150 лет назад, 13 февраля 1873 года, в Казани родился мальчик, о котором впоследствии скажут: «Умереть он не может. Ибо он, этот чудо-артист, с истинно сказочным дарованием, незабываем. Для будущих поколений он будет легендой». Пока что «легенду» нарекли Фёдором. Фамилия — Шаляпин.
Композитор Сергей Рахманинов, а именно он нашёл для Шаляпина эти трогательные слова, оказался прав дважды.
Затмить короля
Рассказ о Шаляпине часто начинают с фразы «Он появился на свет в семье бедного крестьянина Вятской губернии...». Фраза эта насквозь легендарна. Даже сам отец нашего героя, тот самый «бедный крестьянин» Иван Яковлевич Шаляпин, это опровергал: «И всё-то Федька врёт. Никогда я крестьянством не занимался и земли не пахал. Волостным писарем был при вятской слободке. А потом в городской управе служил, тоже писарем. А теперь Федька говорит, что и он, дескать, крестьянин. Ну уж нет! Глянь-ко на этого крестьянина! Сызмала ничего не делал, только из дому убегал и пропадал!».
Да, ни отец Шаляпина, ни тем более он сам земли не пахал. Но крестьянином всё-таки оставался. И это его ранило до конца жизни: «Ведь я до сих пор по паспорту крестьянин. И все мои дети крестьяне. Теляковский недоумевал — у меня не было чина, а он хотел, чтобы я получил Владимира...» Действительно, директор Императорских театров Владимир Теляковский, хлопоча о награждении Фёдора Шаляпина орденом св. Владимира, столкнулся с неразрешимой проблемой — певец, формально будучи крестьянином, прав на отечественный орден не имел. А вот кайзер Вильгельм оказался щедрее, и в 1907 году пожаловал Шаляпину высшую награду Королевства Пруссия — орден Чёрного Орла, поставив его в один ряд с такими фигурами, как Александр Суворов, Михаил Кутузов и Пётр Багратион. И, по сути, уравнял певца с русским царём — император Николай II тоже был кавалером ордена Чёрного Орла.
Может показаться, что всё это мелочи. Ведь Шаляпин иной раз мог затмить даже коронованных особ. Театровед и критик Александр Кугель присутствовал при беседе Шаляпина и короля Великобритании Георга V, когда в 1913 году в Лондоне давали оперу «Борис Годунов»: «Чёрт возьми! Это было любопытное зрелище! Было похоже, что король разговаривает с метрдотелем. Причём королём-то был Шаляпин!».
Всё так, но не будем забывать об аксиоме, которой часто щеголяют психологи: «Если у тебя в детстве не было велосипеда, а теперь есть „Бентли“, то в детстве у тебя всё равно не было велосипеда». О том, каким тяжёлым и ужасным было детство Шаляпина, мы судим, как правило, по его автобиографии «Страницы из моей жизни». Иван Бунин, кстати, сомневался в правдивости этой книги: «Почему это все „самородки“ непременно были „нещадно драны“ в детстве, в отрочестве? Думаю, что несколько прикрашено вообще всё детство, всё отрочество Шаляпина в его воспоминаниях...» И, похоже, правильно сомневался — соавтором и литературным редактором Шаляпина был Максим Горький, непревзойдённый мастер в изображении «свинцовых мерзостей русской жизни».
Жаден до денег?
Вполне возможно, что прав всё-таки отец певца, вынужденный всю жизнь оправдываться: «Да не был он сапожником, не был никогда! Нужды и не видал. Где неё! Я же завсегда ему деньги давал. И тогда-то Федька жаден до денег был, да и сейчас такой же». Однако прав и сам Шаляпин — артисту просто необходима была другая биография, вызывающая сочувствие и поражающая воображение. Потому что это — важная составляющая успеха как такового.
И тут, разумеется, откровения отца Шаляпина о том, что «Федька был жаден до денег», сослужили очень плохую службу. В них вцепились и с удовольствием повторяли — по поводу и без. Дошло до того, что утверждали, будто бы Шаляпин никогда не пел с благотворительными целями, а кроме всего прочего ещё и приписали ему авторство циничного афоризма: «Бесплатно только птички поют», хотя всем доподлинно было известно, что автором был современник певца, трагик Мамонт Дальский. Что же до благотворительности, то подсчитано — общая сумма его пожертвований была эквивалентна примерно 430 кг золота. Подчеркнём — это только пожертвования. Сюда не входят, например, благотворительные концерты — а ведь они происходили регулярно. Один из первых состоялся вообще на заре его карьеры, когда Шаляпин, случалось, что и обедал-то раз в три дня. В 1890 году он служил в антрепризе Семёна Семёнова-Самарского «Русская комическая опера и оперетта» и участвовал в благотворительном спектакле в пользу детских приютов Уфы. Может, сбор был и невелик, но тут дорог почин. А вот что писали, в феврале 1917-го, когда Шаляпин был в силе и славе: «В Большом театре состоялся спектакль „Дон Карлос“, устроенный Ф. И. Шаляпиным в пользу пяти различных благотворительных учреждений. Общий сбор составил 59 тыс. рублей, за вычетом стоимости аренды театра и военного налога — 40 тыс. рублей». Но и это не всё. Полагая, что деньги не сразу обращаются в конкретную вещественную помощь, Шаляпин после начала Первой мировой войны открыл два госпиталя, полностью обеспечивая их всем необходимым и выплачивая жалованье персоналу.
Да, певец действительно умел вести свои коммерческие дела. И действительно задирал гонорарную планку. Но он не требовал чего-то сверхъестественного. Он требовал справедливости, утверждая, что его пение — это тяжёлый труд на износ, а такой труд заслуживает честной оплаты. Грубо говоря, он впервые посмел открыто заявить, что артист — тоже человек труда.
«Жрать знания»
Каким был его труд, можно показать на примере той самой благотворительной оперы «Дон Карлос». Шаляпин пел короля Филиппа, а его коллега, бас Василий Петров — Великого инквизитора. За кулисами состоялся спор — Петров утверждал, что перепоёт Шаляпина. И действительно — он завершил свою фразу раскатом, который перекрыл оркестр и заполнил весь театр до галёрки. Казалось, что карта Шаляпина бита — голос Петрова был объективно мощнее. Но он выдержал паузу и в абсолютной тишине ответил зловещим шёпотом, который тоже услышали все, включая галёрку. И это был триумф — театр встал и аплодировал несколько минут. «Вот так-то, Вася, — резюмировал Шаляпин. — А ты всё орёшь...»
В самом деле — долгое время считалось, что профессионализм оперного певца состоит в том, чтобы верно и громко взять ноту, а потом тянуть её как можно дольше. Шаляпин был с этим категорически не согласен: «Нынешняя школа пения учит, как надо тянуть звук, как его расширять, и только. Да, это необходимо. Но мало научить человека петь. Надо учить людей понимать смысл произносимых ими слов. Надо, чтобы певцы знали и понимали текст!»
Сам он шёл к этому долго и упорно. Вот как об одном таком эпизоде вспоминал Константин Станиславский: «Мы с Мамонтовым наблюдали молодого Шаляпина, находившегося в кругу больших мастеров; там были Репин, Серов и другие. Он слушал их с жадностью, стараясь не проронить ни единого слова. Мамонтов толкнул меня и сказал: „Смотри, Костя, как он жрёт знания!“». Именно эта жадность, а не «жадность до денег» сделала Шаляпина мировой величиной и легендой. Знать и понимать — вот в чём он видел задачу настоящего певца, а не болванчика, издающего звуки. Работая над «Борисом Годуновым», Шаляпин наизусть выучил трагедию Пушкина, несколько раз перечитал Карамзина, но ему было мало. И, хоть он и робел отчаянно, всё-таки попросил познакомить его с историком Василием Ключевским, провёл несколько дней на его даче и всё-таки добился своего. Именно «Годунов» сделал русскую оперу как минимум равной итальянской, о чём писала французская пресса: «Русские брали Париж дважды. Один раз — в марте 1814 года, и второй раз в мае 1908 года, когда Шаляпин пел Годунова».
А что же сам Шаляпин? Как он отреагировал на такое признание? Надо сказать — с достоинством. Вот отрывок его письма, написанного в 1908 году: «Чем больше таскают меня черти по свету, тем больше я вижу духовную несостоятельность и убожество иностранцев. Искусство для них — только забава... Ну их к чёрту и с их деньгами, и с их аплодисментами!».
