В фильме Андрея Смирнова «Француз» в конце 50-х в СССР приезжают на стажировку несколько французских студентов. Один из них, Пьер Дюран (Антон Риваль), одновременно пытается найти следы своего родственника, белого офицера Татищева (Александр Балуев), который был арестован в 30-е годы. Во время поисков он знакомится с балериной Кирой (Евгения Образцова) и влюбляется в неё; но в Киру влюблен и студент ВГИКа Валера (Евгений Ткачук), который хорошо знает московскую подпольную жизнь и может достать модный журнал «Грамотей» со стихами полузапрещенных поэтов. Режиссер и актер Андрей Смирнов рассказал АиФ о том, как возник замысел «Француза», об исторических аналогиях и правозащитном движении в СССР, а также о том, кто должен играть в кино французов.
Игорь Карев, «АиФ»: Как появилась задумка этой картины?
Андрей Смирнов: Сначала была придумана история Татищева, и из неё уже появилось всё остальное. Потом стало понятно, что нужен непредвзятый взгляд со стороны, и для такого взгляда француз подошел лучше всего. Я знаком с замечательным русистом Жоржем Нива, он в молодости приезжал на стажировку в Москву, а теперь стал прототипом одного из «наших» французов. Так что за всем придуманным в фильме стоят реальные фигуры. Конечно, все персонажи фильма придуманные, но за каждым из них стоит Солженицын, Шаламов, Домбровский – вся литература, читаная и перечитанная не раз, куча мемуаров людей, прошедших ГУЛАГ, их много опубликовано в последнее время. Покойный Арсений Рогинский, президент «Мемориала», был настолько любезен, что прочитал сценарий и проверил все факты, связанные с названиями лагерей и датами, когда сажали, когда выпускали; мы упомянули его в титрах, потому что его помощь была неоценимой.
– Вы посвятили фильм правозащитнику Александру Гинзбургу...
– В то время они не называли себя правозащитниками. Гинзбург совсем молодым издал четыре номера независимого журнала «Синтаксис». Хотя журнал это громкое название, просто машинописные, скрепленные листки с поэзией. Два номера были с произведениями московских поэтов, а в третьем была поэзия ленинградцев – и за эти страницы он получил свой первый срок. Эту историю мы буквально воспроизводим в фильме, с изменением деталей, но узнаваемо. Потом Гинзбург вышел, в 60-е издал «Белую книгу» о деле писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля, один экземпляр которого он сам принес в КГБ. А еще одна «Белая книга» попала за границу и была там издана – за это он получил второй срок. Такие люди, разумеется, вызывают глубокое уважение.
– Но в самом фильме он не появляется, только упоминается…
– Да, в кадре он не появляется, но о нем речь идет, и я в с самого начала работы над картиной знал, что мы ее посвятим памяти Гинзбурга.
– На ваш взгляд, в конце 50-х действительно было такое страшное время, как показано во «Французе»? Кажется, именно тогда в КГБ пришел «комсомолец» Александр Шелепин, началось смягчение, да и роль госбезопасности снизилась.
– Мне кажется, у нас в фильме действительность приглажена, а на самом деле все было еще страшнее. И я сомневаюсь, что было какое-то смягчение.
– Финал картины остался открытым. Могут ли герои быть счастливыми?
– Думаю, у них все будет по-разному. Кто-то будет счастлив, кто-то несчастлив. Я об этом не задумывался. Но меня благополучные сюжеты никогда не интересовали, мне интересны драматические и трагические финалы. И такая концовка, как во «Французе», для меня естественна. Кроме того, финал картины все же оптимистический – пленка с журналом доехала до Парижа, он опубликован, и героиня показывает знак победы.
– Главный герой фильма очень точно попал в образ. Вы специально искали французского актера?
– Французов должны играть французы. Четверть фильма идет на французском языке, а русский вряд ли сможет сыграть француза, как и француз не сможет сыграть русского. Поэтому я и искал на эту роль француза, и мне повезло, нашел его прямо в России. Антон Риваль окончил Школу-студию МХАТ, у него мать – русская, а отец – француз, как и у его героя в фильме. Мне показалось, что это хорошее совпадение.
– Герой Риваля ищет свои корни. А как вы относитесь к составлению родословных?
Сейчас масса людей занимается родословными, создают гербы для сегодняшних семей. Но, мне кажется, говорить о возрождении дворянства, по меньшей мере, смешно. А я не полез в архивы, когда появилась такая возможность. Я побоялся. У меня сидел дед, сидели другие родственники. Я знаю, в каких условиях они сидели, как их допрашивали. Но подробностей я знать не хочу. Вышел и выжил – с меня этого знания достаточно. А что касается родословной... как и большинство россиян, я знаю родителей, поколение бабушек и дедушек – и на этом мое знание заканчивается. Семьдесят четыре года советской власти так или иначе задели каждого из нас.
– Премьера «Француза» состоялась на закрытии «Кинотавра». Не было мысли участвовать с ним в конкурсе?
Наш фильм немножко отличается от современного кинопотока – наверное, в силу моего древнего возраста, прежде всего. Поэтому участвовать в конкурсе я не считал возможным, и когда нам предложили закрывать «Кинотавр» – на открытии уже была «Одесса» Валерия Тодоровского, – мы с удовольствием согласились.
– А как вы воспринимаете этот фестиваль?
– Александр Роднянский (президент фестиваля – ред.) сказал, что «Кинотавр» является мотором нашего национального кинематографа. И это чистой воды правда. Я присутствовал при рождении этого фестиваля, участвовал в нем как член жюри и вижу, что это действительно так. Я рад видеть, сколько здесь молодежи, сколько людей смотрит ночью кино на площади, какой интерес у них. Это же важно для молодых актеров, для режиссеров, фестиваль создает здоровую атмосферу соперничества, взаимного уважения и живой центр коммуникации внутри кинематографической среды, который пери этом имеет тесный контакт с публикой. И дай бог здоровья «Кинотавру».
