поменяться в какую угодно сторону. Но, надеюсь, что рано или поздно всё нормализуется.
— Как относишься к отмене русской классики на Западе?
— Очередной перегиб. Они это делали не от большого ума, просто в какой-то бессильной злобе и зависти. Как я понимаю, это в основном риторика политиков, которые там определяют идеологию сегодня. Потому что если ты любишь музыку Чайковского, ты ее никак не сможешь отменить.
— А как бороться с русофобией и отменой культуры?
— А как можно против этого бороться? Когда острая фаза конфликта закончиться, негативные эмоции улягутся.
— Что ты думаешь по поводу своих коллег, уехавших и поливающих грязью Россию из-за рубежа, признанных у нас «иноагентами»?
— Знаю, что иноагентам запрещено занимать государственные должности и получать деньги из бюджета. Но если ты хаешь свою страну, государство в праве тебе не помогать деньгами. Мне кажется, это естественно. Ну, а конкретные случаи надо разбирать конкретно. Тут я не являюсь экспертом.
— Народ активно обсуждает новости, связанные с Максимом Галкиным*, Аллой Пугачевой и другими уехавшими знаменитостями...
— В каком аспекте?
— Желают им гореть в аду в основном. Артисты, конечно, эмоциональный и уязвимый народ... Наговорят лишнего, а потом жалеют, когда публика перестает ходить на их концерты и «голосовать» рублем. От любви до ненависти...
— Все люди очень уязвимы. Но я, честно говоря, не ожидал, что ту же Аллу Борисовну (Пугачеву — прим. ред.) будут так ругать. Она — легенда, икона в каком-то смысле. И у нее нет ярой русофобской позиции. Она, по-моему, вообще ничего не заявляла.
— Одной фразы «были холопами, стали рабами» достаточно. Стремительное бегство в русофобскую Латвию, потом в Израиль — разве это поступок масштабной личности?
— Ты хочешь сказать, что надо было остаться со своим народом?
— Конечно, а уж народной артистке и подавно. Уехав, она растеряла весь свой авторитет в России, который десятилетиями зарабатывала.
— Да, времена очень непростые. Но у каждого свой путь.
— Если говорить глобально, что, по-твоему, сегодня происходит — борьба цивилизаций?
— Скорее, ресурсное противостояние, попытка установить другой миропорядок. Давление идет ведь не только на Россию, но и на Китай, на арабские страны. Если мы не сможем этому противостоять, то китайцы — следующие на очереди. Так устроена политика — кто-то должен доминировать. Отчасти идёт и борьба за ценности. Как можно реагировать, например, на то, что на Западе детям разрешают без разрешения родителей менять пол, на нетрадиционные отношения, которые пытаются сделать нормой и т.д.? Этому надо противостоять.
— Какие чувства у тебя вызывают твои западные коллеги, которые запрещают слушать свои песни на территории России?
— Если кто-то выступает против нашей страны, мне этого музыканта неприятно слушать, конечно. Но я не слышал, чтобы кто-то против России сильно выступал. Может, я просто этого не знаю.
— А Дэвид Гилмор («Пинк Флойд»), исключивший свои песни, написанные после 1987 года, из российских стриминговых платформ?
— Я не большой поклонник «Пинк Флойд». Но его фанаты, как слушали «The Dark Side of the Moon» (альбома 1973 года — прим. ред.), так и будут слушать. Эта музыка не имеет никакого отношения к нему (Гилмору — прим. ред.) сегодняшнему.
— У тебя был период, когда поклонники тебя откровенно «хейтили» (ненавидели — прим. ред.), посылали тебе проклятья?
— Общий уровень агрессии в интернете сильно вырос. Это не только за последний год, гораздо раньше всё началось. Я какое-то время был довольно активен в Твиттере, иронизировал. Пошутил раз, пошутил два. Смотрю, комментарии стали очень злыми. Понятно, что мы, артисты, все привыкли к «хейту», но когда тебя поливают грязью за безобидную шутку... это очень неприятно. И я перестал там писать.
— Одна твоя шутка про геев и евреев была на грани...
— Это не моя шутка, а Джона Леннона. Но я ее удалил.
— И с тех пор перестал шутить?
— В жизни нет. В Твиттере — да. В других соцсетях, где в основном мои поклонники, меньше агрессии. Аудитория Твиттера совсем другая. Это не поклонники Дмитрия Маликова, скорее, наоборот.
— Зачем тебе это нужно было?
— Было интересно и таким образом себя проявить. Это как будто твое альтер-эго (альтернативная личность человека — прим. ред.). Мне нравилось быть немного другим. Я принимал участие в спецвыпуске шоу «Маска», посвящённом 55-летию Валерии. Там я запудрил всем голову. Стал наезжать на жюри, дерзить — что в обычной жизни мне несвойственно. Тут можно было «перевернуть игру». И в Твиттере, и в «Маске» я был другим, не таким, каким меня привыкли видеть. Часто бывает — выложишь какую-нибудь новую песню в Сеть, реакция (количество просмотров, лайков, дизлайков) ничтожна, а на какую-нибудь ерунду, типа шутки «Лучший подарок на 23 февраля, сделанный своими губами», тут же тысячи лайков.
— 6 июля у твоего папы Юрия Маликова (основатель «Самоцветов» — прим. ред.) 80-летие. Будете широко праздновать?
— Папа больших празднеств не планирует. Уговариваю его поехать вместе со мной на «Славянский базар», где я буду председателем жюри взрослого конкурса. Там будут выступать и «Самоцветы», можно будет и пресс-конференцию дать. Но он пока думает. Когда мы с тобой доживем до 80, посмотрим, захочется ли нам вообще праздновать.
— Чем папа занят сегодня? Музыкой интересуется?
— Интересуется. Но в таком возрасте люди чаще думают о своем здоровье. Папа радуется общению с детьми и внуками и очень болеет за футбольный клуб «Динамо» (Москва). Футбол для него — это жизнь. Он и на матчи ходит, и большинство игроков нашей Премьер-лиги знает. Время от времени он помогает моей сестре Инне в ее деятельности (поет в группы «Новые Самоцветы» — прим. ред.). И группа «Самоцветы» по-прежнему работает. Они оказались самыми долгоиграющими из советских ВИА.
— Мама по-прежнему является твоим директором?
— Какие-то звонки она принимает, какие-то администратор. Родители у меня достаточно активные, старичками их не назовешь.
— У сестры Инны достаточно концертов?
— Она заняла свою нишу. Может, не такую пафосную и огромную. Но концерты есть, спрос на «Новые Самоцветы» стабильный. Недавно Инна записала новую песню («Пьяное диско» — прим. ред.). Хотя в основном группа базируются на старом материале.
— Хочу тебя спросить как «звезду 90-х»...?
— ...Но у меня и в нулевые годы было много хитов. Я надолго не исчезал. Когда зовут во всякие «дискотеки 90-х», стараюсь от таких выступлений дистанцироваться. Хочу быть актуальным, а не ретро-исполнителем.
— Тебя обижает, когда тебя причисляют к ретро-артистам?
— Деваться некуда, всё равно причисляют, я ретро-исполнитель. Недавно был хедлайнером на концерте «Ретро FM».
— Хотел тебя спросить, почему, по-твоему, на музыку 80-х и 90-х большой спрос? Она была мелодичной и романтичной, но в массе своей наивной и даже примитивной.
— Мы сегодня утром отвозили с Леной в детсад сына Марка (я каждый день это делаю). И по дороге я вдруг вспомнил песню 2007 года Сергея Низовцева и группы VIP — «Прощай, просто так вышло». Он светлая, добрая, мажорная. С удовольствием ее послушал в машине. В ней есть запоминающаяся мелодия, наивность и романтизм. Людям всегда хочется чего-нибудь попроще. А мне, например, до сих пор очень нравится Ник Кершоу, чей пик популярности приходится на 80-е годы.
— В этот список можно занести и Томаса Долби и Питера Гэбриэла...
— Эта музыка живет только в наших с тобой смартфонах. В эфире ее давно нет. У меня была идея пригласить на свой день рождения Ника Кершоу. Ему 65, но он до сих пор работает. Это было возможно сделать. К тому же он никогда не был в России. А потом я подумал, что моим гостям тяжеловато будет его слушать. Его мало кто знает. Питера Гэбриэла тоже с удовольствием слушаю. Недавно он дал прекрасное интервью, в котором заявил, что в старости масса недостатков, но есть и достоинство. «Я могу спокойно говорить людям „нет“», — сказал он.
— Какие преимущества в нашем с тобой возрасте?
— Умнее стали, наверно. Но когда я был моложе, страхов и тревог не было. За старшую дочь Стефанию я так сильно не переживал, как переживаю за Марка сегодня. Особенно когда он болеет, чувствуешь человеческую хрупкость, хрупкость мира. В 30 лет об этом не задумываешься.
— Часто вижу в разных городах рекламные билборды с твоим изображением, рекламу по ТВ. Участие в рекламе помогает или вредит тебе как артисту?
— Непосредственно на продвижение творчества она никак не влияет. Люди приходят (или не приходят) на концерт не потому, что часто видят тебе в рекламе по ТВ, а потому что любят твои песни. В 2017-м я сделал дуэт («Спроси у своей мамы», 36 млн просмотров — прим. ред.) с Хованским (блогер, полгода просидел в тюрьме в 2021-м году за оправдание терроризма — прим. ред.). И у меня была иллюзия, что так я привлеку новую аудиторию.
— Не получилось?
— Нет. Молодежь не пришла, но хотя бы узнала про меня. Я для них не просто дед, который нравился маме, а взрослый чувак, который может и приколоться. Костяк моей аудитории остается прежним. Но хочется хотя бы понемногу его омолаживать. И это дается с большим трудом, учитывая консервативность моих внешности и репертуара.
— У дочери Стефании — своя линия одежды. Насколько успешен ее бизнес?
— Это серьезный бизнес, всё развивается. В ее компании работает уже порядка 30 человек. Причем, я не вкладывал туда никаких денег. Она не просила меня о помощи, но я подстраховал ее чисто по-отечески — с ремонтом немного помог в магазине. А так — она всё сама.
— Как ты реагируешь на её бойфрендов?
— Недавно посмотрел разговор Воли и Галустяна. Паша спросил Мишу про его дочек. И Галустян сказал банальную вещь: «Главное, чтобы дети были счастливы». Согласен. Если дочери нравится тот или иной парень, как я могу быть против? Девушкам важно не упустить свой шанс. Потому что молодость скоротечна. А мужчины, к сожалению, становятся более придирчивыми. Не хочу ставить никакие рамки. Но мне кажется, женщине нужно выйти замуж до 30 лет, родить и т.д. Бизнес — дело хорошее. Но им тоже не надо сильно увлекаться. Потому что можно упустить личную жизнь.
— Какие советы ей даёшь?
— Она больше маму слушает. Но главные советы такие — быть добрее к людям и не спешить с выводами и поступками, не принимать скоропалительных решений.
— Дочь людей одевает, а ты развлекаешь. Что важнее?
— И то, и другое важно. Я часто оправдываю себя тем, что мы, артисты, приносим людям радость, отвлекаем от насущных проблем, сложностей. В такие времена это очень важная миссия.
* Включен Минюстом РФ в список физлиц-иноагентов.
